С замечательным писателем В.Короленко каждый из нас, как правило, впервые встречается в детстве. И эта встреча очень своевременна. Чистая душа ребенка, соприкасаясь с его простыми и честными повестями, живо откликается на горе и беды их героев. Но потом, в зрелом возрасте, в сутолоке борьбы за выживание произведения Короленко выпадают из поля нашего зрения. А жаль!
Я не стану пересказывать необычную и яркую жизнь этого «редкого по красоте и стойкости духа человека», как сказал о нем Горький. Она знакома всем по школьным учебникам. Хочу остановиться на том жизненном этапе, о котором упорно молчали все учебники и предисловия — о последних годах его жизни.
В 1902 году Короленко переехал на постоянное место жительства в тихую Полтаву, где и прожил до самой смерти в 1921 году. С его приездом Полтава обрела не только талантливого писателя, но и народного трибуна, неутомимого борца за справедливость, страстного правозащитника. Передняя, кухня и кабинет его квартиры были всегда заполнены крестьянскими ходоками, искавшими у него защиты. Короленко, никогда не состоящий ни в какой партии или группировке, активно защищал тех, кто был невиновен. «Дело в том, что отголоски некоторой моей литературной известности проникли в местную крестьянскую среду, — объяснял свою популярность среди крестьян писатель. — Меня почему-то считали теперь адвокатом, и ко мне стали приходить кучки крестьян, прося защиты». Владимир Галактионович, проведя долгие годы в тюрьмах и ссылках за неукротимое стремление к справедливости, остался верен себе и, как всегда, мчался по первому зову на помощь пострадавшим. В Полтаве он продолжал борьбу с голодом, колесил по селам, организовывая бесплатные столовые, разоблачал погромщиков и карателей, несправедливый царский суд, писал горячие публицистические статьи и книги: «В голодный год», «Сорочинская трагедия», «Дело Бейлиса». О статье «Бытовое явление» Л. Толстой писал: «Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы не произведут одной тысячной того благотворного действия, какое должна произвести эта статья». К сожалению, многие его художественные произведения он так и не смог завершить, т.к. большое количество времени уделял страждущим. Иначе он просто не умел жить.
Но вот свершилась Октябрьская революция. Казалось бы, пришло время успокоиться народному радетелю, ведь идеалы добра и справедливости, борьбе за которые он отдал жизнь, победили. Казалось бы.
Находясь в самой гуще народа, часто беседуя с крестьянами о пережитом, Владимир Галактионович всюду встречал разочарование. Люди были утомленными, жалкими, запуганными. По ночам в «тихой» Полтаве то и дело раздавались выстрелы на окраинах — это были массовые расстрелы без суда и следствия. При царском режиме Короленко привык отстаивать правое дело в суде и снискал славу бесстрашного адвоката, блестяще выиграв несколько процессов. Теперь же, когда люди обращались к нему с просьбой помочь спасти незаконно арестованных, он не мог им помочь, поскольку судебных процессов не было, а арестованных обычно сразу же тайно, за его спиной, расстреливали в административном порядке, без суда и следствия.
Внимательно приглядываясь к действиям новой, советской, власти, писатель пришел к выводу: «Большевизм упразднил самое понятие общей свободы и правосудия. Он прямо объявил диктатуру одного класса, вернее, даже не класса, а беднейшей его части с ее вожделениями, в качестве программы... Большевизм — это последняя страница революции, отрешившейся от государственности, признающей верховенство классового интереса над высшими началами справедливости, человечности и права. С большевизмом наша революция сходит на мрачные бездорожья, с которых нет выхода».
Похоже, что В.Ленин был серьезно обеспокоен позицией известного писателя-трибуна по отношению к большевикам. Понимая, какую роль мог бы сыграть его публицистический талант и авторитет среди народа в укреплении новой власти, Ленин, по воспоминаниям В.Бонч-Бруевича, предложил: «Надо просить А.Луначарского вступить с ним в переписку: ему удобней всего, как комиссару народного просвещения, и к тому же писателю».
