UA / RU
Поддержать ZN.ua

Самые свободные люди в СССР

В поселке Побужье Головановского района Кировоградской области этого пожилого мужчину знают все — не дай Бог при нем сказать что-то плохое об Украине, никогда не смолчит...

Автор: Светлана Орел

В поселке Побужье Головановского района Кировоградской области этого пожилого мужчину знают все — не дай Бог при нем сказать что-то плохое об Украине, никогда не смолчит. И хоть годы уже не те — девятый десяток разменял, но его силе духа и энергии молодой позавидует.

Бывший воин УПА Владимир Караташ — не с Запада приехал, родом из этих же краев, из Головановщины. Семнадцатилетним парнем вступил в ОУН, был стрельцом в сотне Сталевого, действовавшей в районах Гайсина, Умани, Гайворона, Головановска. Немцы приговорили его вместе с отцом к расстрелу. Отца оккупанты казнили, а Владимир сумел бежать. После прихода красных за ту же «вину» — что стал на защиту Украины — получил восемь лет лагерей. В лагерях за изготовление вместе с другими заключенными оружия получил уже другой приговор — расстрел. Пять месяцев провел в камере смертников, откуда восемь раз по ночам выводили якобы на расстрел, но каждый раз, поводив по коридорам, просто переводили в другую камеру. После смерти Сталина расстрел заменили 25 годами заключения. Отбывал их в спецлагере строгого режима «Степлаг» в поселке Кенгир, расположенном в песчаной пустыне Казахстана.

Именно там 55 лет назад вспыхнуло крупнейшее в истории ГУЛАГа восстание. И памятно оно Владимиру Михайловичу не только тем, что был его активным участником, но и тем, что именно в такие же майские дни на баррикадах Кенгира встретил «дівчину Ганнусю», с которой они вместе и по сей день. А тогда — стали «самыми свободными людьми в СССР».

Сорок дней Кенгира

Именно так назвал Александр Солженицын участников Кенгирского восстания. Было их, по различным данным, от 7 до 13 тысяч политзаключенных, три четверти которых, утверждает Владимир Караташ, — украинцы.

Восстание вспыхнуло из-за того, что после смерти Сталина многих заключенных ГУЛАГа власти амнистировали, но это не касалось тех, кто сознательно боролся с системой, тем более, украинских патриотов. Их содержание в лагерях не только не смягчилось, но и ужесточилось. Начальство, конвоиры вели себя с заключенными хуже, чем с рабами. Тяжкий труд на шахтах (десятичасовой рабочий день), постоянный голод, всевозможные запреты, за малейшее неповиновение — приказ ложиться или садиться в болото, большие белые номера на спинах, во время конвоирования никаких разговоров…

На Пасху 1954 года колонну девушек вели в зону с ночной смены на кирпичном заводе. Навстречу им по параллельной дороге шла на работу колонна парней. Они поздоровались: «Христос воскрес!», девчата ответили: «Воістину воскрес!» Ведь и в женской, и в мужской зоне были преимущественно украинцы. Один из конвоиров полоснул автоматной очередью по мужской колонне — 13 заключенных были убиты сразу, 33 — ранены, пять из них потом скончались в больнице. Весть об этом облетела весь концлагерь и, видимо, стала началом вызревания масштабного восстания.

Администрация, чувствуя это, перевела в зону политзаключенных 600 уголовников. Она надеялась спровоцировать резню, чтобы иметь легальное основание для ввода военных частей. Но ребята, среди которых был и Владимир Караташ, переговорили с урками, объяснив, что в случае чего сумеют за себя постоять, а свои права лучше защищать вместе. И уголовники не подвели. За все 40 дней восстания с их стороны не было ни одного предательства.

Восстание началось 16 мая объявлением всеобщей стачки. Лагерное начальство, вроде бы уступив, пообещало выполнить требования. Но уже вечером стало понятно: никто ничего выполнять не собирается. Заключенные прогнали всю охрану, разрушили стены между концлагерными пунктами, захватили хозяйственный двор. Охранники пыталась воспрепятствовать этому пулеметными очередями, не обошлось без жертв, но восставшие ухищрениями и маневрами сумели добиться своего. На освобожденной от чекистов территории фактически было организовано самоуправление: на общем митинге избрали комиссию, которая должна была направлять ход восстания, поддерживать порядок и дисциплину (о нравственности заботились священники, которых среди узников было немало; они проводили богослужения, отпевали умерших, даже обвенчали несколько пар), вести переговоры с представителями властей, следить за тем, чтобы все жизненно необходимые подразделения — пищеблок, больница, баня, склады, мастерские — работали бесперебойно.

