Она вбежала в офис «Берегини» с грудным ребенком на руках. Несмотря на декабрьскую стужу, на женщине были лишь домашний халат и комнатные шлепанцы. Не успев отдышаться, прямо с порога женщина взмолилась:
— Помогите! Избил муж. Сбежала в чем была, успев прихватить лишь одеяльце для сына. Пойти к друзьям не могу: найдет — убьет.
Разбитые, распухшие губы, кровоподтек на скуле красноречиво подтверждали слова женщины.
Десятки харьковчанок обращаются ныне с подобной просьбой о помощи в городскую социальную службу и женские организации. Насилие нельзя назвать производной от бедности. Оно поселяется как в домах, где еле сводят концы с концами, так и там, где финансовый достаток. Суть проблемы семейного насилия коренится в отношениях мужа и жены, убеждена Светлана Горбунова- Рубан, начальник управления по социальным вопросам Харьковского горсовета, доцент кафедры социологии и психологии Национальной юридической академии им. Я.Мудрого.
— В экстремальной ситуации у женщины — исключительно по причине материнского инстинкта, заложенного природой, — срабатывают защитные рефлексы (у мужчины этого нет, он по большому счету воин), — отмечает Светлана Горбунова-Рубан. — Поэтому на действительность женщина реагирует острее. Если у мужа проблема, женщина берет его под свое крыло — как еще одного ребенка, опекает, не давая умереть с голоду, спиться, опуститься. Она окружает мужчину своей защитной аурой, давая ему время, чтобы опомниться, адаптироваться. И если этот мужчина настоящий, если он действительно воин, то, придя в себя, должен вернуть своей жене заботу сторицей, ибо она не может расходовать силы бесконечно. Если мужчина опомнится и поймет, что теперь пора поддержать жену, пора активно решать семейные проблемы, — семейная лодка обязательно выплывет, семья выживет. Но если будет продолжать «вампирить», ничего хорошего ожидать не приходится — у женщины рано или поздно начнутся срывы, болезни, последует нервное истощение.
Сюжет следующего сценария таков. Вначале муж приходит домой слегка навеселе, но вовремя. Подобное повторяется раз за разом. А через какое-то время он начинает задерживаться. Жена не сдерживается и выражает неудовольствие. В ответ звучит: «Я домой деньги приношу». Проходит еще какое-то время, он практически перестает с женой разговаривать и денег в дом не приносит. На попытки выяснить, в чем дело, отвечает: «Не лезь, куда тебя не просят». Еще через какое-то время муж вообще не приходит домой ночевать. А если приходит, выплескивает на жену все, что накопилось, — и распускает руки. Жена ищет защиты у матери. Та советует: в жизни, мол, бывает по-всякому, сегодня побил, завтра пожалеет. Обращается к подруге — та советует: терпи, а сама нередко за глаза осудит — вот, мол, довела мужа, сама такая-сякая виновата. В результате женщина ходит на работу в синяках. Из- за боязни любопытных расспросов через какое-то время увольняется. Но мужу боится признаться, что не работает. Целыми днями ожидает, в каком виде он явится и будет ли бить. Обращаться в милицию боится, не зная, посмеются ли над ней или посоветуют разобраться с мужем в семье самостоятельно.
Этот сюжет довольно распространен. В женских организациях Харькова подобные истории доводится выслушивать десятки раз.
— В наш кризисный центр «Поверь в себя» ежедневно обращаются от пяти до семи человек: не только пострадавшие от семейного насилия женщины и девушки, но и изнасилованные или вышедшие на свободу после долгих сроков заключения, — рассказывает председатель Харьковской общественной организации «Мир женщин» Лариса Кулакова. — Душевные травмы у них чрезвычайные. Однажды к нашему психологу обратилась женщина. Муж избивал ее до потери сознания, а затем сам вызывал «скорую помощь» и цинично заявлял: «Жена упала». Дважды у Лены фиксировали разрыв селезенки, печени. Она перенесла четыре сотрясения мозга. Родителям Лена ничего не рассказывала, они у нее в возрасте, боялась их травмировать. У них с мужем однокомнатная квартира, и когда женщина в очередной раз попадала в больницу, даже радовалась тому, что хоть месяц может отдохнуть. Так продолжалось пять лет.
