Пять лет без Амосова

Воспоминания о великих людях так же полезны, как и их присутствие.

Сенека

В по-разному воспринятом обществом проекте телеканала «Интер» и Савика Шустера прозвучали первые имена, предлагаемые для включения в список Великих Украинцев. Среди названных кандидатов лишь единожды и как бы вскользь высветилось имя Николая Амосова. А ведь именно его деяния на поприще врачевания, медицинской науки и биологической кибернетики в сочетании с самобытным литературным творчеством во многом способствовали интеллектуальному имиджу Украины в ХХ столетии. Пять лет назад — 12 декабря 2002 года — Николай Михайлович Амосов ушел от нас, оставив после себя уникальное наследие. Ранее на страницах «Зеркала недели» уже писалось о том, что это наследие, как и примечательный опыт и признанные в мире новации мудрого врача и ученого, стало научным достоянием настоящего и будущего. А еще оставил по себе Николай Михайлович добрую и благодарную память как истинный патриот страны, где он прожил и творил более полувека, где завершил свой подвижнический жизненный путь и в земле которой погребен. Сохранить эту память — наш долг. Ведь «память — это история», писал Фрэнсис Бэкон.

Пролог

Вместе с ближайшими учениками и сотрудниками Николая Михайловича вспоминаю один из знаменательных для его друзей и почитателей день — шестое декабря 2001 года. Прохладное зимнее утро. Исхоженная за последние десятилетия улица — спуск Протасов яр. Здесь в клиниках и лабораториях Института сердечно-сосудистой хирургии, больше известного широкой публике как институт Амосова, в привычных заботах начала трудового дня на этот раз доминирует атмосфера ожидания. Оживление и приподнятое настроение заметно не только у персонала, но и среди больных, как всегда, во всем осведомленных. Сегодня день рождения создателя института и его почетного директора. Уже слышны первые при­ветствия, сопровождаемые дружескими рукопожатиями, объятиями, вручением цветов. Но виновник тор­жества не склонен нарушать распорядок, кстати, им же самим установленный. Он присутствует на обязательной утренней конференции, где дежурные врачи сообщают о вчерашних операциях и проводится обсуждение предстоящих вмешательств, участвует в обходе больных. И только затем, уже в кабинете, прини­мает прибывших его поздравить, беседует с ними, обменивается новостями, делится впечатлениями. А в этот раз и вручает свою только что вышедшую в свет книгу.

Это новое переработанное издание его мемуаров «Голоса времен». Книга представляет собой сокращенную и заново отредактированную Николаем Михайловичем версию воспоминаний, изданных под тем же названием три года назад в Киеве (в издательстве «Оранта-Пресс»), а спустя год и в Москве (в известном издательстве «Вагриус»). На обложке — портрет улыбающегося автора. В руках одна из его книг, развернутая на странице с изображением сухощавой фигуры Амосова, выполняющего физические упражнения. Близкий и дорогой мне облик многолетнего старшего друга.

В памяти всплывают его слова, суждения, всегда неординарные, афористичные высказывания — неожиданные и предельно точные. В редакторской аннотации к книге сообщается, что автор этого мемуарного издания — академик Национальной академии наук Украины, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трех государственных премий, известный многочисленными трудами в различных областях науки, а также литературными и публицистическими произведениями, опубликованными более чем на тридцати языках. А далее следует обращения к читателю уже самого Николая Михайловича. Оно лаконично и по-амосовски откровенно и точно. Прозвучали в нем и такие грустные слова: «Вроде бы есть еще силы, но уже знаешь: конец близок, будущего нет. Значительного дела не сделаешь. Остаются размышления и прошлое». Необыкновенное это наследие — амосовские размышления. О них, а также о мемуарных повествованиях и пойдет речь в этих памятных заметках.

Личность

Николай Амосов — это редкое явление ученого и общественного деятеля, чьи суждения становились не только интеллектуальным достоянием своего времени, но и духовным даром, явственно нацеленным в грядущие годы. Амосовские сочинения, доклады на научных и общественных форумах, участие в дискуссиях, публичные лекции всегда привлекали к себе особое внимание. Каждое из его выступлений оказы­валось предметом заинтересованных, нередко бурных и совсем неоднозначных суждений. И так было не только при жизни Николая Михайловича, но и сегодня, когда его нет с нами, когда для многих, только вступающих в мир познания духовных ценностей его литератур­ное наследие оказывается впечатляющим открытием и откровением. Как и откровением нередко были впечатления при встречах и знакомстве с Н. Амосовым. Не случайно многие, встречавшиеся с Николаем Михайловичем впервые, воспринимали его с известной робостью, отмечая в его внешности суховатость и даже жесткость, склон­ность в общении к скептической тональности. И только потом, присмотревшись и пообвыкнув, замечали проницательный, иногда чуть ироничный взгляд, в котором настороженность сменялась любопытством.

