Когда народ последовал на Говерлу за президентом, на обочине остался лежать чем-то наспех накрытый не дошедший до вершины гражданин. Простите, что больно и по живому, но иначе не понять, не почувствовать, а значит продолжать… проходить мимо. Ведь гора эта — своего рода символ, очередная цель, к которой повел «свою нацию» очередной президент. Только вот каждый раз, взбираясь на вершины, обозначенные новыми правителями, мы продолжаем думать лишь о том, как дойти самим, и уж ни в коем случае не о тех, кто в силу обстоятельств остался лежать на обочине. Мертвый или полуживой. Униженный или оскорбленный. Не важно.
В 2001-м на пути, которым вел нас Леонид Данилович, случился самолет. В первых выпусках новостей, сообщавших о гибели 78 граждан России и Израиля, тогдашний секретарь СНБО Марчук признал факт попадания украинской учебной ракеты в иностранный пассажирский борт. Впоследствии Украина отказалась от своих слов. Ввиду «отсутствия юридических доказательств вины». И отправилась дальше, так и не уважив чужое горе. Возмущение родственников погибших, иски, годы препирательств, и только потом — жест «доброй воли» — выплата миллионных компенсаций за жизни не долетевших к своей цели.
Скнылив. Та же некомпетентность системы. Виновные пилоты и ушедшие от ответственности устроители кровавого шоу, протесты пострадавших. Новая власть признала, что закон несовершенен, и вскоре обещает определиться с суммами компенсаций морального ущерба. Но скныливцы просят не меньше, чем выплатили россиянам и израильтянам. Миллион гривен — за душу украинского гражданина навсегда оставшегося на летном поле. Много это или мало? Можно или нельзя деньгами измерить жизнь родного человека? Не знаю.
Но хочу знать о том, почему в той же стране безмолвствует мать, похоронившая солдата, ставя подпись напротив страховой суммы в 8 тысяч 500 гривен. Это что, официальная цена жизни ее сына — защитника отечества? Или по отечеству и цена?
Еще хочу знать, почему сотни украинских женщин навсегда обречены терзаться грешной мыслью, что в палату к их обоженным и не выжившим счастьям не позвонил президент и не сделал всего того, что сделал для Насти Овчар?! Да, безжалостно. Но ведь и привычка власти лицемерить от всей души и в удобном случае отвратительна!
Для того чтобы прийти к столь малоприятному заключению, автору пришлось осуществить довольно странное путешествие по мрачным закоулкам бытия, целью которого стал ответ на непростой вопрос, вынесенный в заголовок.
«К вам девушка — за несчастным случаем…»
Выйти из ступора после подобной реплики в Госкомстате помог суеверный стук по дереву и явившийся образ «товарища Новосельцева» из отдела легкой промышленности… Уже через минуту вполне оптимистичные барышни, правда, из другого, совсем не киношного отдела, зашелестели листками и папками в поисках погибших, умерших и т.д. и т.п. украинских граждан. Сразу подумалось, что вот так же в кабинетах тысяч чиновников чужое горе становится едва заметным и почти не ощутимым, укладываясь в частые строчки из мелких цифр и букв на официальных бланках. Но вряд ли стоит косо смотреть в сторону беспристрастных статистиков — ведь если государство считает наши погасшие жизни, значит, ему это зачем-то нужно?
В 2004-м году нас на 761 тысячу стало меньше. Кто-то заболел, кто-то много и не того выпил, кто-то ушел по собственному желанию… Молодые и пожилые стали жертвами несчастного случая — на работе, на службе, на дороге… Где еще? К счастью, самолеты на головы людям больше не падали. Так вот, таких случайных утрат в 2004-м свыше тридцати тысяч. Недожили, недолюбили, недодали… Еще тысячи украинцев в силу нелепых случайностей пополнили списки инвалидов, потеряв возможность быть нужными и полезными, что в итоге и определяет истинный смысл, на поиск которого тратят свою жизнь здоровые.
