Виктор Гюго. Рисунок художника Ф.Фламена, 1872 |
26 февраля 1802 года родился Виктор Гюго
Несмотря на самоуверенность и заносчивость человечества, в его истории не так уже и много было светил первой величины. А в особенности такого масштаба, как Виктор Гюго, которого Иван Франко называл наилучшим представителем «галлийского» гения. Его современники — «золотая гроздь» большой французской литературы: Ф.Шатобриан, П.Беранже, А.Стендаль, О.Бальзак, А.Мюссе, Жорж Санд, отец и сын Дюма, братья Гонкуры, Ги де Мопассан, Г.Флобер, Э.Золя, А.Доде, Ш.Бодлер... Каждое имя — это не только французская, но и мировая классика. Не затмевая ни одно из них, Виктор Гюго возвышается над этими вершинами как неповторимый представитель нации, который возвеличивал ее не только в дни блеска и славы, но и во времена кровавых бурь и трагических катастроф. В определенной мере он был повитухой новой Франции, страны, задававшей тон историческому прогрессу всего человечества и сегодня демонстрирующей государственную мудрость и рассудительность, чувство высокой национальной гордости.
И когда 22 мая 1885 г. «великий старец», уронив последнюю, исполненную какого-то жуткого, мистического содержания предсмертную фразу: «Я вижу… черный свет», заснул вечным сном, большая нация достойно почтила своего Сына. За его гробом, установленном на катафалке для бедных (последняя воля покойного), шла двухмиллионная процессия. Поэт, как писали биографы, победил на поле славы своего соперника — императора Наполеона.
Жизненный путь Виктора Гюго приходится практически на весь ХІХ век. Его душа, как чувствительный камертон, откликается на все неординарные события этой большой эпохи. Он восхищался Наполеоном I, пережил реставрацию Бурбонов и созданный ими реакционный режим, революцию 1848 года, кровавый переворот в декабре 1851 года. Как депутат палаты народных представителей и глава радикальной партии не пошел на компромисс с режимом Наполеона Третьего и вынужден был эмигрировать — его изгнание длилось почти 20 лет! Возвратившись, он примыкает к левому, радикально-демократическому крылу, сходится с Луи Бланом и прославленным Гарибальди. По поводу Парижской Коммуны сказал так: «Мне ненавистно преступление как красных, так и белых», но однозначно осудил расправу, устроенную версальцами над парижскими рабочими. Горячо отрицал любой террор, решительно выступал против смертной казни.
Один из биографов называл Виктора Гюго «гением борьбы», другой вполне обоснованно считал долгий век писателя сплошными годами неусыпного труда. И оба были правы. Поскольку только борьба и труд — наивысшее проявление настоящего гения. Написанное Виктором Гюго не вместишь и в сто объединенных томов. Из-под его пера выходили многочисленные поэтические сборники, романы, повести, драмы, политические памфлеты, журнальные и газетные статьи, парламентские речи, воспоминания, невероятное количество писем, адресованных современникам в Европе и Америке. Стоит еще добавить систематически ведущиеся записные книжки и дневники, значительная часть которых не опубликована и до сих пор.
Виктор Гюго — романтик в жизни и творчестве, но его романтизм укоренен в реалии бытия, направлен на утверждение справедливой социальной идеи. Это писатель, политизированный в лучшем понимании этого слова.
«...Нам возражают: служить социальной поэзии, поэзии гуманной, поэзии для народа, бурчать на зло, защищая добро, громко говорить о гневе народном, попирать деспотов, доводить до отчаяния негодяев, освобождать бесправного человека, толкать вперед души и оттеснять тьму назад, помнить, что есть злодеи и тираны, чистить тюремные камеры, опорожнять помойки с общественными нечистотами — чтобы Полигимния, закатав рукава, занималась этой грязной работой? Фу! Как можно! — А почему бы и нет?» — полемически и задорно обращался неисправимый «чистильщик» к своим оппонентам.
