| ||||||||
Иван Яцканин и Виталий Конопелец «вычисляют» на Ратушной площади дом, в котором мог остановиться Григорий Сковорода |
Где бы ни искал я жизненные отметины нашего великого мыслителя Григория Саввича Сковороды — то ли в зеленых Чернухах, в начале его пути, то ли в шумной студенческой «Могилянке» на киевском Подоле, то ли под развесистыми липами Переяславского коллегиума, то ли в «саду божественных песен» села Каврай на Черкасщине, то ли в последнем пристанище философа в селе Пан-Ивановка на Харьковщине («Зеркало недели» от 22 июля, 7 октября 2000 года, 10 февраля, 19 мая, 9 июня 2001 года) — все это были журналистские странствования по своей, украинской земле.
Но щемящей занозой в сердце все время давало знать о себе стремление пойти за Сковородой за границу, в страны, куда любознательный студент в свое время отправился за новейшими знаниями. И когда редакция «Зеркала недели», угадав мое потаенное желание, предложила откомандироваться на поиски неуловимого Сковороды в Словакию, я ни минуты не раздумывал — поездом до Ужгорода, а из него автобусом в Пряшев, где сразу же почувствовал дух Сковороды и его незримое присутствие — на местном украинском радио, в музеях и книжных магазинах, в беседах с побратимами, нашими «родимцами» в Пряшевском краю, в радушной Братиславе. Обогатились ли мои новые «сковородиновские поиски», судить читателю газеты.
«Совокупность наук, преподаваемых в Киеве, показалась ему (Сковороде. — В.С.) недостаточной. Он пожелал увидеть чужие края. Скоро представился удобный случай осуществить это, и он с готовностью ею воспользовался».
Михаил Ковалинский,
ученик и первый биограф Сковороды
Когда переяславский гене-
рал-майор Федор Вишневский собрался ехать в далекую Венгрию закупать знаменитые токайские вина для царского двора (именной указ императрицы Елизаветы Петровны от 6 апреля 1745 года, переданный уважаемому Федору Степановичу прапорщиком Андреем Милорадовичем, торопил генерал-майора в дорогу, поелику чуть не умоляла ее императорское величество в приписке к следующему письму: «А если возможно хотя бы три антала (бочонок-анкерок на 60 бутылок венгерского вина. — В.С.) по почте прислать, поскольку сделалась потребность, а нигде найти невозможно, а я ведь обойтись без оного не могу, что и вам ведомо»), он не колебался, кого взять с собой в качестве помощника-переводчика, знатока европейских языков, интересного собеседника и хорошего музыканта.
Федор Степанович Вишневский согласился с префектом Киево-Могилянской академии Мануилом Козачинским, (который читал курс философии и не чурался стихосложения, особенно панегириков в честь приезда царицы Елизаветы в Киев в 1744 году), что лучшего, нежели спудей Григорий Сковорода, помощника для непростой работы в чужой земле он не найдет, поскольку тот хорошо знает немецкий, греческий и гебрейский языки, владеет латынью да и с правилами этикета знаком, поскольку перед этим два года был в певческой капелле Елизаветы в Петербурге.
А со стороны порфироносной императрицы Федор Вишневский всегда имел высокую поддержку и особую благосклонность, поскольку, по неотъемлемым записям в истории царской династии, стал ее желанным сватом. Это он в свое время, еще полковником, привез в Петербург из села Лемеши, что на Черниговщине, молодого казака Алексея Розума, котрый, как признали все при царском дворе, «обладал пріятным голосом и красивою наружностію». Посему он довольно быстро был переведен в свиту цесаревны Елизаветы Петровны, которая, взойдя на царский престол, возвела Алексея (уже!) Разумовского в графское достоинство, а со временем пожаловала его в генерал-фельдмаршалы и в конце концов оформила с ним брак, впрочем, не дававший права престолонаследования.