Вот здесь, для полного осознания всего риска жизненной авантюры, стоило бы пригласить к диалогу страхового агента, желательно, начинающего, который с широко распахнутыми глазами за считанные секунды расставит вокруг вас маяки сотен вполне реальных опасностей. Тупик, если, конечно, вовремя не одуматься и не выстроить необходимую линию защиты.
Скажу сразу, решая столь непростую задачу, апеллировать придется: а) к себе любимому, б) к шефу на работе, в) к государству, которое всегда чего-то должно своему налогоплательщику. Четвертого не дано. В общем-то в любой цивилизованной стране из взаимоотношений этих трех сторон и складывается система социальной защиты, которая в момент кризиса должна стать опорой человеку и его семье. Качество же этой системы определяется не только уровнем экономики отдельной страны, но и умением сторон договариваться.
В отношении «себя любимого» скажу, что сегодня все главные ценности среднестатистического украинца исходят из близкого сердцу понятия «мое». Мой бизнес, моя дача, моя машина, мой, пардон, диван. Так, в общем объеме приватного сектора страхового рынка 45 процентов занимает страхование финансовых рисков, 40 процентов — имущества, доля же заботы о собственной жизни не дотягивает у нас и до единицы. Как, впрочем, и показатель страхования ответственности. Но об этом — ниже. Потому как в ситуации повального общественного наплевательства на жизнь свою и соседа особая роль досталась государству, которое вместе с работодателем все же организовывает каждому отдельному гражданину определенный минимум защиты. В пакет этот, по примеру европейских стран, входит обязательное государственное страхование нескольких основных рисков — безработицы, старости, временной утраты трудоспособности, рождения, погребения, смерти в результате несчастного случая, инвалидности, а также профзаболевания.
На все вышеперечисленные нужды мы платим из своего кармана посредством того самого подоходного налога, который распределяется между четырьмя фондами обязательного социального страхования. Единственным из этих учреждений, которое кормится исключительно на средства работодателя, является фонд, занимающийся несчастными случаями на производстве.
«Железная логика» реформаторов
Вряд ли стоит претендовать на специальный анализ деятельности сей глобальной организации — пусть этим займутся эксперты. Мы же отметим лишь ряд показательных моментов, которые приблизят нас к поставленной цели. Фонд создали в 2001 году по образу и подобию немецкого социального гиганта. Но, как говорится, рецепт один — блюда разные.
На тот момент 250 тысяч украинцев, пострадавших на производстве, остались брошенными на произвол судьбы. Предприятия работали, создавались, банкротились, чтобы снова родиться. В общем, выживали в украинских реалиях, мало празднуя обязательства перед бывшими работниками. 641 миллион долга и полная безответственность работодателей подвигли государство к действиям. Кучма подписал закон об обязательном страховании, и бремя заботы о семьях погибших на производстве и инвалидах легло на плечи государственного фонда, в правление которого, кстати, на паритетных началах вошли представители трех договаривающихся сторон — профсоюзов, работодателей и государства. Немцы гордятся такой демократичной моделью.
В числе подлежащих страхованию оказались все украинские граждане, работающие в условиях трудового договора. Нас поделили на 67 классов, в зависимости от степени производственного риска, и стали активно поддерживать. Процент страхового взноса, который, напомню, платит исключительно работодатель путем начислений на фонд оплаты труда, определяется все тем же классом и колеблется от 0,8 до 13 единиц. Тем самым задешево боссы покупают у фонда социальную защиту служащим офисов, задорого — работникам опасных производств. Логично. Что касается страховых выплат, в случае гибели или травмы, то их величина не зависит от размера взноса — все расчеты производятся исходя из среднего заработка пострадавшего. То есть мы вплотную приблизились к ответу на вопрос: сколько, к примеру, стоит жизнь украинского шахтера? Согласно нашему законодательству семье, выражаясь языком страховщиков, выплатят «пятилетку», то есть средний заработок погибшего, умноженный на пять лет. Таким образом, если этот самый заработок составлял, допустим, полторы тысячи, то, произведя довольно простую математическую операцию, можно посчитать, что жизнь конкретного шахтера государство оценивает в 90 тысяч гривен. Сюда же, справедливости ради, следует добавить и пенсию по утрате кормильца, которую получат от государства его малолетние дети. Эти цифры также берутся не с потолка, а из того же заработка, который делится на количество иждивенцев вместе с погибшим. Его доля вычитается, так сказать, по причине дальнейшего отсутствия, остальная сумма распределяется между всеми с перспективой ежемесячных выплат до совершеннолетия.