Мысленно перенесемся на старинную киевскую Фундуклеевскую (затем улицу Ле­нина, а ныне — Богдана Хмельниц­кого). Здесь в угловом доме на пересечении с ули­цей Ивана Франко поднимемся на второй этаж в квартиру с длинным коридором, ведущим в гостиную, а из нее проходим в узковатый кабинет с полками, уставленными множеством книг, и приземистым столиком с компьютером в центре. За ним в последние годы работал Нико­лай Михайлович, сидя в старом деревянном кресле, которое сам же не раз чинил. А в другом кресле, расположенном рядом, сиживали собесед­ники — очередные гости столь почитаемого дома. Впрочем, надо заметить, что определение «очередные» отнюдь не означает, что большинство из них наведывались постоянно. Отбор гостей, разумеется, был в меру строг и избирателен. Среди собеседников, кроме коллег и учеников, здесь наиболее часто бывали близкие Нико­лаю Михайловичу люди, среди которых нельзя не вспомнить хирургов Алексея Федоровского и Василия Братуся, писателя Юрия Дольд-Михайлика, авиаконструктора Олега Антонова, литератора Григория Кипниса, врача-публициста Юрия Виленского, мно­голетних сотрудников по институту — Якова Бендета и Юрия Мохнюка.

Смотрю на опустевший кабинет, зачехленный компьютер на одиноком столе, на молчаливые стены, на которых несколько любимых Николаем Михайловичем картин. За стеклом книжных полок уголок семейных фотографий, снимки с друзьями — на одном из них лицо Владимира Фролькиса, здесь же — особенно дорогой для меня снимок, где мы с Николаем Михайловичем на общем собрании академии. Помнится, тог­да же было сделано и другое фото, бережно у меня сохраняющееся. На нем, рядом с Николаем Михайловичем, последователь его идей о физических нагрузках академик Алексей Чуйко, оба смеются. «Прекрасное это занятие — общение», — любил повторять Амосов.

Николай Амосов — ярчайшая личность, имя которого — одна из примет ушедшего ХХ и наступившего XXI столетий. Когда его не стало, в прощальных выступлениях без преувеличений повторяли: «Амосов — это была эпоха». И сегодня, когда мы обращаемся к интеллектуальному амосовскому дару — его литературному наследию, научной публицистике, мемуарам, очеркам, раздумьям, в которых столь неординарно переплелись биологические, медицинские, социологические и философские проблемы, мы вновь с твердой убежденностью можем сказать: его жизнь, врачебный и научный подвиг, гражданственная позиция, отстаиваемая с присущей ему прямотой, — впечатляющая веха в развитии общественной мысли в Украине.

Раздумья и воспоминания

Здесь позволю себе небольшое отступление. Одна из пьес Сэмюэла Беккета — известного ирландского драматурга и писателя — попала в Книгу рекордов Гиннесса как самая короткая в мире пьеса, которая продолжается всего тридцать пять секунд. И называется она «Вздох». В концепции Беккета это и есть человеческая жизнь. Вспышка, вскрик — и молчание. В сущ­ности, этому напоминанию и посвящено все творчество писателя, удостоенного Нобелевской премии. «Человеческая жизнь как вздох» — как хочется воспротивиться подобной несправедли­вости. Но безуспешно! Недаром Беккет сетует на человеческое бессилие: все его творчество — это еще и жалоба человека на Бога, и нежелание самого человека принять несправедливость мироустройства.

Да, печальные раздумья посещают нас во вто­рой половине жизни. Мы часто обсуждали эту проблему с Николаем Михайловичем. И были единодушны: трудно смириться с сознанием того, что миг, называемый жизнью, в конечном счете оказывается на исходе. Тем более следует стремиться еще многое успеть сделать, незавершенное свершить. Были единодушны и в том, что «на исходе» — спасение в работе. Вспо­минали стихотворные строки прекрасного поэта Юрия Левитанского:

Когда земля уже качнулась,

Уже разверзлась подо мной,

И я почуял холод бездны,

Тот безнадежно ледяной.

Я как заклятье и молитву

Твердил сто раз

в теченье дня:

— Спаси меня, моя работа,

Спаси меня, спаси меня.

