Пилоту явно наскучила спокойная монотонность полета. Упитанные блондинки-стюардессы уже накормили и напоили пассажиров SASовского лайнера, следовавшего из Киева в Копенгаген, и капитан Сванте Лидберг (почти герой-летчик Линденберг, — подумал я) с шутками и прибаутками на приличном английском рассказывал о том, что мы пролетаем над польско-немецкой границей, что в лоб нам дует ветер 200 км/час, что впереди встреча с прекрасной Данией.
Все проблемы и заботы оставались на родине. У меня впереди была встреча с тихой и спокойной Швецией.
Выстрелы в Стокгольме
Это преступление потрясло шведов. Еще не успевшие отойти от предыдущего шока — отказа соседов-норвежцев на референдуме присоединиться следом за ними к Евросоюзу, 8,5 миллиона шведов узнали 4 декабря минувшего года, что 23-летний иммигрант-чилиец во втором поколении Гильермо Хара и 25-летний швед Томми Зетрауес, повздорив с завсегдатаями одного из стокгольмских кафе, быстренько сбегали за автоматом и, вернувшись, расстреляли находившихся внутри. Результат: четверо убитых и 21 человек ранен.
По своей дерзости и резонансу для благополучной и безопасной Швеции, где запрещена продажа не только огнестрельного, но и газового, и пневматического оружия, это преступление было сравнимо разве что с убийством в 1986 году на одной из стокгольмских улиц премьер-министра страны Улофа Пальме.
Таблоиды (вечерние бульварные газеты) вышли на следующий день с портретами обвиняемых в убийстве — им удавалось скрываться 5 дней. Чтобы предупредить граждан о возможной опасности, публикацию этих фотографий позволили себе даже такие солидные утренние газеты, как «Свенска Дагбладет» и «Дагенс Нюхетер», что само по себе было делом неслыханным: в Швеции с очень большой опаской относятся к публикации снимков с насилием, смертью — первые полосы большинства газет, как правило, пестрят разноцветными фото детей, собак, коров и политических лидеров. Фотографии трупов, да и то крайне редко и в смягченной подаче, можно увидеть разве что в материалах из Чечни, Боснии или Руанды, и нарушение этого правила может грозить редактору, который всегда здесь является козлом отпущения за все грехи газеты или журнала, очень серьезными финансовыми неприятностями. Здесь стараются не драматизировать жизнь искусственно, и она действительно, как правило, полна благополучия.
Но это был редкий случай исключения. Девятого декабря таблоиды с удовольствием напечатали на первых полосах огромные цветные фото избитых физиономий двух злодеев (во время ареста им здорово досталось от не на шутку разозленных полицейских). По шведским законам им угрожает максимальное наказание — по 10 лет тюрьмы. Но, скорее всего, в случае примерного поведения, они выйдут раньше. Шведы сетуют по поводу такой «безнаказанности», однако пока не собираются эту систему менять. Как тут не вспомнить ушедшего от наказания обвиняемого в убийстве Улофа Пальме: для доказательства его вины не хватило объективных фактов, хотя все в зале суда были убеждены, что это его рук дело.
Может показаться парадоксальным, но такая, на первый взгляд, весьма мягкая система наказания и защищает шведов от преступности лучше, чем сверхсуровые расстрельные статьи. Суть в том, что эта толерантная система правосудия является частью того, что в былые годы у нас называли образом жизни (помните — советский образ жизни, американский образ жизни?). И за этим мягким шведским образом жизни стоит куда более жесткая внутренняя дисциплина, чем это присуще большинству из нас, постсоветских людей. Собственно, этим не видимым миру внутренним самоограничением шведы и платят за спокойствие и комфорт своей жизни.