«Был момент, когда он схватил меня за волосы и — головой об стенку. Я не выдержала, как-то вывернулась, схватила утюг и заявила: «Все, если сейчас подойдешь ко мне…», — вспоминает Лена. — Он тут же сменил тон, мол, ты что, прости, на меня что-то находит. Уговорил, я опустила утюг, а он потом избил так, что мне удалили грудь».
После этого домой Лена больше не вернулась. С многочисленными швами она готова была идти куда угодно. Мы помогли ей. Сегодня у Лены новая семья, но все равно до конца она не поправилась и ныне при малейшей необходимости обращается к психологам.
Мы помогаем женщинам решить проблему, но не действуем за них. Мы даем возможность каждой пострадавшей от насилия осознать, что она сильная, мужественная, что не все потеряно, что есть выход — можно развестись, разделить квартиру, но нужно все делать грамотно. Чтобы не получилось, как в одной истории.
…На суде муж сказал жене: «Не будем ничего делить, я поступлю порядочно. Еще поживу с месяц, отремонтирую машину, продам и куплю себе квартиру». Но машину продал, деньги пропил, а из квартиры не ушел. Теперь он каждый день приходит домой и говорит жене: «Я тебе жизни не дам, ты меня выгнать не можешь — раздела имущества не было. Не нравится, купи мне квартиру». В трехкомнатной квартире живут бывшие супруги, двенадцатилетний сын, мать и бабушка (квартира принадлежит матери). Это продолжается четыре года. В райотдел милиции написано 45 заявлений. Когда их приходят проверять, бывший муж встречает блюстителей порядка словами: «Что вы, все нормально». Он грамотный человек, руки не распускает, давит психологически.
Его бывшая жена обратилась к нам на грани отчаяния: «Я больше не могу терпеть». И вот мы начали походы по инстанциям. Действовали через опекунский совет. Дело уже в суде. Ведь у этого мужчины есть где жить — у матери есть трехкомнатная квартира. Подобный случай в нашей практике уже был, и мы добились справедливости. Кстати, юристы, психологи и социологи в нашем кризисном центре работают бесплатно.
Если распустившего руки на улице можно забрать в милицию, оштрафовать, привлечь к принудительным работам, то в семье часто все скрыто. Очень сложно войти внутрь семьи, во-первых, нет юридического права, во-вторых, туда не так охотно пускают посторонних, какими бы замечательными специалистами они ни были. Работать приходится, образно говоря, на пороге дома. А итог часто таков. Муж-дебошир, поговорив со специалистом, заверяет, что отныне в семье все будет хорошо, а не успеет за гостем закрыться дверь, начинает разборки с женой на тему, зачем ты на меня кого-то насылаешь.
Самое страшное, что свидетелями, участниками и жертвами разборок между родителями становятся дети. И достается им независимо от того, кто на кого давит: папа на маму или мама на папу (бывает и такое). Семейное насилие оставляет в душе ребенка незаживающую рану. Изучая проблему попрошайничества в Харькове, пришли к выводу: улица для детей — свободное пространство, где они могут жить как хотят, где нет места семейному насилию. Да, здесь могут побить, отнять что-то, но это имеет другой психологический оттенок, оставляет в душе другие отметины. И, это горько сознавать.
Телефоны и адреса, по которым жертвы семейного насилия в Харькове могут связаться с психологами и юристами, звучат с экранов телевизоров, печатаются в газетах и буклетах (последние раздают прямо на улице). Работает экстренная линия телефонной связи. В городе открыт приют для пострадавших от насилия. Его местонахождение держится в строжайшей тайне. Кто побывал там, дает подписку о неразглашении.
Приют рассчитан на 40 мест. Пострадавшая от семейного насилия может находиться здесь два месяца с ребенком до 14 лет, получать питание, при необходимости бесплатное лечение и консультации психиатров, психологов, юристов.
В городе готовится к открытию еще один приют, тоже на 40 мест. Как считает Светлана Горбунова-Рубан, этого недостаточно. Будь средства, стоило бы открыть такие приюты в каждом районе полуторамиллионного города…