Как одно из философских, а может быть, и просто житейских напутствий, проверенных годами, созвучных сказанному выше, воспринимается суждение: пока жив человек творческого труда, пока не иссякли духовная энергия, устремление к поискам, новым свершениям и новым надеждам, он должен творить и созидать. При этом ценить каждый новый день как маленькую жизнь, радоваться повседневным делам, заботам, встречам, общению, сознанию того, что еще предстоит сделать, а затем и самому содеянному. Помню, как долго мы с Николаем Михайловичем однажды обсуждали вопрос: может быть, ближайшие десятилетия в новом столетии окажутся желанной эпохой, когда наконец исчезнут одолевавшие нас сомнения и человечеству откроется, что для него самое важное? В поисках ответа на стыке двух веков, а заодно и двух тысячелетий, многие психологически ощутили особое состояние. Ожидание смены столь впечатляющих вех в жизни человечества породило и в обществе, и в индивидуальном мире каждого из нас неуверенность в завтрашнем дне. Возникло состояние какой-то странной зыбкости. Может быть, от этого ощущения тревоги и неопределенности мы все чаще стали мысленно подводить итоги минувшего, задумываться над грядущим, откладывать на будущее давно вынашиваемые планы. Некое ощущение внутреннего дискомфорта начало сказываться и на повседневных делах, и на житейских устремлениях. Возможно, оно инициировалось мыслью о том, что ты уже человек прошлого века. А ведь как часто, еще совсем не так давно, мы гордо любили повторять: «Я — человек двадцатого столетия». Столетия, вме­стившего в себе столько знаковых событий, потрясений, непредвиденных революционных всплесков, опустошительных противостояний, войн, трагедий, геноцида, унесшего миллионы человеческих жизней. Как не вспомнить мудрого Ежи Леца, печально заметившего, что «каждый век имеет свое средневековье».

В то же время, как это не может не показаться парадоксальным, в минувшем столетии было много впечатляющих созидательных деяний, в том числе духовных, творческих, научных. Воплотились они и в печатном слове — литературном наследии наших предшественников и современников — художественных произве­дениях, научных книгах, философских трудах, публицистических опусах, мемуарных очерках. И во всех этих литературных жан­рах сосредоточенно и в то же время эмоционально работал Николай Амосов.

Примечательна хронология, отражающая отдельные этапы его многогранного творчества. Шестидесятые годы — повесть «Мысли и сердце», переведенная на тридцать языков; «Записки из будущего» — захватывающее повествование, которое читается на одном дыхании. Семидесятые — научно-популярные, необычные по форме и по-амосовски неординарные по содержанию книги «Раздумья о здоровье», «Здоровье и счастье ребенка». Восьмидесятые — произведение с примечательным названием «Книга о счастье и несчастьях». Последующие годы, наиболее насыщенные литературным творчеством, ознаменовалось множеством изданий, из которых отметим завоевавшие наибольшую популярность «Разум, человек, общество, будущее» (1994), «Преодоление старости» (1996), упомянутые выше «Голоса времен», вышедшие тремя изданиями. Эта главная мемуарная книга Н. Амосова — исповедальная и доверительная по своей тональности, честная и прямая по содержанию. В ней — разду­мья о скоротечности жизни, возрасте, эволюции взглядов на прошлое, нынешнее, будущее, а также рассказ об уникальном эксперименте, о котором наслыша­ны многие и который до сих пор вызывает большой интерес научной и широкой общественности.

Примечательно, что свою книгу автор начинает с обращения к читателю, в котором, желая предвос­хитить вопрос: «Для чего пишу?» — дает такой ответ: «Пишу для самовыражения. Пишу потому, что боюсь оторваться от памяти, чтобы не потерять себя перед концом». В своих мемуарах Николай Михайлович повествует исключительно о тех событиях, которые были «на самом деле» и которые отражают его представления, часто разительно отличающиеся от общепринятых и повседневно бытующих. Написанное им рождает интерес к событиям и людям, побуждает к сопереживанию. Он пишет: «Уже позднее сформировался другой внутренний закон: уважение к чувствам других людей. Сопереживание». Может быть, именно это его качество особенно импонирует читателю его книг.

