Фото: Василий АРТЮШЕНКО |
Особой пикантности добавляет тот факт, что украинцы составят что-то около трети всего Поместного собора. Собственно, поэтому реакция Москвы оказалась такой нервозной. Уповать на все еще любимую, хоть и изрядно потрепанную, идеологему «братских народов» все меньше поводов. Слишком рассчитывать на помощь со стороны отечественных спецслужб и политических деятелей, когда имеешь дело с иностранными гражданами, тоже не приходится. Значит, нужно будет торговаться, искать компромисс, в чем-то уступать. А учитывая тот факт, что, по некоторым данным, Поместному собору будет представлен вопрос о статусе Украинской церкви, компромисс придется искать в довольно сложных условиях.
В российских СМИ даже промелькнули пространные рассуждения о том, что «некоторые зарубежные структуры РПЦ» могут получить самостоятельность, «которой они совершенно не хотят», — в интересах неких «церковно-политических сил». О том, что украинцы и белорусы «совершенно не хотели» независимости и стали жертвами «беловежского сговора», тоже написано немало. Но спросите сейчас украинца моложе сорока: жертвой чего он чувствует себя скорее — «беловежского сговора» или газового шантажа?
Ситуацию разрядил отказ митрополита Владимира выдвигаться на выборы патриарха Московского. Это сильно разочаровало тех, кто ожидал от Поместного собора настоящей интриги, и тех, кто не видел среди уже известных (хоть и еще не утвержденных) кандидатов большой разницы. По мнению некоторых наблюдателей, между митрополитами Кириллом и Климентом разница чисто косметическая, и участие такого авторитетного иерарха, как предстоятель УПЦ, вносило в предвыборную борьбу, по крайней мере, разнообразие.
Митрополита Владимира можно понять по-человечески. Особенно учитывая, какую неприятную картину являет нынешняя предвыборная кампания. Собственно, несмотря на отказ от выдвижения, он успел получить свою дозу неприятных эмоций — ему напомнили и о возрасте, и о состоянии здоровья, и о «порочащих связях» с Константинополем. Все это можно понять (хоть и не принять). Во-первых, высоки ставки. Во-вторых, таково лицо нынешних «политтехнологий», а церковь, хоть и имеет божественную природу, состоит из людей — к чему-то привычных, на что-то падких и чем-то управляемых. Демократия предполагает процедуру свободных выборов, а выборы, соответственно, предвыборную борьбу. В церкви, к сожалению, это выглядит особенно некрасиво. Но, как известно, как бы ни была плоха демократия, ничего лучшего пока никто придумать не смог. Альтернатива — «Божий жребий», практиковавшийся при выборах патриарха РПЦ до Петра Первого. Возможно, для церкви это выглядело бы более естественно. Но менее убедительно — умелые руки легко передернут карты, и надо быть очень, очень верующим человеком, чтобы и это принять как «божью волю».
Поэтому появления негативных публикаций о предстоятеле УПЦ следовало ожидать. И впору потереть руки: боятся! И то сказать, митрополит Владимир уже принимал участие в выборах 1990 года и уступил митрополиту Алексию при тайном голосовании всего 13 голосов. С тех пор его авторитет возрос — именно с его разумной политикой связывают тот факт, что УПЦ в Украине остается самой влиятельной православной церковью, сохраняет целостность и не нарывается на неприятности в отношениях с московским престолом. Это, впрочем, заставляло и усомниться в серьезности его намерений — слишком уж он незаменим в данное время в УПЦ. Стоит нарушить нынешний хрупкий баланс, ситуация пойдет вразнос и скорее всего увенчается очередным расколом, поскольку взгляды на будущее УПЦ внутри этой церкви весьма разные и довольно радикальные. А авторитетом, дипломатической выдержкой и просто мудростью, чтобы удержать особо ретивых, в этой церкви сейчас обладает только один иерарх — ее предстоятель. Поэтому дело не в том, что УПЦ «выгодно» или «не выгодно» иметь «кремлевского» или «самостийного» патриарха, как сейчас выбрасывают на пальцах российские церковные наблюдатели. УПЦ не выгодно отпускать с занимаемого поста митрополита Владимира. Даже «на повышение».