У родника удовольствий
Попрошайка (язык не поворачивается назвать его бомжем — в Швеции вообще нет бездомных) выглядел совсем по-нашему. Мне даже почудилось, что от него и пахнет также, как от наших «труболетов». Моментально распознав во мне иностранца, он по-английски попросил спонсировать ему покупку спиртного, честно признав, что уже поиздержал свое социальное пособие, и добавив, что если нет крон, он согласен принять в долларах. Сам факт его появления был уникален. Ни до ни после этого случая я ни на вокзалах и ни возле СИСТЕМ-БОЛАГЕТ — так здесь называется общешведская государственная сеть магазинов, монопольно торгующих спиртным, — попрошаек не видел. Я предложил ему в виде сувенира десять тысяч купонов. Очевидно, соблазнившись большим количеством нулей или решив, что в хозяйстве все пригодится, он снисходительно принял зелененькую бумажку.
СИСТЕМ-БОЛАГЕТ
Я вошел в СИСТЕМ-ГУЛАГ, как его здесь окрестили наши соотечественники. (Возможно потому, что избавиться от желания что-то купить при виде здешнего разнообразия действительно непросто.) Люди ожидали в очереди. Кто крайний? — здесь не спрашивают. Я подошел к автомату, определяющему место в очереди, и нажал кнопку. Оттуда вылез талончик с номером 612. На табло горело 565 — номер клиента, который мог подойти для обслуживания сейчас. До закрытия магазина оставалось 10 минут. Просить пропустить без очереди здесь бесполезно. Продавцы вас не обслужат и сердито шикнут, потребовав отойти в сторону, не говоря уж о тех, кто напряженно ждет, имея шанс успеть. Ждут молча.
Здесь же можно и сдать в автомат пустые бутылки, тотчас же получив компенсацию в буквальном смысле слова звонкой монетой. Здешние старики, несмотря на вполне обеспеченную старость, не пренебрегают этим источником пополнения доходов, собирая и сдавая бутылки из-под французских, испанских, итальянских вин. В Швеции нет традиции виноделия и единственным исконно шведским алкогольным напитком является снапс. Зато марок привозных вин не счесть.
Шведы любят порассуждать о плюсах и минусах своего вхождения в Европейский союз. К неоспоримым плюсам здесь относят то, что теперь гражданам можно ввозить беспошлинно из-за границы не 5, а 10 литров спиртного. Здесь, в Швеции, как и во многих европейских странах, торговля спиртным является исключительно монополией государства. Пагубная склонность поставлена на службу госбюджету.
Основной «заряд» здесь принимают, как правило, дома купленным заранее в БОЛАГЕТЕ спиртным, а в бары и пабы, где существуют стопроцентные и более наценки, ходят уже «доводить себя до кондиции».
Буйный нрав
Гены неугомонных викингов не увяли в цивилизованных, придавленных более чем двумя столетиями парламентской демократии, шведах. Вспоминается полет на самолете, в котором возвращалась с заработков в Майами бригада шведов-строителей. Двадцатиместный самолет попал в грозовую тучу, его трясло и бросало из стороны в сторону, он то и дело проваливался в воздушные ямы, а пьяные пассажиры реагировали на каждый прыжок в бездну, от которого все внутри замирало, взрывами хохота, перемежая свое веселье с приемами новых доз алкоголя и пением народных песен. Легко было представить, что все происходит на борту боевого корабля и вскоре эта бородатая братия бросится с мечами и копьями в рукопашный бой. Самой невозмутимой на борту оставалась молоденькая крепышка — блондинка-стюардесса, терпеливо таскавшая по салону, невзирая на все воздушные ухабы, тележку с провиантом и напитками. Когда тележка валилась на кого-нибудь из пассажиров, ее с веселым хохотом восстанавливали в прежнее положение, не преминув перекинуться колким словцом со стюардессой, мол, не могла бы она разок упасть им на руки вместо тележки...
* * *
Рукам, впрочем, никто из бородатых викингов волю не давал: хоть феминизм в Швеции и не достиг американского накала, к женщинам здесь относятся с большим уважением, чем в Америке.
Сексуальная вседозволенность шведок — миф чистой воды. Сами они жалуются: выражение «шведская семья» происходит от одного из скорее психологических, чем эротических фильмов 60-х годов. Но после проката в весьма пуританской в ту пору Америке это породило слухи о неограниченной свободе нравов в Швеции. Так что легенды о гедонизме шведок — действительно лишь легенды. А «шведские спички» и «шведская стенка» — вещи куда более реальные, чем «шведская семья».