Общее представление о содержании мемуаров Н.Амосова дают названия их основных разделов: «Родня, мама»; «Детство, отрочество, юность»; «Архангельск, 1932—1939 гг.», «Война»; «Москва — Брянск»; «Киев». Все, о чем повествовал Нико­лай Михайлович, читается на одном дыхании, воспринимается не только с огромным интересом, но и эмоционально, с чувством если не причастности, то во всяком случае присутствия и сопереживания. События, факты, раздумья, повествование об успехах, удачах и неудачах, радостях и огорчениях, увлеченности и сомнениях не оставляют читателя равнодушным. В сущности, это «путешествие по собственной жизни», как определил свои биографические заметки другой известный и почитаемый наш земляк Виктор Некрасов. Он говорил, что это особый вид путешествий — поиски самого себя. Добавлю: может быть, именно эти поиски во многом и побуждают авторов мемуаров браться за перо! Ознакомившись с содержанием амосовских мемуаров, изложенных искренне и действительно исповедательно, читатель вправе сказать, что в них создан портрет именно нашей трагичной, беспощадной и все же в чем-то прекрасной эпохи. Это прошлое, которое с нами. Говоря о воспоминаниях как о жанре, Илья Эренбург выразил мнение, что их следует рассматривать как желание через прошлое осмыслить настоящее, причем «только то в прошлом интересно и заслужи­вает внимания, что волнует общество и сегодня». В мемуарах Н. Амосова затронуто многое, что будет волновать общество и в будущем.

«Ничто не старит так, как готовность стареть»

Приведенное в качестве подзаголовка утверждение, воспринимаемое по форме как афористичное, по своей биологической сущности предельно точное и оправданное. Оно предпослано очеркам, составляющим содержание упомянутой выше книги «Преодоление старо­сти». Сам Николай Михайлович напрочь не приемлел подобную «готовность». Более того. Чтобы убедиться в возможности ее преодолеть, поставил на себе уникальный эксперимент. Одну из своих глав в книге он озаглавил «Экспериментальная жизнь». Конкретным поводом к проведению такого эксперимента, как пишет Николай Михайлович, явилось следующее. Когда осенью 1992 г. он принял решение прекратить оперировать, а еще раньше отказался от дирек­торства в родном институте, сохранив за собой лишь консультативные функции, «... жизнь опустела. Прекратились хирургические страсти, переживания за больных, исчезли физические нагрузки четырехчасо­вых операций. Сильно уменьшилось общение. В резерве, правда, оставались наука и творческая работа над книгами и еще продолжение привычного режима самоограничения, значительных физических нагрузок». Тем не менее, подчеркивает Н. Амосов, «со временем пришло ощущение наступления старости, но это не испугало, а даже разозлило».

Как же сам автор оценивает ближайшие результаты эксперимента? Если корот­ко, то достигнутый эффект позволяет утверждать: омоложение возможно. Об этом свидетельствуют сле­дующие субъективные и объективные данные: появилось ощущение физической крепости, повысился психический тонус, объем легких, желудок, кишечник и печень функционируют нормально, проверены крупные артерии — сужений нет, артериальное дав­ление 120/70, сердце без помех продолжает регулироваться стимулятором, частота пульса — от 70 до 130 ударов в минуту. Налицо определенный прогресс. Правда, в двигательной сфере он оказался не столь заметным, а выявленное при очередной проверке некоторое расширение сердца потребовало коррективов в режиме нагрузок. Бег был заменен дозированной ходьбой. Весьма примечательны рекомендации, основанные на его многолетнем врачебном опыте и адресуемые в большей мере непосредственно страдающим этими болезнями. Главная идея ученого, казалось бы, предельно проста: нужны интенсивные мышечные нагрузки, которым «...мешает другая особенность психики, доставшаяся человеку от животного, — то, что мы называем ленью. Природа экономит энергию, и без необходимости напрягать мышцы не требует. Правда, человек может противостоять лени, но это, увы, удается не всем».

Концепция здоровья

Упомяну названия разделов ряда книг Н. Амосова, которые дают представление и о других рассмот­ренных им аспектах медицины и этики: «Медицина на перепутье», «Модель истины», «Человек и зверь», «Резервы здоровья клетки», «Модель нормы и патологии», «Система питания», «Система терморегуляции», «Система напряжения», «Физические упражне­ния». И еще: «Что такое болезнь», «Болезни сердца и сосудов», «Чем кончается лечение», «Кризис систе­мы — кризис медицины». И конечно, раздел об искусстве хирурга и оперативных вмешательствах — «Чем занимается хирург?». Здесь самое время сказать об амосовской кон­цепции здоровья как «резервных мощностях» кле­ток, органов, целого организма — это предмет разде­ла «Количество здоровья». Николай Михайлович обращает внимание на то, что в научной медицине до сих пор, в сущности, отсутствует четкое определение здоровья. В нынешнем понимании здоровье — чисто качественное понятие «нормы», которая определяется на основе статистики, что в принципе право­мерно. Но ведь следует оценивать и то, что происхо­дит, если нормальные условия изменяются и, следова­тельно, возникает реальная угроза болезни. Поэтому нужно знать именно количество здоровья. Измеряя его, можно оценить: много здоровья — меньшая вероятность развития болезни, мало здоровья — налицо преддверие болезни. К сожалению, подобные оценки практически не проводятся. В сознание общественности и врачей по-прежнему внедряется взгляд, что «... человеческая природа крайне несовершенна, что человек хрупок и немощен», а потому нуждается в постоянной врачебной помощи. Н. Амосов настойчиво обращает внимание на то, что у нас под медициной понимают преимущественно лечение болезней. Между тем, если не только риторически провозглашать главенство профилактического направления медицины, а заняться здоровьем здоровых, то это и будет самым эффективным пре­дупреждением болезней. Опыт самого Н. Амосова — под­тверждение справедливости такого утверждения.