Интрига заключалась в другом. Ожидалось, что выдвижение митрополита на пост Патриарха всея Руси окажется шагом к разрешению вопроса о статусе УПЦ. Этот вопрос висит в воздухе с того самого момента, как стало ясно, что Поместному собору быть. Потому что на предыдущем Поместном соборе он остался нерешенным — и логично было бы вернуться к нему на следующем Поместном оборе.
Пока что и российские и украинские архиереи в высказываниях по «украинскому вопросу» осторожны до той степени, которая позволяет заподозрить то ли отсутствие на данный момент каких-то конкретных договоренностей, то ли полный отказ от какой-либо борьбы. Возможно, для таких договоренностей еще не пришло время. А может, на них не хватит политической воли, и победит осторожность и готовность «еще немного подождать». Подождать, например, пока обновится нынешний епископат УПЦ — хотя бы наполовину. Или естественным путем поменяются церковные лидеры. Или пока изменится политическая конъюнктура. А можно подождать знамения или чуда — людям всегда есть чего ждать.
Тем временем архиереи, которых спрашивают о возможном изменении статуса УПЦ, сводят вопрос о статусе к вопросу о единстве. Грамматика страдает, но «по смыслу» все понятно. Единственное, что остается за скобками в этих ответах — какое именно единство имеется в виду в каждом конкретном случае. Вопрос единства формулируется по-разному. Например: единство всей украинской православной церкви — то, которого пока нет, но которое будет, «если мы все сделаем правильно». Или единство УПЦ с РПЦ, которое есть — то ли «пока», то ли «в нынешнем виде», то ли еще что-то, о чем пока никто не знает. Или единство внутри УПЦ, которое ставится под вопрос в связи с возможным изменением статуса.
Ожидания перемен в статусе УПЦ и изменений в карте украинского православия, которые должны за этим последовать, муссируются уже так давно, что к ним, кажется, все привыкли. Например, привыкли к суждению о том, что стоит УПЦ перестать быть «московской» церковью, как к ней тут же «потянутся люди». Или, наоборот, что они от нее шарахнутся. Проблема подобных ожиданий в сроке годности — слишком давно они висят в воздухе. Не говоря уже о том, что прогностика — неблагодарная почва.
Это, однако, не снимает вопроса о статусе и единстве — разве что лишает его былой остроты. От всего может отрешиться православный христианин, списав на «политику», — кроме канонического статуса. Он обязательно должен присутствовать — хотя бы «в перспективе», как у УПЦ КП, а лучше «в активе», как у УПЦ. Но это уже тоже в Украине вышло за границы вопроса о единстве. Поскольку идея нескольких православных канонических церквей в одной стране никого в Украине особо не ужасает — никого, кроме церковных политиков, имеется в виду. Как-то мы тут сживаемся с римо- и греко-католиками — сживемся и с «византийцами», например. Современной Украине присуща толерантность. Или, как это называют злые языки, пофигизм. И даже любимая РПЦ идея «канонической территории» ни от чего не спасет: Константинопольская церковь имеет на территорию Украины не меньше прав, чем Русская. Любой церковно-политический дрейф в ту или иную сторону может вызвать каноническое закрепление статус-кво. В этом случае вопрос «церковного единства» будет снят — сначала из-за неактуальности, а там одна из церквей-матерей не соберет большинство чад и тем самым вопрос о принадлежности «канонической территории» решится сам собой.
События последних дней заставляют задуматься еще об одном. О готовности УПЦ к каким-либо переменам — в том числе, статусным. Когда говорят, что церковь к чему-то готова, а к чему-то — нет, возникает вопрос о понимании слова «церковь». Все-таки недаром именно Поместный собор имеет такое большое значение. Как бы не отсевали делегатов, кто бы их не инструктировал, под каким бы давлением они не находились, только Поместный собор может выражать интересы и ожидания полноты церкви — общины верных. У нас же — в УПЦ, как и в РПЦ — «готовность Церкви» — это готовность епископата. И ее интересы — это интересы архиереев. Просто потому, что они — «у руля».
