В последние годы эта ситуация коренным образом изменилась. Переводная литература, популяризирующая сложные вопросы психологии, проникала к нам из-за «железного занавеса» в виде самиздатовских перепечаток, а после его падения хлынула на прилавки раскладок неуправляемым потоком, снесшим плотину психологических запретов на копание как в собственной, так и чужой психике. Подоспевшие к тому времени видеокассеты, внушившие нам, что личный психотерапевт не менее обязательный атрибут западного образа жизни, чем одиозные 200 сортов колбасы на прилавке ближайшего мини-маркета, завершили процесс смены психологической ориентации более молодого поколения.
И все же перед семейными психотерапевтами в бывших советских республиках стоит, пожалуй, гораздо больше проблем, чем они могут решить. И связано это не только с их удручающе малым количеством (например, на всю Москву с ее 8,5-миллионным населением приходится ныне всего 70 психотерапевтов, специализирующихся на семейных проблемах). Пожалуй, основная сложность лежит в экономических и культурных особенностях нашей жизни.
Не секрет, что большинство методик современной семейной психотерапии разработано в Соединенных Штатах, где этому направлению внимания уделяется предостаточно. С участием американской стороны на территории бывшего Советского Союза создаются консультационные центры, нашим специалистам выделяются гранты для получения соответствующего образования за рубежом, налаживаются профессиональные и неформальные связи между коллегами. И чем больше расширяется такое сотрудничество, тем более очевидным становится тот факт, что истоки семейных конфликтов в наших странах сплошь и рядом носят диаметрально противоположный характер.
«В Соединенных Штатах вам прежде всего бросается в глаза избыток индивидуализма, — считает Катарина Бейкер, семейный психотерапевт из Массачусетса, написавшая книгу о частных особенностях психотерапии в различных культурах. — Вам встретятся люди, совершенно оторванные от общества, люди, как бы разбегающиеся в разные стороны друг от друга, люди, не способные к установлению контактов в потерявшем связь космическом корабле. А в России, например, вам бросится в глаза чрезмерная близость людей, при которой значительно сложнее оставаться обособленной, автономной личностью».
Даже само понятие «privacy», без которого невозможно адекватное восприятие «американского образа жизни», в русском языке не имеет прямого аналога. Впрочем, до недавнего времени не существовало и самого понятия, которое подразумевается под этим термином. О какой «уединенности», «конфиденциальности» или «личной жизни» может идти речь при совместном проживании в коммунальной квартире, в которой около десятка посторонних людей оказываются невольными (хотя и не всегда недобровольными) свидетелями (а нередко и участниками) всех личных проблем? И хотя сейчас коммунальных квартир у нас уже осталось не так много, жилищный вопрос могут решить далеко не все, а совместное проживание в одной «безразмерной» квартире нескольких поколений создает все те же проблемы.
Решение многих психологических проблем начинается с установки своих личных границ. Умению определить свою собственную заповедную зону, в которую нельзя допускать никого постороннего, американцев учат буквально с младенчества. А вот научить тому же самому 30-летнюю мать двоих детей, которая вместе с ними и мужем живет в одной квартире с родителями мужа, оказывается гораздо тяжелее. Тем более что эти самые родители, в течение 16 лет находящиеся в разводе, вынуждены сосуществовать в одной комнате стандартной 30-метровой двухкомнатной квартиры.
Впрочем, американских специалистов поражает не только такая вынужденная «коммунальная» близость. Даже тем счастливцам, которым удалось получить жилье, отдельное от родителей и своих «бывших», очень часто приходится с тяжелыми боями отстаивать свое право на «privacy». 35-летняя Елена, живущая с 13-летней дочерью в десяти минутах ходьбы от квартиры своих родителей, уже устала выслушивать удивленные возгласы по поводу того, что она упрямо пользуется звонком, но никогда не открывает дверь родительского дома своим ключом. Елена даже не пытается дать родителям понять, что того же самого она ожидает и от них. Своей огромной победой она считает тот факт, что теперь родители хотя бы символически нажимают кнопку звонка перед тем, как вставить в замочную скважину свой ключ от квартиры Елены.
У 38-летней Татьяны, также живущей вдвоем с дочерью, аналогичные проблемы. Несмотря на ее полную материальную самостоятельность, родители так и не признали за ней право принимать самостоятельные решения. Лишь регулярные консультации психотерапевта помогли ей научиться самому трудному, по ее собственным словам, делу своей жизни: не отвечать на некоторые вопросы. Теперь чрезмерная назойливость родителей вызывает у Татьяны уже не раздражение, а жалость. Она отдает себе отчет в том, что изменить их ей не удастся. Впрочем, она также уверена в том, что и сама не захочет изменяться им в угоду.
Как показывают опросы общественного мнения у наших соседей, всего лишь 3 процента россиян допускают для себя необходимость консультации у психотерапевта. Почему — наиболее очевидно из комментария Татьяниной матери. «Но ведь это же просто глупо! Как может чужой человек помочь моей дочери решить ее проблемы? Пусть она придет с ними ко мне, и я сама их все решу!»
Наверное, только после осознания того факта, что решать можно только свои проблемы, но никак не чужие, консультация психотерапевта сможет принести реальную помощь. Даже в условиях нашей тотальной перенаселенности.