Помните яркую деталь чернобыльских репортажей? В мае 1986-го рядом с разрушенным четвертым блоком, как всегда, запели соловьи, которым не было никакого дела до человеческих слез и страданий. Вот-вот соловьиные трели зазвучат здесь снова. В это трудно поверить, но на дворе пятнадцатая постчернобыльская весна. Мальчишки и девчонки, родившиеся после трагедии, перешли в восьмой класс. Да, время несется вскачь, особенно для тех, кому 60 и больше. С такими людьми, первыми ощутившими жар атомной преисподней, мне довелось встретиться накануне нынешней годовщины аварии на ЧАЭС в Национальном музее «Чернобыль». Среди ветеранов было несколько милицейских генералов, которыми 14 лет назад руководил нынешний директор музея генерал-полковник внутренней службы Иван ГЛАДУШ. Тот страшный день застал его на посту министра внутренних дел Украины.
- Иван Дмитриевич, как свидетельствуют остановившиеся часы, взрыв произошел в 0 часов 43 минуты 26 секунд. Когда вы узнали о случившемся?
- Примерно через час. Это была ночь с пятницы на субботу. Я находился в Харькове. Меня разбудил телефонный звонок начальника штаба внутренних войск (которые охраняли АЭС) генерала Смирнова: «Товарищ министр, - произнес он взволнованным голосом, - на Чернобыльской АЭС небольшой пожар». Как же, думаю, стал бы ты мне из-за него звонить в два часа ночи. Что, спрашиваю, случилось? Генерал Смирнов замялся: «Вы не могли бы мне перезвонить по ВЧ?» Это подтвердило догадку: произошло нечто чрезвычайное. Нужно заметить, что в те годы у нас все было засекречено. По телефону о сколь-нибудь серьезных происшествиях говорить запрещалось.
Еду в областное управление МВД и связываюсь по ВЧ с министерством. Мой первый заместитель В. Дурдинец был уже в своем кабинете. «Немедленно созывай штаб, - приказываю ему, узнав о случившемся. - Ты назначен начальником…» Утром вместе с членами правительственной комиссии, которую возглавлял заместитель председателя Совета министров СССР Б. Щербина, на вертолете вылетел в Чернобыль. Наша машина приблизилась к разрушенному блоку, хотя там уже было около 400 рентген в час - даже на высоте 200–300 метров. Но, к сожалению, никто тогда о подобных вещах не думал. Впрочем, если бы и думали, все равно поступали бы так же. Скажу сразу, зрелище нам открылось довольно жуткое: на фоне густого дыма бросалось в глаза какое-то особенно ядовитое, неестественное свечение.
Первыми после взрыва на АЭС прибыли караулы двух пожарных частей, - охранявшей саму станцию, и той, которая отвечала за город Припять. В каждом было по 14 молодых ребят. Как тут не вспомнить о 28 героях-панфиловцах, преградивших дорогу немецким танкам, рвавшимся к Москве. Вы можете сказать, что сравнение не совсем корректное. А мне кажется, оба случая лежат в одной плоскости. Наши пожарные встали на пути огня, который мог привести к страшному бедствию. И те, и другие погибли, выполняя свой долг.
- Какие подразделения МВД были привлечены к ликвидации последствий аварии в первые часы и дни после взрыва?
- Практически все. Пожарная охрана, ГАИ, наружная служба, уголовный розыск, БХСС… Требовалось в самых экстремальных условиях организовать охрану общественного порядка, не допустить мародерства, злоупотреблений и краж. Дозиметристы из управления внутренних войск докладывали мне об уровнях радиации. От их информации вставали волосы дыбом: 200, 300, 400 рентген в час. На улицах Припяти - 4-8 рентген. Стало ясно, что жителей города нужно немедленно эвакуировать. Насколько мне известно, на этом особенно настаивал начальник химических войск Министерства обороны СССР - специалист, знавший многое, чего не понимали другие. Но правительственная комиссия тянула, и решение было принято только в 12 часов дня 27 апреля.