Цена жизни интеллигента в Украине, понятно, другая. В карман учителя государство ежемесячно кладет 500—600 гривен, потому, в случае чего, компенсация его семье будет в три раза ниже шахтерской. Замечу, вполне европейский подход — исходить в таких случаях от возможных доходов погибшего, останься он жив и трудоспособен. Разница в одном — в самих доходах. С нашими-то не то, что в Европу, — в приличную страну третьего мира не сунешься… Согласитесь, годовой доход среднего украинца, допустим, в 10 тысяч гривен (да и то с большой натяжкой), и немца — в 40 тысяч евро, действительно, «две большие разницы». Как ни крути, получается, что уровень и цена жизни — понятия одного логического ряда.
Замечу, что для продолжения этого ряда стоит послушать и того самого педантичного немца, который щедро поделился с украинцем своим опытом. Он, кстати, в лице эксперта программы TACIS (проект поддержки развития системы страхования от несчастных случаев в Украине) доктора Вольфганга Рике, с самых высоких украинских трибун уже не первый раз намекает, что, мол, вы, соседи, несколько начудили с приоритетами. Так, аргументируя уникальность механизма деятельности фонда страхования от несчастных случаев, Рике предостерегает новую власть от революционного желания объединить его с другими фондами. По мнению эксперта, практику единого социального взноса, даже вместе с сокращением расходов на администрирование и удобством работодателя, вряд ли стоит противопоставлять жизни гражданина — работника — производителя общественных и материальных благ. Как оказалось, немцы главной задачей такого фонда считают отнюдь не подсчет погибших на производствах с обеспечением последующих страховых выплат, а развитие и финансирование программ, направленных на профилактику травматизма и охраны труда. «Ведь жизнь-то, — говорят, — отца, мужа, сына, по большому счету, никакой государственной страховкой не компенсируешь. Даже немецкой. Бесценная она. Потому ее беречь надо».
А нам ответить, собственно, и нечего. С нашим-то менталитетом. По признанию нынешнего председателя правления фонда Татьяны Степанковой, бюджет украинского страхового детища в постоянном дефиците — власть новая, так же как и старая, продолжает латать за его счет дыры в госбюджете, публично одаривая народ дополнительными социальными благами. Но ведь блага-то эти из воздуха не берутся. Потому с программами охраны труда, тем более инновационными, у фонда — туго, а за услугами реабилитации здесь — стабильная очередь инвалидов, по традиции сопровождающаяся судебными исками.
Для полноты картины — добавлю. В 2002-м на шахте Баракова погибает 80 горняков. Председателем государственной комиссии, расследующей причины аварии, стал украинский премьер Виктор Ющенко. Результатом одного из первых его решений стало создание Государственного комитета охраны труда. Логика была на стороне премьера. После ликвидации подобной структуры в 98-м в стране резко выросло количество случаев группового травматизма на опасных производствах. Шахта Баракова стала последней каплей.
Однако уже в 2005-м правительство президента Ющенко, связанное многочисленными предвыборными обещаниями, под громким лозунгом сокращения аппарата в числе десятка лишних структур ликвидирует и Государственный комитет охраны труда. Его функции, но уже без статуса, перешли под юрисдикцию МЧС. На бумаге. На практике уже третий месяц народ из комитета ждет внятных объяснений от власти по поводу дальнейшей судьбы полутора тысяч инспекторов труда, учебного и экспертного центра, профильного института, чиновников. В России, например, департамент надзора за охраной труда подчиняется лично Президенту. В Америке же инспектор этой службы имеет столько прав, что и россиянам не снилось. А в Украине, пока власть задним числом стряпает реформы, на полях, шахтах и заводах гибнет почти две тысячи человек в год, а значит, шестеро в день. Это я в продолжение разговора об уважении к человеческой жизни — уважении как главном критерии ее цены.