Нужно ли еще раз подчеркивать, что отношение императрицы к своему переяславскому свату Федору Вишневскому было постоянно благосклонным, почти родственным. Она засыпала своего верного слугу и свата щедрыми подарками — от «царственных безделушек», таких, как медальон собственноручной резьбы по дереву ее отца Петра І, до нескольких сел — Жарбован, Карани, Девичек и других — на Переяславщине (я побывал с хорошим человеком, строителем Николаем Артемовичем Присичем в Карани, за Ветряной горой, неподалеку от Днепра, перед поездкой в Словакию).
Григорий Сковорода сразу же откликнулся на предложение генерал-майора Вишневского ехать с ним на пять лет в Венгрию, скорее, в Европу (ничего, что во второй раз придется прерывать учебу в академии, можно быть и «вечным студентом», тем более что впереди были не особо привлекавшие Сковороду богословские классы). Так генерал Вишневский, взяв с собой Григория, выполнил указание царицы Елизаветы из ее указа: «Вы можете выбрать людей, где вам кто нужен, чтобы были люди добрые, молодые, грамотные». Именно таким молодым и грамотным человеком был в свите царского «комиссара» Вишневского Григорий Сковорода.
Вот как хитроумно переплетается история в конкретных людях, их судьбах, их жизнях! А то исследователи уже два века никак не могут избавиться от убеждения, что генерал-майор Федор Вишневский заключил с Григорием Сковородой договор лишь на выполнение обязанностей дьячка при небольшой православной церкви в «русской колонии» в винодельческом Токае. Нет, не править тягучую церковную службу, не зажигать свечки, не обкуривать прихожан ладаном — Сковорода отправился в Европу за новейшими знаниями, заранее радуясь знакомствам с выдающимися учеными в европейских университетах и академиях.
«Оставь, о дух мой,
вскоре все земляным места!
Взойди, дух мой, на горы,
где правда живет свята,
Где покой, тишина от вечных царствует лет,
Где блещит та страна,
в коей неприступный свет! »
Григорий Сковорода
«Сад божественных пiсень». Песня 2-я
В конце августа 1745 года, в
яблочнyю спасовскую пору, большой, хорошо снаряженный обоз генерала Вишневского отправился из Киева. В подорожном паспорте значились добрых два десятка населенных пунктов проезда: сразу же после Киева — Васильков, а дальше города и местечки: Фастов — Каменка — Бердичев — Полонное — Заслав — Радзивилов — Броды — Львов — Жовква — Ярослав — Пшеворск — Жешув — Кросно — Дуклянский перевал...
На этом оставим список. Ведь на гребне Дуклянского перевала неспешную валку с большой каретой четвериком впереди я встречал с моим попутчиком по следам Сковороды в Словацком крае писателем Иваном Яцканином.
Тут нужно краткое отступление. Почти год мы готовились с редактором украинского журнала «Дукля», издаваемом в Пряшеве, к походу по маршруту Григория Сковороды по словацкой земле в венгерский Токай. Мой выбор спутника в журналистских странствованиях не был случаен. Наделенный сковородиновским чувством удивления миром и искренним исповедыванием «философии сердца», Иван Яцканин любовно переводит на словацкий язык басни Сковороды и печатает их в литературной прессе. Уже многие годы не сходит Григорий Сковорода — как поэт, философ, как человек Барокко — и со страниц журнала «Дукля». Эта влюбленность Ивана Яцканина в слово и мысль украинского мыслителя не осталась незамеченной. Национальный союз писателей Украины удостоил его звания лауреата Международной премии имени Григория Сковороды. Итак, ни с кем другим не мог я прийти на Дуклянский перевал, на самой границе с Польшей.