За все 40 дней восстания не было ни одного случая грабежа, насилия, воровства, межконфессиональных или межнациональных конфликтов. Восставшие выпускали стенгазеты, плакаты, листовки, составляли воззвания к солдатам и офицерам дивизии, окружившей «свободную территорию». Свои обращения к жителям поселка Кенгир они потом рассыпали с помощью воздушных змеев (изобретение японцев, которых в зоне было с десяток) среди жилых домов. Многолетний узник, борец за независимую Украину Михаил Сорока (умер в 1971 году в советских концлагерях, проведя там более 30 лет) написал гимн повстанцев — «У гарячих степах Казахстану». Выжившим запомнилась очень колоритная фигура — гуцулка Параска, крепкого телосложения девушка, которая могла побороть любого парня. Во время восстания она сдала много крови для раненых.

Уже 27 мая с представителями властей провели переговоры, на которых, кроме лагерного начальства, присутствовали тогдашний замминистра МВД СССР генерал С.Егоров и начальник ГУЛАГа генерал И.Долгих. Восставшие требовали: убрать с одежды полит­заключенных унизительные номера, снять ограничения на переписку, посылки, разрешить свидания с родными, сократить рабочий день до восьми часов, снять замки с дверей и решетки с окон бараков, улучшить питание и бытовые условия, освободить несовершеннолетних, стариков и больных, привлечь к уголовной ответственности охранников, расстреливавших невиновных людей и, наконец, начать пересмотр дел политзаключенных. Представители властей вроде бы со всем согласились, но до реальных шагов так и не дошло.

Островок свободы жил своей жизнью. Местные умельцы наладили автономное электропитание, инженеры сконструировали радиопередатчик, с помощью которого намеревались известить мир о кенгирских событиях. Ходили слухи, что 22—23 июня они все же сделали это. Многие считают, что именно это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения властей, — они не могли смириться с распространением такой информации. Кстати, все участники Кенгирского восстания, оставшиеся в живых, дали подписку о неразглашении информации об этих событиях. В 1956 году очевидец Кенгира венгерский врач Ференц Варкони сумел попасть на Запад. Он первым рассказал миру о восстании.

Конечно, никто не ждал, что власти применят танки. Против них оружие, заранее подготовленное восставшими, оказалось бессильным. Почти 700 убитых (среди них были и женщины) стали расплатой за 40 дней свободы.

Свидетельства о тех событиях вместе со своими воспоминаниями и комментариями Владимир Караташ собрал в книге «На барикадах Кенгіра», вышедшей в свет в прошлом году на средства автора и его единомышленников тиражом всего 500 экземпляров. В этом году книга стала лауреатом областной литературной премии им. Евгена Маланюка в номинации «Публицистика». Изданная большим тиражом, с дополнениями, она могла бы пригодиться и исследователям этой темы, и многим неравнодушным людям.

«Впали мури, що нас розділяли, і зустрілися брат і сестра…»

Женщины во время Кенгирского восстания — особая тема. Сначала уголовники рвались как можно скорее попасть в женскую зону, чтобы развлечься. Но ребята-политзаключенные их предупредили: там не просто «бабы», а их матери, сестры, землячки, а потому не дадут их в обиду.

Среди членов комиссии, руководившей жизнью островка свободы, было трое женщин. Девушки участвовали во всех работах, даже стояли на страже.

Владимиру Караташу запала в душу девушка из Рогатина Анна Людкевич. Ее отца замучили в Иркутске в «Озерлаге». Мать находилась на пожизненном поселении в Якутске, а Анна с младшей сестрой Марийкой — в Кенгирском лагере. И хотя Владимир и Анна были осуждены на 25 лет, после восстания оказались в разных лагерях. Владимир Михайлович всеми силами старался держать связь с любимой. После неожиданного освобождения (его дело рассматривал лично Леонид Брежнев, который после искреннего рассказа парня сказал: «Таких людей надо награждать, а не сажать!») он разыскал «свою Ганнусю» в Якутии.

Анна Лукьяновна вспоминает яркий эпизод первых дней восстания:

— Утром 17 мая возле нашего барака начались волнения — трем ребятам как-то удалось бежать за зону тюрьмы, их, конечно же, догоняла охрана. Девчата быстренько сориентировались и сделали живую ограду, взявшись под руки, а на груди — ладони в замок. Чекисты приказали разойтись. Увидев, что мы не слушаемся, гадко матерились и стращали, что будут стрелять. Мы стояли. Охранники начали стрелять поверх голов. Стало страшно, но мы не отступили. Тогда приехали пожарные и начали из брандспойтов поливать нас холодной водой. Спустя какое-то время автоматчики и пожарные отступили... Эта наша маленькая победа придала сил и надежды, еще больше сплотила девчат.

Первых жертв восстания, которых скосил пулемет во время штурма стен, девчата обмыли, одели в вышиванки. Среди убитых был один уголовник и один узбек, им девчата тоже нашли вышиванки. Тех ребят, которые первыми сложили свои головы во время Кенгирского восстания, в отличие от многих заключенных ГУЛАГа, похоронили по-человечески...

После освобождения Владимир Караташ окончил Одесский университет и 25 лет преподавал английский язык в школе. Вместе с супругой возвели дом, воспитали двух детей, имеют внуков. Их до сих пор объединяет любовь и общая память, а еще — готовность в любой момент встать на защиту Украины.