7 июля 1920 года нарком Луначарский, «к тому же писатель», прибыл в Полтаву. Короленко с нетерпением ждал этой встречи, «чтобы обменяться мнениями с товарищем писателем о болящих вопросах современности». Однако их встрече помешало одно неожиданное обстоятельство, которое ярко высветило, кто есть кто. Дело в том, что в это время пять местных жителей-мукомолов были обвинены в спекуляции и приговорены к расстрелу. Узнав, что в их действиях состава преступления не было, Владимир Галактионович со свойственным ему пылом ринулся спасать людей. На митинг в честь приезда наркома он привез официальное заключение об их невиновности от начальства и ходатайство мельничных рабочих. На следующий день ему передали от уже умчавшегося Луначарского записку, где тот сожалел, что не смог помочь, поскольку мукомолы были расстреляны еще до его приезда.
Короленко тут же написал наркому письмо, где с горечью говорит, что при царизме ему удавалось спасать даже «обреченные жертвы военных судов. Но казни без суда, казни в административном порядке! Это было величайшей редкостью даже тогда... Мне горько думать, что и вы, Анатолий Васильевич, вместо призыва к отрезвлению, напоминания о справедливости, бережного отношения к человеческой жизни, которая стала так дешева, — в своей речи высказали как будто солидарность с этими административными расстрелами». «Чтобы не запоздать... я заранее заявляю свой протест. Насколько мой слабый голос будет в силах, я до последнего издыхания не перестану протестовать против бессудных расстрелов и против детоубийства», — заявил народный защитник члену правительства. Так началась их переписка.
Напрасно ожидал Владимир Галактионович ответа на свое письмо. Его так и не последовало. Сам же Луначарский об этом неприятном эпизоде с расстрелом позднее писал: «У Короленко было нежнейшее сердце, и я не забуду, как сморщилось его милое старческое лицо и как по нему текли слезы, когда вдруг он стал просить меня о каком-то заведомом спекулянте мукомоле, к тому же еще расстрелянном накануне... Мы для него палачи, а он для нас болтун». Комментарии излишни!
Всего Короленко написал Луначарскому шесть писем. И все они остались без ответа. В этих письмах он поднимал волновавшие его жгучие вопросы современной общественной жизни. Красной нитью через все письма проходит мысль о том, что, по выражению английского историка Карлейля, правительства чаще всего погибают от лжи. И писатель задает тревожный вопрос: а все ли правда в новом строе? По его глубокому убеждению, такая ложь есть и носит широкий «классовый» характер.
Во-первых, ложь заключалась в том, что буржуазия, организовывавшая капиталистическое производство, подавалась народу как класс тунеядцев и грабителей, лишь стригущих купоны. Раздувалась ненависть к капитализму, на который народ натравляли, как на боевой отряд, на вражескую крепость. «Вы только забыли, — напоминает писатель, — что эта крепость — народное достояние, добытое благодетельным процессом, что в этом аппарате, созданном русским капитализмом, есть многое, подлежащее усовершенствованию, дальнейшему развитию, а не уничтожению. Вы внушили народу, что все это — только плод грабежа, подлежащий разграблению, в свою очередь... И вы считали своими успехами всякое разрушение, наносимое капиталистическому строю, забывая, что истинная победа социальной революции, если бы ей суждено было свершиться, состояла бы не в разрушении капиталистического производственного аппарата, а в обладании им и в его работе на новых началах».
С возмущением и горечью пишет Короленко Луначарскому о голоде, свирепствовавшем в Советской России. В 1902-м в книге «В голодный год» он описал целые области голодающих крестьян. Теперь же голодом была поражена вся страна. «Вы реквизируете, проходите «каленым железом», сжигаете целые деревни... картина выходит более поразительная, чем все, что мне приходилось отмечать в голодном году».
В своих письмах неутомимый правдоискатель с гневом обличает лживость и примитивную демагогию новой власти. «Как вы узнаете и как вы выражаете волю народа? Свободной печати у нас нет, свободы голосования также... Провозглашаются победы коммунизма в украинской деревне в то время, когда сельская Украина кипит ненавистью и гневом и чрезвычайки уже подумывают о расстреле деревенских заложников. В городах начался голод, идет грозная зима, а вы заботитесь только о фальсификации мнения пролетариата». Надо было иметь огромное гражданское мужество, чтобы в это страшное время писать такие строки члену правительства.