Мы уже знали, что генерал Вишневский не мог ехать иначе, только по известному Венгерскому пути дальней торговли, проложенному купцами еще в средневековье из Прибалтики через Дуклю, Свидник, Бардиев, Пряшев, Кошице — и дальше на Венгрию до самого Средиземноморья. В этом нас окончательно убедила «Записка Александра Духновича», педагога и просветителя, закарпатоукраинского будителя ХІХ века, который вместе с пряшевским епископом Й.Гаганцем совершил поездку в Галичину. И хотя путешествие это состоялось уже в следующем веке и в обратном направлении, в записке упоминаются знакомые нам населенные пункты: выехали из Пряшева «да и на полудень прибыли до Купелі Бардійовской», а спустя два дня «прибыли мы чрез Границу до Дукля граничного города в Галичине».
Итак, на Дуклянский перевал мы вышли точно. Вокруг цвела умытая теплыми дождями, зеленая, ласковая словацкая земля, и мы вежливо отказались от приглашения генерала Федора Степановича сесть в его вместительную, но немного душную карету. Расположившись на широкой маже, поверх пахучего сена — и сразу же к заинтересованным расспросам. Оказалось, что едут с «комиссией» генерал-майора Вишневского 34 человека, в два раза больше, нежели предписывалось указом императрицы Елизаветы. Среди них два десятка драгун с вахмистром (дорога средь гор, леса глухие, опасные), священник и дьячок из Переяслава (значит, Сковороде не было занятия в церкви), конечно, писарь, а также сын генерала Вишневского поручик Гаврила да разная прислуга. Молодого студента Григория мы узнали сразу же (хоть и время между нами лежало огромное) — бойкий юноша в припорошенной дорожной кирее не мог долго усидеть на телеге и широко шагал вдоль дороги по зеленой муравушке...
В Свиднике, когда-то большом селе с заезжим гостинцем, а ныне ладном городке, нас встретили уроженец села Красный Брод, писатель Михаил Шмайда и работник свидницкого Музея украинской культуры, поэт Степан Гостиняк. Расспросив о наших «сковородиновских поисках», они сразу же, естественно, присоединились к их продолжительному временному ходу, и каждый отстаивал собственную точку зрения на события двух с половиной веков давности.
Михаил Шмайда, непревзойденный знаток украинского фольклора (собрал 5 рукописных томов народных устных жемчужин — только бы увидели они мир!) очень, аж молитвенно, хотел, чтобы Григорий Сковорода заночевал именно в Свиднике, да еще в крестьянской хате, чтобы на гостеприимное: «Просимо до вечері…» ответил: «Дуже красно вам дякую. Боже Вас пожегнай (благослови)!» А также, чтобы полтавский парень обязательно попал в кудильную хату на девичьи вечерницы и непременно услышал песню, которая так томит душу романисту Михаилу Шмайде (о несчастной, обездоленной дивчине):
«Пустила мене мама в ліс по малину.
А їй принесла у фартусі дитину…
До церкви дзвонили, дівки ся сходили,
А я, небожатко, колишу дитину…»
А Степан Гостиняк возражает: царский генерал считал бы оскорблением разместить свой людный обоз в хатах-дымянках, где все пропахло дымом, клубящимся под соломенную стреху... Вероятнее, его пригласил бы на ночлег венгерский граф Сирмай в свое каменное имение в Нижнем Свиднике. Определенно.
Конечно же, мы побывали в хорошо реставрированном старинном имении, где теперь картинная галерея имени народного художника Дезидерия Миллого. Но оказалось, что барокковый «каштель» (дворец) граф Сирмай построил в конце XVIII века, а потому не имел счастливой возможности пригласить генерал-майора Вишневского на ужин в дворцовые палаты. Следовательно, мы с Иваном Яцканиным возвратились в Верхний Свидник, чтобы продолжить путь с киевским обозом в знаменитый средневековый город Бардиев.
Но не мог я так сразу покинуть Свидник, не оценив вдумчивым взглядом его музейные сокровища, чары картинной галереи. Через день, в уютном отеле «Зеленый берег» над форельным горным озером, я записывал собственные впечатления и мысли в корреспондентский блокнот: «Какое простое, точное и глубокое название у свидницкого музейного учреждения — Музей украинской культуры! Через несколько лет МУКу (аббревиатура музея) исполнится полвека. Создавался музей с немалыми трудностями, трудно удержаться, чтобы не написать: «рождался в МУКах», с прорывами и отступлениями, зато сегодня это — современный многопрофильный музейный комплекс: история, этнография, фольклористика, сад деревянной архитектуры, картинный дворец — и главное: во всем здесь неповторимая атмосфера украинского первородства.