Желания, интересы и степень готовности украинских верных подменяются политическими играми архиереев в УПЦ точно так же, как и в РПЦ. Церковь для нас слишком уж «институт», поэтому в ней именно руководству — карты в руки. Все упреки в адрес РПЦ по поводу отказа от Поместных соборов и принятия решений «архиерейским междусобойчиком» можно предъявить и УПЦ. С той лишь разницей, что для УПЦ подобное собрание должно называться как-то иначе, по крайней мере, пока сохраняется неопределенность в статусе. До тех пор, пока УПЦ не сломит эту традицию, babushkas и разномастные «православные граждане», устраивающие «крестные ходы» с политическими лозунгами, будут восприниматься как «лицо УПЦ», а не идеологическое оружие отдельных архиереев.
Но пока, дабы не тешить себя иллюзиями, нам следует вспомнить, что большинство участников Харьковского собора, обвинившего патриарха Филарета в расколе, по-прежнему являются архиереями УПЦ. Их взгляды вряд ли изменились — разве что стали еще радикальнее. И в этом окружении никто — даже такой авторитетный человек, как митрополит Владимир, — не может рассчитывать на то, что ему легко удастся проводить в жизнь серьезную политику автономизации. Поэтому приходится балансировать. Или, с точки зрения стороннего наблюдателя, топтаться на месте, рассчитывая, что все решится «эволюционным путем», путем смены поколений в руководстве церкви.
И тут ставки высоки. Потому что проблема не сводится к тому, что верующий «проголосует ногами» и сбежит в «конкурирующую конфессию» — это почему-то больше всего занимает наших церковных политиков. Нынешнему «потенциальному христианину» и бежать-то никуда не надо — он и так в церковь ходит только по очень большим праздникам, и в ту, которая поближе. Речь идет о том, что церковь проваливает свою миссию, когда даже не пытается быть единой внутри себя. Это то, основное, единство, которое почему-то не имеет в виду ни один оратор «за единство». Единство церковной вертикали — епископата и верных — вот чего не хватает нам всем как в России, так и в Украине. И именно отсутствие этого единства приводит к расколам и прочим страшным потрясениям. Но ведь постоянная угроза раскола — это почти так же политически выгодно, как борьба с его последствиями. От этого так трудно отказаться...
Выдвижение митрополита Владимира в кандидаты в патриархи произвело впечатление силы и уверенности УПЦ в себе и своем предстоятеле. Его отказ от участия в выборах произвел впечатление слабости конкретно взятого человека, не выдержавшего двойного пресса собственных традиционно промосковских владык и московского начальства, которому лишние конкуренты не нужны. В связи с этим решением есть серьезный повод усомниться даже в том, что «украинский вопрос» будет достаточно жестко поставлен на Поместном соборе вообще. Если же этого не произойдет, вопрос церковной автономии для УПЦ можно будет считать закрытым на много лет вперед.
О том, на какую мизерную поддержку своих «автономизаторских» инициатив митрополит Владимир может рассчитывать со стороны украинского руководства – несмотря на все уверения президента Ющенко в том, что он хочет видеть украинскую церковь самостоятельной – показала судьба прошения о предоставлении Софийского собора для богослужения перед поездкой на Поместный собор. Ответом был отказ. По-видимому, по мнению советников президента в тонком церковном вопросе Москва — не Париж и мессы — пардон, литургии — не стоит.
Михаил БЕЛЕЦКИЙ, эксперт по конфессиональным вопросам,
Киевский центр политологии и конфликтологии
Блаженнейший митрополит Владимир — уникальная фигура в современной Украинской православной церкви. И какой-либо равнозначной ему фигуры в нашей Церкви сегодня не существует. Не секрет, что в современной УПЦ существуют различные точки зрения на будущее нашей Церкви. Митрополит Черкасский Софроний не скрывает, что является сторонником автокефалии УПЦ. Митрополит Одесский Агафангел представляет церковную группу, которая считает целесообразным редуцировать нынешний статус УПЦ к статусу, существовавшему в советское время (экзархат).