Армейский магазин
Здесь у нас все, знаете ли, по дешевке. И вообще, если присмотреться к нему поближе, то и не магазин это вовсе, а так, комиссионка, в которую молодому человеку из приличной семьи и зайти-то неудобно. Так он, будьте — уверены, и не заходит. Не хочет этот обеспеченный и образованный парниша, кивая в сторону немца-контрактника с 10 тысячами евро в кармане, свое драгоценное время и жизнь Украине по дешевке отдавать. Кому, спрашивается, все это нужно-то? Так Родине и нужно. Вон в Новобогдановке опять снаряды рванули — военным саперам на два года работы. И без права на ошибку, как сказал тамошний губернатор. А что, если ошибка? Не, ну не для того ж мы демократию строим, чтобы таких хлюпиков растить. А все-таки? Ну, жив останешься — хорошо, а нет — так матери твоей государство восполнит…
Все. Довоевалась империя за мир на планете. В германскую, гражданскую, японскую, отечественную, холодную… Репрессии пережила, Чехословакию, Афганистан, Чернобыль... Миллионы погибших мужчин. Привычка терять — у женщин, не ценить — у государства, «не заходить в комиссионку — у молодого человека из приличной семьи». Круг замкнулся. Некогда героический статус защитника отечества опустился до уровня плинтуса. Что, однако, совсем не исключает несчастных случаев на этом специфическом производстве долга и чести. Ведь сюда регулярно продолжают приглашать ребят из рабоче-крестьянских семей.
…Сразу после развала Союза молодое Украинское государство, озабоченное своей хрупкой независимостью, в особое дело выделило социальную защиту работников специальных служб и ведомств. В категорию тех, кто всегда готов грудью и на амбразуру, вошли представители Вооруженных сил, МВД, СБУ, государственной охраны, прокуратуры, налоговой инспекции и т. д. Позднее к этим элитарным боевым подразделениям присоединились народные депутаты и прочие особо ценные государственные кадры, тоже способные на некоторые личные жертвы, правда, не при любых обстоятельствах. Свету явился закон, потом ряд постановлений исполнительной власти, где регламентируется порядок социального страхования на случай трагической случайности. Для чего на тот момент не стали создавать отдельный фонд, обошлись услугами страховой компании «Оранта», часть акций которой сегодня принадлежит государству. Схема простая. Государство-гарант ежегодно на открытые для каждого ведомства специальные счета перечисляет определенную сумму в виде так называемого страхового взноса. Компания-посредник, согласно законодательству, производит выплаты потерпевшим.
Ежегодно в «Оранту» обращается более 21 тысячи человек. 16 тысяч из них — по спискам Министерства обороны, 4,5 тысячи — системы МВД. Из числа трагедий — смертельных случаев по военному ведомству в среднем 120 в год, по МВД за время независимости погибло 865 сержантов и офицеров, у 525 из них остались малолетние дети. Сегодня в рядах Вооруженных сил служит 265 тысяч человек, в органах правопорядка чуть меньше. Не надо быть опытным андерайтером, дабы предположить, что две эти категории находятся где-то в одной плоскости профессиональных рисков. Тем не менее в силу существующих законов и подзаконных актов жизнь военнослужащего и милиционера в Украине оценивается по-разному.
На солдата и генерала Вооруженных сил (разницы никакой) работает постановление №627 от 19.11.1992, а также законы о государственной социальной помощи, о бюджете, о системе обязательного страхования и т.д. и т.п. Так вот, страховую выплату за гибель военнослужащего государство позволило себе определять, исходя из финансовых возможностей бюджета. Сегодня, к примеру, опираясь на несколько мутное понятие одного прожиточного минимума, который составляет в силу только ему, государству, известных причин 85 гривен, семья погибшего получит сто таких минимумов, то есть те самые 8 тысяч 500 гривен.