Музей поднялся на черной, беспримерной, до соленого пота работе энтузиастов: первого директора музея Ольги Грицак, следующих руководителей Ивана Чабанюка и Ивана Русинко и особенно нынешнего директора МУКа — этнографа-энтузиаста доктора Мирослава Сополыги. Да и помощники у него надежные: зам. Николай Русинко, поэт Степан Гостиняк, который видит себя в штате музея «историком литературы», молодой и горячий, уже первый сборник назвал отважно «Пропоную вам свою дорогу», и многие другие.
Масштаб и объем деятельности музея не охватишь за один раз: это история, культура, этнография, фольклористика, литературоведение, другие направления. Все исследовательские открытия аккумулируются в солидных изданиях — прежде всего в «Научному збірнику» МУКа, о котором стоит сказать отдельно. На сегодня уже изданы 22 «Наукові збірники» в 24-х томах. В них опубликовано свыше 350 научных работ.
«Науковий збірник» — издание одновременно политематическое и монографическое. Тома исторически и по времени разноплановые чередуются с однотемными: деревянная архитектура, писанкарство восточной Словакии, воспоминания известных народных будителей или даже выдающийся украинский памятник ХVІІІ века — «Граматика Арсенія Коцака».
«Наукові збірники» Музея украинской культуры в Свиднике давно уже наработали неоспоримый авторитет у себя на родине и за ее пределами. Известный украинский ученый из Канады Богдан Стебельский утверждает: «Свидницкий музей хранит памятники и издает сборники, имеющие не только локальное, региональное, но и общенациональное значение». И потому с чувством вины можно сказать, что его работа незаслуженно не получила еще конкретной (скажем, в форме научной премии) оценки и общественного отличия (высокого лауреатского титула) в украинском мире.
В музей приходят в свободное время не просто полюбоваться красивым убранством, разноцветными коврами, радугой керамики и на выходе сфотографироваться в смущенной позе на память. Здесь каждый обретает себя в историческом времени, возвращается к собственным украинским корням, напоминает, иногда со слезой на глазах, сам себе, кто он есть и кем должен быть. Каждый уходит из музея прозревший и гордый: «Это все мое, это все наше, Украинское!» Здесь иначе, всем сердцем, слышишь громовой призыв Ивана Драча: «Українці, стрепеніться!..»
Именно эти черты: самоотверженность и энтузиазм работников музея, неповторимость его экспозиции — подчеркивают посетители из многих стран: «удивлен и рад энтузиазму работников музея» и снова: «склоняю голову перед энтузиазмом работников музея», и еще и еще: «осмотрев картинную галерею украинского музея, была в восторге». Вот полная запись из книги откликов, сделанная нашими соотечественниками: «Мы, студенты Одесского университета, с удовольствием посетили Музей украинской культуры в Свиднике. Этот островок почитания украинской культуры является доказательством того, что украинцы на всех континентах земного шара свято хранят свою историю, любят и гордятся своим героическим прошлым. Большое спасибо за ту верность, которую хранят столетиями украинцы Словакии своему народу».
Не обойдем же стороной и мы, сегодняшние, порываясь в большую Европу, своих братьев на Пряшевщине, которые рядом, не переступим безразлично через проблемы и трудности наших «родимцев» по крови в других странах, во всем мире.
«Українці, стрепеніться!»
Такие впечатления и мысли вызвало мое новорождение в залах Музея украинской культуры в Свиднике. Сбылось, свершилось предвидение свидничан, которые еще в январе 1956 года обратились с письмом в краевой комитет в Пряшеве, призвали «совместными силами пытаться построить музей в Свиднике» и уверяли: «Это будет мощный музей, и есть тут предпосылки, что он исполнит свое послание».