«Мое счастье со мной»

Его выступления всегда вызывали широкий интерес. И хотя лаконичная и образная амосовская стилистика может показаться не очень привычной, подчас категоричной и даже излишне жесткой, она несомненно привлекала к себе и еще будет в последующем привлекать повышенное внимание, облегчает восприятие рассматриваемых фактов, излагаемых теоретических построений и идей.

Кроме научного и литературного наследия, оставил нам Николай Михайлович и впечатляющие плоды своих практических деяний. Это и институт, которому присвоено его имя, и верные последователи в научных и практических лечебных учреждениях, и мощная амосовская школа ученых-хирургов, среди которых известные своим высочайшим профессионализмом Г. Кнышов, М. Зиньковский, А. Руденко, В. Максименко. Это и преемники Николая Михайловича по созданной им научной школе биологической кибернетики. И еще созданный по его инициативе журнал «Сердце и сосуды», пятилетний юбилей которого недавно отметила медицинская общественность. На юбилейном торжестве прозвучали слова единодушной благодарности в адрес врачебной династии Амосовых — основателей этого издания. Сегодня журнал «Сердце и сосуды», возглавляемый членом-корреспондентом Академии медицинских наук Украины Екатериной Амосовой и профессором Владимиром Мишаловым, — один из наиболее интересных и обстоятельных отечественных кардиологических журналов. Все, о чем упоминалось выше, — и институт на старой гористой киевской улице, названный именем Амосова, и его соратники — кардиохирурги, биокибернетики, и указанное выше издание — реальное воплощение в жизнь почитания и памяти нашего выдающегося современника.

Свои заметки о мемуарах и раздумьях Н. Амосова хотелось бы завершить словами его великого предшественника Николая Пирогова. Эти слова сожаления и призыва далеко не всем известны, так как его «Дневник старого врача» уже давно не переиздается. А сказано в этих давнишних записках следу­ющее: «...издавна принято узнавать о других через других. Мало охотников писать автобиографии. Одним целую жизнь некогда, другим вовсе не интересно, а иногда и зазорно оглядеться на свою жизнь, не хочется вспоминать прошлого; иные — и из самых мыслящих — полагают, что после действитель­но писать о себе нечего; все будет передано други­ми; наконец, многих удерживают страх и разного рода соображения. Разумеется, в наше скептическое вре­мя доверие к открытой исповеди еще более утратилось». Добавлю от себя: определение «скептическое», пожалуй, в полной мере можно применить к условиям нынешней повседневности, к нашему обществу, его непростой и трудно прогнозируемой эволюции.

И все же, несмотря на то что сегодня во многом доминирует скептицизм в отношении не только про­шлого, но и нынешнего, Николай Амосов решил напомнить и поразмышлять о нем на основе собственного опыта. Опыта, в котором отчетливо просматри­ваются черты минувших событий, специфические особенности разных этапов общественного развития в течение прожитых и пережитых лет. Согласимся с Сергеем Довлатовым, тонко подметившим, что в хороших мемуарах всегда есть второй сюжет (кроме собственной жизни автора). В воспоминаниях Н. Амосова его повествование о личном, о профессиональной деятельности, науке и творчестве, о бесконечных, порой мучительных раз­думьях органично связано с хронологией общественных событий и особенностями своего времени. Наиболее полно это нашло свое отражение в его уникальном труде «Энциклопедия Амосова».

«Не скрою, — писал Николай Михайлович, — что был очень смущен, когда издательство «Сталкер» предложило мне написать книгу с таким претенциозным названием — «Энциклопедия Амосова». Не удержался — согласился заняться. Но не тщеславие было главным мотивом. Представился случай заново пересмотреть прежние идеи и по возможности при­вести их в соответствие с современным состоянием науки. Сделать примечание, не зачеркивая, однако, того, что писал раньше». А мы с вами, неравнодушный читатель, получили счастливую возможность ознакомиться с результатом полувековой творческой деятельности мудрого врача, ученого, гражданина совести и патриота нашей страны.