И неважно, произошла трагедия при исполнении служебных обязанностей или в период прохождения службы. В этом — еще одна юридическая закавыка, которая соответственно выражается в так называемых пунктах 2а и 2б. Отмечу, что по пункту 2б, то бишь, когда «солдат спит, а служба идет», такая же страховая выплата — 8500 гривен — положена и за милиционера. Когда же работник правоохранительных органов приступает непосредственно к борьбе с нарушителями, в действие вступает постановление №59 от 29.06.91 г. и его новая редакция за №627 от 19.11. 92 г. со своим пунктом 2а. Вот тогда считают окладами и за десять лет. Так что, если цинично прикинуть, получается не меньше 100 тысяч гривен за душу. Отмечу, что к категории военнослужащих приравнены, к примеру, офицеры СБУ, системы исполнения наказаний, жизни же депутатов, прокуроров, работников налоговой службы держава покупает по милицейским расценкам.
Кстати, есть и нюансы, которые в определенном смысле сводят на нет подобную разницу. Искренность государевой заботы довольно показательно характеризует, например, длинная очередь в «Оранту». По закону и инвалид, и семья погибшего должны получить положенные выплаты в семидневный срок. Так вот, по спискам Министерства обороны пострадавшие ставят подписи только за декабрь прошлого года, по линии МВД — за февраль этого.
Дорожным катком подравнял позиции мужей в погонах и новый министр МВД. Так, гаишник при исполнении у Юрия Витальевича зовется «собакой», а случись чего, получается, он же и — герой. У солдата картина, простите, в точности до наоборот. Если исходить из общей государственной концепции. И кто ж из них в глобально-ценностном плане в более уважаемом положении, даже и не знаю. Тем не менее честь и хвала милицейским генералам, в свое время пролоббировавшим в высших кабинетах хотя бы посмертные интересы своих подчиненных. Другой вопрос: справедливо ли за счет остальных? Но, думаю, что жена расстрелянного преступниками в прошлом году в Донецке работника ДПС уже ответила на него своим молчанием. Как, впрочем, и мать солдата, получившая на руки 8500. Ведь не в посмертных суммах дело, а в отношении системы к живым сыновьям, мужьям, отцам, все еще готовым на амбразуру за свою дешевую родину.
Форс-мажор по-украински
На днях в Хмельницкой области кукурузник, занимающийся химической обработкой сахарной свеклы, задел колесом женщину, которая с земли координировала действия пилотов. Полный бред! Женщина, однако, погибла. Разбирательством трагедии займутся эксперты Фонда обязательного страхования от несчастных случаев и, возможно, суд, если близкие подадут иск, с требованием компенсировать моральный ущерб.
Конечно, кукурузник — не ТУ, а одна украинская женщина не 80 иностранцев. Тем не менее на словах «моральный ущерб» государство по-прежнему клинит. Но если в районном суде просто кивают в сторону нового Гражданского кодекса, так и не решившего эту проблему, то в Министерстве юстиции констатируют: в Украине отсутствует система, когда государство ответственно перед гражданином. И это уже что-то. Ибо четко осознать проблему — значит наполовину ее решить.
Сегодня специальная государственная комиссия намерена основательно изучить скныливскую тему, с ее судами, приговорами и исками, дабы на уровне закона урегулировать. Вопрос о суммах, на которые держава готова пойти, комментируя миллионные претензии родственников пострадавших, пока закрыт. Чиновники размышляют лишь о возможности создания некоего досудебного варианта решения подобных проблем, когда будет четко зафиксирована верхняя граница обязательной компенсации. Юристы изучают местный и зарубежный опыт. Такая практика, кстати, присутствует в Штатах. Там человек обращается с иском в суд только в случае несогласия с размером предложенной выплаты. «Но бюджет Украины сильно отличается от американского, — говорят в министерстве, — будем исходить из своих возможностей, опираясь на уже существующий опыт того же Фонда обязательного страхования несчастных случаев. А может, это будут совсем иные подходы».
