Еще до войны, риск стать сиротой на Востоке страны был в три-четыре раза выше, чем на Западе. Причиной тому высокий уровень смертности трудоспособного населения и преступности в этом регионе, другие социальные факторы.
Периодически звучавшая печальная статистика, как правило, касалась детей. Однако ситуация с пожилыми людьми, остающимися сиротами при живых детях и доживающими свой век в домах престарелых - не лучше. К сожалению, старость, болезни и немощь привлекают меньше внимания и вызывают меньше жалости, чем осиротевшие дети. За скобки социальной ответственности общества стариков вывело даже наше законодательство. Так что если статистика о брошеных стариках и существует, то широкого резонанса она никогда не получала.
Социальное неблагополучие там, как говорят волонтеры, изъездившие прифронтовую зону вдоль и поперек, ранит душу, но выглядит едва ли не данностью, которую нельзя оправдать, но хоть как-то можно объяснить войной. Но когда детей или престарелых родителей бросают на произвол судьбы здесь, на территории, войны не знающей, это шокирует гораздо больше.
Тем не менее, это случается. Везде. Таких случаев много. И не война стала причиной. Она только усугубила ситуацию, извлекла на поверхность то, что ранее стыдливо пряталось по углам, не получая огласки. И с этим нужно что-то делать…
Эта публикация - попытка привлечь внимание к проблеме и вместе подумать над ее возможным решением. Больше, чем одно такое преступление (а оставить ребенка или пожилых родителей, просто выбросить из своей жизни, как ненужную вещь, не задумываясь о дальнейшей судьбе живых людей, по-моему - преступление) уже является поводом для реакции со стороны соответствующих государственных структур.
На днях шок испытали все, кто прочитал историю, рассказанную координатором Центра для переселенцев на Фроловской Лесей Литвиновой на странице в Фейсбук. Привожу ее ниже.
Заберите маму…
Они пришли часов в шесть вечера. Неплохо одетый молодой парень и пожилая женщина, с трудом стоящая на ногах.
- Мне нужно куда-нибудь пристроить маму.
- А вы откуда?
- Из Луганска. Я тут давно, а мама переехала в связи с событиями. Там, где мы жили, нас уже попросили, а квартиру я снять не могу.
- А сколько маме лет?
- 59.
Поверить в это трудно - женщина выглядит на все 70, если не больше. В разговор не вмешивается, только тревожно смотрит на сына.
- А что с ней?
- У нее болезнь Альцгеймера.
Дальше был трудный разговор, идущий по кругу.
- Давай мы тебе найдем работу?
- Нет, я уезжаю во Францию.
- Давай мы вас вместе куда-то пристроим?
- Нет, я уезжаю, у меня уже билеты.
- Надо идти в соцслужбы.
- Нет, я там был, они дают сиделку, но не дают жилье.
Когда попытки все решить разумными способами зашли в тупик, я спросила напрямую:
- Ты просто хочешь от нее избавиться?
- Да, я с ней жить не смогу.
- А если мы не придумаем, куда ее деть? Что ты будешь делать?
- Оставлю на вокзале.
Мама смотрит на него, на нас:
- Ты же меня не оставишь? Мы вместе поедем?
Молчит. Волонтеры, случайно задержавшиеся на Фроловской, тоже молчат. Потрясение у всех настолько велико, что разумных слов подобрать невозможно.
- Пойдемте, я вас чаем напою.
Вика Василевская как обычно приходит в себя первая. Бабушка пьет чай с печеньем, кормит голубей и беспокоится, что Андрюше чаю не налили, а он с утра не пил.
Андрюша бодро общается по телефону, занимаясь решением вопросов с билетами, встречами, планами. Смеется, шутит. Телефон у Андрюши... Хороший такой телефон. Мне не по карману. Андрюша хорошо одет, гладко выбрит и ни о чем не печалится.
- Так вы ее заберете?
- Куда?
- Ну, я не знаю. А куда мне ее деть? Под забором оставить?
Во мне борются два желания - бить Андрюшу ногами, пока не перестанет хрипеть, и не отпускать их за ворота, пока я что-то не придумаю. Боль за женщину, которая в трех метрах от меня крошит печенье голубям, сильнее, чем совершенно животная потребность размазать по стенке ее сыночка.