* * *
Могучий древний темперамент шведов находит выход и без помощи алкоголя. Быть может одно из наиболее ярких подтверждений тому — незаурядные успехи шведов в спорте — хоккее, футболе (призеры прошлогоднего чемпионата мира), лыжных гонках, бэнди, пинг-понге, теннисе, плавании, легкой атлетике, гандболе, боксе и Бог весть еще скольких видах. Стоит взглянуть и на то, как танцуют на здешних дискотеках — иные танцоры и их партнерши вполне могли бы дать фору Мадонне и ее команде. Как тут, кстати, не вспомнить и целую волну темпераментных англоязычных шведских рок-групп, уже ставших неотъемлемым элементом мировой поп-культуры: ABBA, Roxette, Europe, Army of Lovers, Ace of Base и других.
Полиция
Два шведских полицейских вышли на дежурство в Оробре. Ехал старенький фольксваген. Остановили, потребовали: плати штраф. Водитель говорит: За что? — За то, чтобы много не разговаривал. — Сейчас, — говорит и зовет из машины «амбала» метра под два ростом. Тот полицейским врезал как следует, и они улетели в кювет. Приходят в себя, один другого спрашивает: Ларс, ты номер запомнил? — Ага, 50-50. — А буквы? — А разве на сапогах буквы бывают?
Попытки перевести наш старый анекдот на шведскую действительность ни к чему не привели. Шеф полиции Оробре вежливо улыбался, но так и не мог понять, в чем смысл рассказанной истории. «Знаете, у нас совсем нет анекдотов о полиции, — признался он. — У нас о полиции не говорят ни хорошо, ни плохо, хотя пресса пишет много: встречи с журналистами в городском управлении полиции проводятся ежедневно».
Попытки опровергнуть это заявление оказались безуспешными, никто из шведов, кого просили рассказать хоть один анекдот о полиции, не то что не мог ничего вспомнить, но не сразу понимал, о чем идет речь.
Два шведских полицейских в прошлом году вышли на дежурство в Гетеборге. Задержанная ими проститутка предложила откупиться «натурой». В процессе «оплаты» дама подняла шум, сбежались свидетели, полицейских выгнали со службы и привлекли к уголовной ответственности. Это был, пожалуй, единственный и, к тому же, анекдотический случай коррупции в полиции, который шведские коллеги-журналисты смогли припомнить.
Чего в Швеции совершенно нет, так это организованной преступности. Нейтральная на протяжении столетий, сделавшая, подобно Швейцарии, безопасность одним из источников своих доходов, Швеция полна тайных информаторов, упреждающих развитие болезненных социальных процессов. Впрочем, многое здесь, в отличие от нас, является не тайным, а явным. Любой гражданин Швеции, а равно и иностранцы, имеют доступ к компьютерной сети, из которой можно легко получить данные о любом шведе, его семейном положении, адресе, уровне доходов, образовании. Чтобы не попасть в эту систему, необходимо разрешение суда, что бывает крайне редко. Где уж тут организованной преступности разрастаться.
Нельзя сказать, что полицию в Швеции любят. Ее здесь уважают. Что не мешает ужимать излишки бюджета. Шеф полиции 120-тысячного Оробре (средний по размерам населения город) жаловался, что в 1994 г. ассигнования на полицию сократились на 25 миллионов шведских крон (около 3,3 миллиона долларов), или на 10%. Около 500 полицейских, находящихся в его подчинении, имеют в своем распоряжении 58 патрульных и прочих служебных автомобилей как шведских, так и немецких марок, 11 мотоциклов BMW.
Конкурсы в полицейскую школу, где обучение длится 3 года, достигают 10 — 12 человек на место. В последнее время в полицию все охотнее принимают иммигрантов, в том числе и цветных, справедливо полагая, что полиция должна быть отражением общества.