Кажется, членам комиссии придется с головой окунуться в украинское законодательство и, возможно, не только заметить проколы, но и системно урегулировать и унифицировать подходы, связанные с позицией государства по отношению к утраченной человеческой жизни как таковой. У державы появился шанс научиться уважать своих граждан. Только жаль, что для этого потребовалось сначала сбить самолет, а потом оставить на летном поле десятки жизней.
С другой стороны, тест на Скнылив — это тест на уровень правовой культуры общества. И видением одних юристов, даже самых профессиональных, здесь не обойтись. Председатель правления страховой компании «АСКА-жизнь», известный эксперт финансового и страхового рынков Галина Третьякова говорит о том, что случись такая трагедия в развитой европейской стране, их система не оказалась бы столь беспомощной. В силу элементарных причин. В той же Германии из 68 миллиардов ежегодных страховых премий 55 миллиардов — у компаний, страхующих жизнь человека (более 90%). Притом немцы, к примеру, страхуют не только самолет, как ценное имущество, и жизнь летчика, как бесценный дар, но еще и ответственность, и пилота, и устроителей каких бы то ни было массовых шоу. Вот тогда на компенсацию государства могли бы претендовать только те, кто не вошел в этот широкий круг. А их там единицы.
«Демократия, — говорит Третьякова, — довольно меркантильная штука. Каждый преследует свои интересы. И, поверьте, держава совсем не обязана одаривать нас золотым дождем из сотен страховок и не всегда оправданных социальных гарантий. Однако она должна обеспечить права и обязанности всех общественных игроков. Я считаю, что работодатель, к примеру, не должен платить компенсацию слесарю, который попал в аварию из-за того, что был пьян. Я считаю, что никто не обязан оплачивать мне больничный лист, который куплен в силу каких-то обстоятельств. Но в то же время страна, в которой я живу, обязана обеспечить мне, по крайней мере, два момента — возможность самореализации и выбора. Выбора профессии, работы, зарплаты, той же страховой компании: частной или государственной — не суть важно. Главное, чтобы мне — гражданину, помогли выстроить ту самую линию защиты, которая в случае трагедии не завела бы в тупик. И уж, конечно, если у меня самой что-то не выходит, в силу серьезных на то причин, наверное, я буду претендовать на какие-то социальные преференции, предложенные мне моим государством. Это если мы собираемся в Европу. Однако какой-то внятной концепции на этот счет сегодня в Украине нет».
Людмила Шангина, эксперт Центра Разумкова, убеждена, что дискуссия, несмотря на ее прямолинейный характер, связанный с попыткой оценить то, что оценить нельзя, в принципе, изначально лежит в плоскости человеческих взаимоотношений. Отношений, которые держатся на трех основных китах — морали, политике и праве. «Аморальные люди никогда не смогут вести моральную политику, — говорит Шангина, — аморальные политики никогда не смогут положить на одну чашу весов свое право и право какого-нибудь дяди Вани. Но вот когда эта, в принципе, очень простая вещь произойдет, когда между гражданином в кресле и гражданином в поле будет поставлен знак равенства, тогда можно будет говорить о многих вещах. В том числе и об ответственности государства перед человеком, и об уважении к его жизни, что и найдет свое выражение в законах цивилизованной европейской страны».
…На пятой горе, по легенде, жили боги древней языческой страны. Подняться туда — стало еще одним испытанием для гонимого христианского пророка Илии. Люди не ждали его возвращения. «Да будет наказан тот, кто дерзнет!» — решили они. Но Илия вернулся и рассказал, что на этой горе никто не живет...
Ибо ни одна вершина мира не сравнится с той, которую люди могут построить в собственной душе. Только по дороге к ней не бросают уставших и не забывают ушедших. И лишь достигнув ее, можно избежать пустоты.