За лихорадочные полчаса созвонов со всеми на свете выясняется, что ни в один дом престарелых ее при живом сыне не оформят. А если возьмут, то на платной основе. Суммы называют около семи тысяч в месяц плюс медикаменты. Мудрая мысль - отвезти в больницу и что-то решать - в голову не приходит. В глазах темно от злости и от страха, что не смогу ничего сделать.
В итоге получаю согласие от дома престарелых в Житомирской области. На месяц за четыре тысячи гривен. Можно привозить завтра. Завтра не устраивает - он ее уже сегодня никуда не собирается забирать. Перезваниваю, передоговариваюсь. Можно ехать сейчас.
Волонтеры оживают - начинается простая и понятная беготня. Собрать постельное белье, посуду, носки, ночные рубашки, халаты, мыло, шампунь, туалетную бумагу. Не только на бабушку, но и на остальных. Дом престарелых махонький, нищий, но с очень доброй заведующей.
- Давай документы. Что у тебя есть?
- Паспорт, справка переселенца, ИНН, медицинская карта. Пенсионного нет - потеряли.
- А пенсия?
- Мы счет сегодня закрыли.
- А карточка у нее есть?
Дает пластик имени "Проминвестбанка".
- Код не знаю. Она не знает тоже. Телефон, к которому привязан, потеряли.
Все это напоминает какой-то сюр. Такое впечатление, что сейчас откуда-то выскочит парень с дурацкой улыбкой и прокричит: "Вас снимала скрытая камера! Улыбнитесь воооон туда!"
Уезжали мы молча. Он не обнял ее на прощание, не спросил, куда мы едем, не взял у меня номер телефона и даже не спросил, как меня зовут. Просто сдал маму, как другие сдают мне посуду и старые игрушки, и ушел в свою жизнь.
Два с половиной часа дороги Раиса тоже молчала. Вернее, отвечала на вопросы о Луганске, о сыне, о том, хочет ли пить и болит ли голова. Но ни разу не спросила, куда мы ее везем и что с ней будет дальше. Только когда мы уже выгружали вещи на пороге маленького домика в спящем селе, вдруг вцепилась в Викину руку:
- Ты ж меня не бросишь?
Ее приняли настолько радушно, насколько это вообще возможно в подобных местах. Разбуженная посреди ночи заведующая помогала стелить постель и расспрашивала о той малости, которую мы о ней знаем. Она, опытная в таких вопросах, тоже не могла понять, как такое возможно.
Когда мы уехали, у меня было ощущение, что это я ее предала. Бросила. Я боюсь даже думать, что чувствует женщина, которая еще вчера жила с сыном, спала в своей постели и пила из своей чашки... Сегодня отрезанная от мира. Без телефона. Неизвестно где. В комнате с еще двумя беспомощными старухами. С чужими людьми. Ничья...
Страх и полкило конфет…
- Я езжу туда, где насилия на квадратный метр столько, что его хватит не на один ящик Пандоры. Я очень боюсь очерстветь, - говорит директор Международного благотворительного фонда "Res.Publica", помогающего переселенцам, людям преклонного возраста и инвалидам по линии соприкосновения Ксения Пономарева. - Там, на Востоке Украины таких историй, как случай с пожилой женщиной Раисой, страдающей Альцгеймера и бессердечным сыном, много, слишком много для того, чтобы утверждать, что ситуация с человечностью у нас под контролем.
Наше законодательство вывело стариков за скобки социальной ответственности общества. Тем не менее в Уголовном кодексе на этот счет есть статья 135 (см. справку ZN.UA – А.К.), на которую в подобных случаях можно опереться. Слабенько, но хоть что-то...
Кроме того, у нас, никто не отбирал права освещать аналогичные преступления всеми возможными способами. И проект по обнародованию таких фактов можно сделать совместным и острым.
* * *
В последней поездке мы встретили подобный случай вопиющего безразличия детей в отношении мамы. Ситуация рвет крышу тем, что детей двое, они никуда не уезжали и находятся с мамой в одном городе, а брошенная, изувеченная бомбежкой мама живет так почти три (!!!) года.