Доходы
Высокий статус полицейского здесь вряд ли можно объяснить высокой зарплатой. Она практически такая же, как у типографских рабочих, журналистов, учителей, водителей такси и автобусов, сотрудников городской администрации — порядка 1500 — 2000 долларов в месяц. Универсальная система налогов практически уравнивает граждан Швеции в доходах (это при том, что до 90% промышленности находится в частной собственности). Такой налоговый пресс заставляет покидать страну наиболее обеспеченных граждан, как сделали, например, в прошлом году владельцы всемирно известной фирмы Тетрапак, эмигрировав в Великобританию. В Швеции, по сути, нет привилегированных каст, кроме одной — профессионалов высокого класса, да и тем все время приходится доказывать свое превосходство. В результате, разница в уровне жизни между 10% наиболее богатых граждан страны и 10% наиболее бедных не превышает 4 крат. Для сравнения, в США — эта цифра на уровне 9 — 10, а в России достигает 20. Здесь, в социальных контрастах, кстати, лежит одна из наиболее острых причин роста преступности.
В то же время, шведам гарантировано высокое качество страховой медицины, среднего и высшего образования, большой коммунальный фонд квартир позволяет на 100% обеспечить потребность граждан в жилье, и средства на это, понятно, берутся не из воздуха. Жилье здесь никому не предоставляют бесплатно. В среднем, ежемесячная плата за трехкомнатную квартиру составляет около 600 — 700 долларов. Безработные получают специальное пособие, позволяющее им оплатить эти расходы.
Мэр
— Извините, пожалуйста, мэр скоро закончит тренировку и выйдет к вам, — секретарша не испытывала никакой неловкости, сообщая нам это. Оказалось, что мэр Оробре Бент Хальстрем, избранный в сентябре минувшего года от социал-демократической партии, ныне правящей в стране, работает мэром лишь «на полставки» и предается своему хобби — марафонскому бегу — именно в свободную половину дня. За плечами мэра выступления в Лондонском и Нью-Йоркском марафонах. Владелец небольшой строительной компании, он — материально обеспеченный человек и основную задачу своего пребывания на посту мэра видит в решении социальных проблем жителей своего города. Мы разговорились, и мэр пригласил группу журналистов к себе домой. В этом уютном трехкомнатном жилище особо чувствовалось, что мэр — пожилой одинокий человек: за два месяца до выборов он потерял жену. Мы много говорили о шведках, выходящих замуж за американцев и возвращающихся назад, в Швецию, о спорте, о шведском бизнесе, о советском и шведском социализме. Здесь это слово обретало совершенно иной смысл, совершенно отличный от дешевых стереотипов нашего прошлого и настоящего. К нему возвращался тот романтизм и благородство, которое это слово несло до советского эксперимента, до диктатуры пролетариата, ГУЛАГа, когда оно было опошлено номенклатурой. Бент Хальстрем — убежденный приверженец такого социализма, и мне было трудно объяснить, почему это слово может вызывать у людей острую неприязнь.
Таксист
После копенгагенского аэропорта бориспольский аэропорт с его сервисом напоминал сарай. «Мужчина, за тачку платить надо», — два лоботряса, разрывая билетики, «отпускали» старые металлические тележки пассажирам, которым еще необходимо было довезти свой багаж до таможенного контроля. За долларовым билетиком нужно было сбегать по коридору к билетерше. (В Копенгагене легкие пластиковые тележки предоставляются бесплатно, а вооруженные радиотелефонами молодые ребята постоянно где-то работают, получая указания от руководства по этим самым радиотелефонам.) После таможни встречала разношерстная таксистская братия: «Ну что, братишка, будем ехать?»
Здравствуй, Родина...
Знакомый водитель подбросил в Киев. «Ты говоришь, 200 лет парламентской демократии и никакой диктатуры пролетариата?» — напоследок переспросил он. — Так я думаю, ихние буржуи нам должны специальный налог платить, за то что они теперь всегда могут своим работягам на нас показать и наглядно доказать, какой дорогой надо идти».