Так и случилось. Исполнил свое украинское послание мощный свидницкий музей...
«Жизнь наша — это путешествие, а дружеская беседа — это тележка, которая облегчает путешественнику дорогу».
Г.Сковорода
Через Черную гору, через
село Куримку, а дальше Беловежу киевский обоз неспешно, уже с предзакатным солнцем, подошла к городу Бардиеву, компактно расположившемуся у слияния речек Топли и Луковицы. Через Долгий ряд и улицу Почтовую генеральская карета въехала на мостовую Радничного наместя (Ратушной площади) — и утомленные лошади остановились. Сердце Федора Степановича несколько успокоилось: ничего на площади не изменилось, время в Бардиеве застыло. Он в этом средневековом городе под красными черепичными крышами уже в третий раз, еще при царствовании Анны Иоановны комиссар «комиссии для закупки венгерских вин» полковник Федор Вишневский проложил маршрут на Токай именно через этот поворотный пункт путешествия — старинный город Бардиев.
Первое упоминание о Бардиеве находим в Ипатьевской летописи за 1241 год. Городок быстро рос и крепчал как важный центр на торговом пути по долине Секчова на Польшу. Накопленный в нем капитал требовал свободы действий. И вот в 1320 году венгерский король Карл Роберт ввел важную льготу, по которой каждый новый поселенец (читай — торговец) города освобождался от налогов. Капитал требовал охраны — и король Людовик представил право городу защититься оборонительными башнями и устраивать восьмидневную ярмарку. А с 1376 года Бардиев вообще свободный королевский город. Настал «золотой век»: в город зачастили иностранные купцы, появилась еще одна многодневная ярмарка, сооружались лесопильни, мельницы, пивоварни, производился кирпич. И, что важно для нашего рассказа, через город на экспорт в Краков потекло вино из токайской виноградной долины.
Частые бессмысленные войны отбрасывали город назад, но предприимчивый Бардиев быстро отходил и продолжал расстраиваться. Монахи-августинцы соорудили костел и монастырь. В стиле Ренессанса была построена ратуша, открылась гимназия с преподаванием по новой системе, горожане пользовались книгами из первой в Венгрии публичной библиотеки. В двух городских типографиях набирались труды Мартина Лютера. Еще важный для нас факт: вблизи Бардиева, в селе Венеция, была впервые записана Никодимом украинская народная песня «Дунаю, Дунаю, чому смутен течеш», и Ян Благослав поместил ее в «Грамматике чешской», вышедшей в 1571 году.
О знаменитой истории Бардиева Григорий Сковорода узнал от своего спутника, генерала Вишневского, и из старинного средневекового плана, копию которого мы видели в Свидницком музее. Но, к сожалению, XVIII век не был счастливым для Бардиева — после продолжительных войн, грабежей солдат Ракоци, больших пожаров, после страшных, один за другим, моров город так и не смог до конца оправиться, набраться новой силы. Он законсервировался в средневековье, в замкнутом прямоугольнике домов, вплотную один к другому, с римско-католическим костелом на Ратушной площади.
Под стрельчатые своды костела святого Эгидия Григорий Сковорода пойдет завтра утром, а сейчас он, преодолевая языковые барьеры, помогает генерал-майору договориться с владельцами дома на Ратушной площади, с широким двором за ним, о заезде своего шумного лагеря и ночлег с ужином за умеренную плату (деньги царицы транжирить нельзя).