Каждое его произведение — прозаическое, поэтическое, драматическое — это гимн добру и справедливости, слово в защиту отверженных. «Отверженные» — так и называется его многотомная и грандиозная «энциклопедия добра», главная мысль которой сформулирована в предисловии предельно четко и всеобъемлюще: «... до тех пор, пока не будут решены три основные проблемы нашего столетия — унижение мужчины на основании его принадлежности к классу пролетариата, падение женщины, обусловленное голодом, увядание ребенка вследствие мрака невежества; до тех пор, пока в определенных слоях общества будет существовать социальное удушье; другими словами и в более широком смысле — до тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, возможно, не бесполезны».
Актуальность темы «отверженных» в наше время для разных стран разная. Но если спроектировать ее на наше нынешнее общество, то окажется, что подавляющее его большинство хорошо познало, что такое голод, социальное удушье и мрак невежества. Вот только читать Гюго нашим согражданам некогда... И тут еще подрастает поколение, вообще читать не умеющее: речь идет о десятках тысяч наиболее униженных — малолетних бомжей и беспризорников, ровесников хрестоматийного Гавроша.
Творчество Виктора Гюго в высшей степени демократично. Его «Собор Парижской Богоматери», «Труженики моря», «Человек, который смеется», «Девяносто третий год» уже во время первой публикации получили широчайшую огласку, быстро распространяясь среди разнообразнейших слоев населения.
Для людей неосведомленных биография Виктора Гюго может показаться сплошным триумфом, рядом блестящих побед и головокружительных успехов. Но он не был баловнем судьбы, в особенности в личной жизни. Еще молодым похоронил двоих своих сыновей и дочь, которую вместе с ее возлюбленным поглотили холодные воды Сены. Пережил свою жену, многих верных друзей. «Черный свет» не раз обжигал его страждущую душу...
Во все времена огромный интерес вызывала сама личность писателя-трибуна. Был физически силен, вынослив, неимоверно трудолюбив. Когда на 72-м году жизни у него заболел зуб, удивленно спрашивал: «Что это такое?» Обывателя шокировали его любовные приключения — даже восьмидесятилетним не мог отказать молоденьким барышням, которые эпатажно интересовались его личностью. Его иногда упрекали за «ужасный гюгоизм», ибо он-таки любил славу и почести, поклонение публики. Вместе с тем он был заботливым отцом и дедушкой. Литературный труд давал фантастические доходы, но он не был скупым — каждый понедельник устраивал обеды для 40 бедных детей.
Он возродил французский язык, смело употребляя разговорное просторечие, раскованный синтаксис, цветистые сравнения и богатые метафоры. Он заговорил с народом языком народа. И, по-видимому, имел все основания утверждать: «Есть только один классик в нашем столетии, единственный, вы понимаете? Это я. Я знаю французский язык лучше всех... Меня обвиняют в том, что я горд; да, это правда, моя гордость — это моя сила».
Он был пророком республики, рыцарем Франции. Но Виктор Гюго — еще и гражданин мира. Ведь это он был председателем первого международного съезда друзей мира в Париже, провозгласив «идею мира во всем мире».
Творчество Виктора Гюго изначально нашло отклик и в Украине. На украинский язык переведены почти все романы, повести, драмы и стихотворения великого француза (не переведенной, кажется, осталась поэма «Мазепа», что отнюдь не к нашей чести). Его особенно уважал И.Франко, который в статье «Соті роковини народження Віктора Гюго» писал: «Нехай і так, що у величезній, звиш 100-томовій літературній спадщині Віктора Гюго більша половина буде жужелиць та труску, то все-таки там набереться й щирого золота так багато, що воно напевно переважить не то сотки його критиків, але багато генерацій поетів та публіцистів, що тепер уважають себе безмірно вищими від нього. Великі імпульси гуманності, милосердя, соціальної справедливості, що кинув він, протягом літ поступаючи все наперед у радикальному напрямі, — ті зерна високого ідеалізму, які він розсіяв по широкім світі своїм огнистим словом, не пропадуть, а житимуть і цвістимуть ще й тоді, коли пам’ять усіх його епігонів, парнасистів, сатанистів, символістів та декадентів давно покриється заслуженим забуттям».