Но, что удивительно, врачи медицинского учреждения, где она находится нелегально (всего 30 дней они могут держать старушку на законных основаниях), помогли ей с исковым заявлением в суд на детей. Клятва Гиппократа оказалась сильнее детской благодарности за подаренную жизнь...
Я не плачу уже два года. Там я заплакала. Очень больно.
…Широкино. Прямое попадание в дом. Она кричала несколько суток, обняв подушку и сидя в своей кровати. Она была ранена. Не осколками, нет, - взрывом. Она испугалась так сильно, что спустя три года кричит от любого стука. Она была ранена испугом так, что перенесла операцию, была в гипсе по пояс и ходила в этот гипс и по-маленькому и по-большому, она гнила, но, почему-то жила. И хочет жить дальше.
Она сидела на кровати, обняв подушку, и кричала. Пока ее крик не услышали солдаты. Это они ее эвакуировали. Не дети, не государственные службы и не односельчане, которым было не до того. Сами знаете, что с Широкино...
К ней никто не приходит. Хотя нет, при нас, вернее, перед нами, появились два молодца-удальца на мотоциклах. Внуки. Медики были удивлены, такое почти за три года, они видели впервые. И знаете, что внуки ей привезли? Полкило конфет и пол-литра лимонада. Бабушке в 75 лет, для которой даже мыло - благодать. Увидев нас, они ретировались. Скорее всего, от бабушки понадобились документы...
Не так давно к ней приходили благотворители. Пообещали ортопедический матрац. Они улыбались, и этого было достаточно, чтобы старушка отказалась от улицы на две недели - боялась пропустить их приход.
Эти глаза, взгляд, которым она встречает каждого входящего к ней, забыть невозможно. Пожилой наивный ребенок с желанием жить и ходить. Этому она учится третий год. И этому радуются только те, кто с ней рядом, - вот эти самые медики, каждый из которых хоть на немножко, но забегает к ней в течение дежурства.
Суд обязал детей платить... 800 гривен: 300 - от дочери и 500 - от сына. Их "детки" перечисляют на карту бабушки. Живя с ней в одном городе. Вся пенсия старушки уходит на памперсы.
Почти три года она ведет войну со смертью и с отчаянием. Но живет, черт возьми!
- Мой дом в самом центре Широкино, - говорит она. - У меня было столько роз, что полсела нарезало у меня их на свадьбы. Я и первую войну там помню, и эту.
И ее начинает трясти от страха...
Алла Котляр
P.S. Когда текст уже был сверстан, в комментариях к посту на странице Фейсбук Леси Литвиновой откликнулся сын Раисы. Человек, получивший, судя по информации на его странице, религиозное образование (изучал теологию в Angelicum College, учился в Pontifical University of St. Thomas Aquinas и в Институте религиозных наук св.Фомы Аквинского в Киеве), призвал волонтеров быть милосердными до конца. В свое оправдание он сказал, что на вокзале маму оставлять не собирался, а к волонтерам на Фроловскую обратился от отчаяния. По его словам, во Францию он едет работать и лечиться, поскольку сам очень болен, и, кроме того, надеется собрать там необходимую сумму на поддержание мамы. Что ж, мы проконтролируем…
Справка ZN.UA
Стаття 135. Залишення в небезпеці
1. Завідоме залишення без допомоги особи, яка перебуває в небезпечному для життя стані і позбавлена можливості вжити заходів до самозбереження через малолітство, старість, хворобу або внаслідок іншого безпорадного стану, якщо той, хто залишив без допомоги, зобов'язаний був піклуватися про цю особу і мав змогу надати їй допомогу, а також у разі, коли він сам поставив потерпілого в небезпечний для життя стан, - карається обмеженням волі на строк до двох років або позбавленням волі на той самий строк.
2. Ті самі дії, вчинені матір'ю стосовно новонародженої дитини, якщо матір не перебувала в обумовленому пологами стані, - караються обмеженням волі на строк до трьох років або позбавленням волі на той самий строк.
3. Діяння, передбачені частинами першою або другою цієї статті, якщо вони спричинили смерть особи або інші тяжкі наслідки, - караються позбавленням волі на строк від трьох до восьми років.