Мы же — ваш покорный слуга, Иван Яцканин и его друг, поэт Виталий Конопелец, встретивший нас в Бардиеве — пытаемся угадать, в каком доме (все целехонькими сохранились с эпохи средневековья) останавливался генерал Вишневский, конечно же, со Сковородой; присматриваемся, какой из них, этих домов, просторнее, вместительнее, имеет на втором этаже балкон, хотим угадать и характер хозяина. В конце концов все трое соглашаемся: это во-о-он то сооружение напротив костела святого Эгидия весеннего зеленого цвета, имеющее удобный подъезд и широкую входную дверь. А чтобы как-то развеять сомнения, Виталий Конопелец обещает хорошо покопаться в городском архиве, где директором его знакомый, и попытаться обнаружить документальные записи о неоднократном проезде миссии генерала Вишневского через Бардиев в 30 — 40-е годы XVIII века. Это вселяет надежду, и на следующий день мы продолжили путешествие на Пряшев — краевой город Восточной Словакии.
Утром следующего дня генеральский обоз вытянулся через Верхние ворота из гостеприимного Бардиева и круто повернул на юг — на Пряшев, а дальше на Кошице. Сентябрь уже приближался к концу, все гуще входил в золотистое бабье лето, украшенное серебристой летающей паутиной. Хозяйственный Федор Степанович спешил в Токай — к началу винодельческого сезона. Не терпелось и Григорию: побыстрее прибыть на место, обустроиться, осмотреться — и снова к книгам, в библиотеки Вены, Кошице, Прешпорка (нынешней Братиславы).
Спешили. Дорога улучшилась, кое-где мощенная камнем. В Пряшеве только и успел осмотреть (попросил немецкого настоятеля) высокие книжные шкафы библиотеки приходского костела святого Микулаша, разыскивал трактаты Яна Коменского, прогрессивного педагога и ученого, расспрашивал об Яне Бауэре, Элиаше Ладивере — основателях Пряшевской философской школы. Надумал приехать в Пряшев еще и из Токая.
Известный украинский историк Иван Ванат, с которым я познакомился в Пряшевском союзе русинов-украинцев, не отрицает, что любознательный Григорий Сковорода мог посетить этот город в поисках интересных знакомств и умных книг, поскольку добраться из Токайской долины в пряшевский Нижний Гуштак большого труда не составляло. А вот в том, что царский обоз следовал на перевитый виноградной лозой Токай именно через Пряшев, он не сомневается. Только по венгерскому торговому тракту туда и доберешься. И, безусловно, украинцы Пряшевщины, считает Иван Ванат, должны гостеприимно пригласить Григория Сковороду под свою крышу: издать его произведения, найти новые документальные свидетельства его пребывания на словацкой земле, почтить его память, ведь в следующем году исполняется 280 лет со дня рождения философа.
Не знаю, не уверен, удалось ли Григорию Сковороде и его спутникам ощутить особенность городской атмосферы, когда прибыли в Кошице, а я поинтересовался у Ивана Яцканина, чем отличается имидж Кошице от других словацких городов, севернее, в волнах зеленых гор? Зрением и слухом нашли ответ: в Кошице уже есть признаки средней Европы, пусть еще нечеткие, но уже уловимые мотивы и краски Будапешта и Вены.
Вот кошицкий собор святой Альжбеты уже почти вровень с известными европейскими — и он, этот величественный собор, строился, рос вместе с городом, и сегодня собор его главный оплот. Что было известно и о чем мог узнать Григорий Сковорода в Кошице? В письменных источниках история города ведет свое начало от грамоты егерского капитула 1230 года. А всего через столетие ремесленники и прихожане своим трудолюбием и мастерством поставили Кошице на второе место после Будапешта. Преимущества «королевского города» довольно быстро сказались на экономике и культуре Кошице. В 1657 году егерский епископ Бенедикт Кишди основал в Кошице университет (второй после университета города Трнава в Словакии) с философским и богословским факультетами.
И это главное (есть университет, а в нем читают философский курс!), что запомнил Григорий Сковорода, покидая город Кошице по пути в Токай.
* * *
Давно подмечено, что путешественники, гости прибывают к месту назначения вечером. Так повелось в веках. Когда уставшие украинцы и изнуренные кони ступили на территорию русской колонии, протяжный звон колокола православной церкви как раз позвал людей на вечернюю службу.
Позади у Сковороды был месяц трудного пути.
Впереди — пять лет трудной науки в Европе.