Митрополит Владимир — это иерарх, придерживающийся среднего пути, гарантирующего соблюдение церковного единства и мира. Блаженнейший Владимир обладает значительным авторитетом как в УПЦ, так и во вселенском православии. И существующее в УПЦ единство во многом зиждется на общем для всей Церкви уважении к нынешнему предстоятелю.
Некоторые упрекают митрополита Владимира в том, что он не является «последовательным сторонником полной церковной независимости». Другие, напротив, упрекают его в том, что он «подозрительно патриотичен» и «недостаточно строг к раскольникам». От митрополита требуют «партийного выбора» и соблюдения «партийной дисциплины». Но если проанализировать всю деятельность митрополита Владимира на посту предстоятеля УПЦ, то можно убедиться, что он всегда избегал «партийных» подходов к церковной жизни, будучи равноудален как от одной, так и от другой «партии».
Что будет, если митрополит Владимир откажется от поста предстоятеля УПЦ — станет Патриархом Русской церкви либо же уйдет на покой? Существующее сегодня в УПЦ разномыслие может перерасти в разногласие и разделение, а единство нашей Церкви окажется под угрозой.
Будучи опытным церковным деятелем и прирожденным церковным дипломатом, митрополит Владимир демонстрирует как мудрую осторожность в вопросах общецерковного значения (например, в спорном нынче вопросе канонического статуса), так и евангельскую открытость к вызовам, стоящим перед современной Церковью. В том числе и открытость к проблеме преодоления церковного разделения.
Существуют ли альтернативные к выработанным митрополитом Владимиром подходы к решению актуальных проблем церковной жизни? Может ли сегодня УПЦ отказаться от разработанного им формата взаимоотношений с обществом и государством? Может ли Церковь, как к этому призывает определенная часть ее архипастырей, отказаться от диалога с неканоническими церковными сообществами — УАПЦ и УПЦ КП?
Уверен, что отказ от наработанных предстоятелем подходов, отход от того, что мы можем называть «программой митрополита Владимира», неминуемо приведет к катастрофическим последствиям для УПЦ.
Последствиям, которые могут оказаться ощутимыми и для всего украинского общества.
Как можно заключить из событий последнего времени, несколько церковных иерархов сегодня решились — хотя и в дипломатичной форме — поставить вопрос об актуальности для УПЦ «программы митрополита Владимира». В частности, предметом дискуссии стала целесообразность диалога УПЦ с представителями неканонического православия. Зачем вести такой диалог, полагают некоторые иерархи, если «отделившиеся сами сделали свой выбор, ушедши в раскол из Церкви»?
Такой подход является «партийной крайностью», противоположенной «автокефальной», предполагающей искусственное форсирование проблемы статуса УПЦ. И эта — «изоляционистская» — крайность может оказаться чреватой не менее негативными последствиями для Церкви, чем «автокефализм» — феномен, об опасности которого говорят сегодня не только представители УПЦ, но и Вселенский Патриарх Варфоломей.
Программа отказа от диалога (либо как вариант — сведения его к формальной дипломатической условности) — это отказ от пастырской ответственности за заблудших, отказ следовать Христу, покинувшему свое стадо, чтобы спасти заблудшую овцу. И, следуя этому пути, УПЦ рискует потерять то влияние на общество, которым она сегодня обладает. Рискует из институции всеукраинского масштаба постепенно придти к статусу «региональной Церкви».
Не нужно забывать и о константинопольском факторе. Не секрет, что неканоническое православие пребывает сегодня не только в диалоге с УПЦ, но (через неофициальное посредничество украинского государства) и в диалоге с Константинополем. Если же в УПЦ возобладают изоляционистские тенденции и диалог УПЦ с неканоническими церковными группами будет фактически упразднен, то Второй Рим окажется безальтернативным центром притяжения для автокефального движения, а на базе УАПЦ и части УПЦ КП в Украине может быть создана юрисдикция Константинопольского Патриархата. Нельзя исключать и того, что к этой юрисдикции присоединится часть УПЦ. Таким образом, неожиданно для наших «ревнителей церковного единства» их деятельность может привести к обратному эффекту: созданию и утверждению в Украине новой церковной юрисдикции под омофором Вселенского Патриарха.