Для Короленко, не раз бывавшего за границей и знакомого с жизнью рабочих масс Европы, было ясно, что европейские рабочие вслед за большевиками на революцию не пойдут. И поэтому, когда Ленин стал пенять английским тред-юнионистам, которые, по его мнению, «ничему в сущности не научившиеся, к несчастью, все еще представляют огромные массы английских рабочих», писатель делает трезвый вывод: «Европейский пролетариат за вами не пошел». Он противопоставляет английским тред-юнионистам, имевшим огромный исторический опыт легальной массовой борьбы пролетариата, незрелость нашего народа, проявившуюся в той легкости, с которой он пошел за лживыми лозунгами большевиков. По мнению писателя, наш народ не уступает лучшим народам мира, «но он далеко отстал в воспитании нравственной культуры.... Для социального переворота нужны другие нравы. А вся эта суета во имя коммунизма нисколько не знаменует его победы».
Письма писателя полны тяжелых обвинений в адрес власти Советов. «Вы убили буржуазную промышленность, ничего не создали взамен, и ваша коммуна является огромным паразитом, питающимся от этого трупа... Идет общий развал... Вы нарушили неприкосновенность и свободу частной жизни, ворвались в жилье, стали производить немедленный дележ необходимых вещей. Лучше всего живется при ваших порядках всякого рода грабителям... Вводя немедленный коммунизм, вы надолго отбили охоту даже от простого социализма, введение которого составляет насущнейшую задачу современности».
С большой тревогой писатель размышляет о судьбах Родины. «Что из этого может выйти? — задает он мучающий его вопрос. — Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувствиями... Россия представляет собой колосс, который постепенно слабеет от долгой внутренней лихорадки, от голода и лишений... Настанет время, когда изнуренный колосс будет просить помочь ему, не спрашивая об условиях, и условия, конечно, будут тяжелые».
И все-таки в измученном сердце народного трибуна еще теплится надежда: «Правительства погибают от лжи... Может быть, еще есть время вернуться к правде, и я уверен, что народ, слепо следовавший за вами по пути насилия, с радостью просыпающегося сознания пойдет по пути возвращения к свободе».
Шестое письмо было датировано сентябрем 1920 года. А в декабре 1921-го Короленко не стало.
Когда уже после смерти писателя корреспондент «Правды» поинтересовался, чем занимается Ленин в Горках, ему ответили, что Ленин изучает письма Короленко к Луначарскому (к тому времени напечатанные за границей). Не может быть, чтобы эти письма оставили запутавшегося в собственных сетях вождя равнодушным и не заставили его глубоко задуматься над создавшимся положением, а может быть, и что-то изменить...
А что же нарком и «писатель» Луначарский? До самой смерти Владимира Галактионовича он хранил полное молчание. Но уже в день его смерти выступил со статьей в «Правде». Затем появилась его статья в «Красной ниве» под названием «Праведник». Примечательно, что, пытаясь оправдать свое молчание, Луначарский выступал со своими объяснениями и оправданиями тоже шесть раз. В этих оправданиях, которые противоречили одно другому, он то сообщал, что вообще не получил эти письма, то вдруг признавался, что получил, но не мог ответить. И, наконец, согласился, что переписка эта «не удалась».
А оправдывался Анатолий Васильевич так долго и бездарно вот почему. Короленко, не надеясь на почту, передавал свои письма с оказией прямо в руки секретарю наркома просвещения. Первое свое письмо писатель начал обращением «Дорогой Анатолий Васильевич!», затем зачеркнул его и остальные письма начинал вообще без обращения. Осознав, что Луначарский просто проигнорировал его полные сердечной боли послания, писатель передал копии писем для опубликования за границу, где они и были напечатаны в журнале «Задруга».
В Советском Союзе письма Короленко не вошли ни в одно собрание сочинений и впервые увидели свет в журнале «Новый мир» в 1991 году в сокращенном варианте, а затем вышли в Москве отдельным изданием.
Со дня написания этих горьких, тревожных и страстных писем прошло много времени, многое изменилось в нашей стране и во всем мире. Но одна истина остается непреложной и продолжает звучать, как и тогда, грозным предупреждением: «Правительства погибают от лжи».