Сказать правду, мы к данной акции начали готовиться еще до приказа. Чтобы вывезти население, к городу подтянули 1100 автобусов (и ведомственных, и принадлежащих автопаркам), мобилизованных без разбора в столице и Киевской области. К мероприятию оперативно подключился министр автомобильного транспорта П. Волков. Как-никак нам предстояло осуществить беспрецедентное дело - срочно (но четко и организованно) эвакуировать 51 тысячу человек. Им говорили: вещи с собой не берите - через два-три дня вы сможете возвратиться, закрывайте квартиру и садитесь в автобус. Многие уехали без документов и денег. В каждом подъезде дежурил работник милиции. Когда жители ушли, наши люди остались охранять их дома. В 8 часов вечера я доложил, что эвакуация завершена.
- Сколько работников милиции было мобилизовано в те тревожные дни?
- Несколько десятков тысяч. В Припяти, Чернобыле и вообще в 30-километровой зоне АЭС побывал практически весь аппарат Министерства внутренних дел республики, УВД области, города, а также райотделов. К сожалению, туда выезжало слишком много наших сотрудников. Из пяти генералов милиции, прибывших в Чернобыль первыми, трех уже нет в живых.
- Иван Дмитриевич, а какое количество бэр числится за вами?
- Официально записано 80, но сколько мы получили на самом деле, знает один Бог. Ведь принимали во внимание только расчетное количество. Например, человек два часа находился в зоне, где было 4 бэра. Вот ему и выводили 8. Однако радиация, как известно, часто ложилась пятнами. В одном месте было 4 бэра, а в другом все 50. Наши сотрудники в Чернобыле, как правило, находились по месяцу. Что же касается рядовых и сержантов, то их сменяли каждые 15 дней. Две недели они отдыхали в незараженной местности под Киевом (во всяком случае так мы тогда считали), а потом снова возвращались в 30-километровую зону. К слову заметить, милиция не только ее охраняла. Помню, нам пришлось даже определять, где будет въезд в полосу отчуждения. А уж сколько раз пересекали ее границу - не счесть.
- Говорят, для несения службы в зону направляли добровольцев. Это правда?
- Представьте, в таких сотрудниках не было отбоя. Выбирали лучших из лучших. Наши люди шли на ликвидацию последствий аварии главным образом из патриотических побуждений.
- Неужели никого не привлекала материальная сторона дела, ведь вы их как-то стимулировали?
- Официально подобные вещи были запрещены. Помню, однажды, решив, что, как тогда говорили, дальше Кушки не пошлют, я взял на себя ответственность и приказал выдать первым добровольцам по окладу. Но то было не правило, а лишь исключение. Хотя все мы люди: возможно, в зону вызывались ехать и те, кого привлекали деньги, кто надеялся заработать побольше. Ну и что? Нужно ли их осуждать? В конечном итоге они рисковали здоровьем.
- Министр внутренних дел республики, понятное дело, получал информацию в так сказать непричесанном виде. Были в те дни факты, о которых по каким-то причинам старались особенно не распространяться? Я имею в виду не государственные секреты, а просто события, представляющие советскую действительность в невыгодном свете.
- Начнем с того, что тогда секретили все подряд. А многие и вовсе занимались сознательной дезинформацией. Причем врали не только широкой публике (вспомните радио- и телепередачи, в которых министр здравоохранения убеждал население, что особой опасности нет), сплошь и рядом пускали пыль в глаза даже высокому начальству.
- Почему?
- Люди были научены горьким опытом. Человека, сказавшего правду о том, что делалось в 30-километровой зоне, нередко просто исключали из партии.
- Вам тоже приходилось лукавить?
- Что оставалось делать? Но я старался не врать. Если нельзя было сказать всей правды, предпочитал молчать.
- Весной и летом 1986 года ходили слухи о мародерстве и грабежах в Припяти, а также других населенных пунктах, вошедших в зону отчуждения. Это соответствовало истине?
- Как ни печально, да. Грабили оставленные квартиры, угоняли автомобили, крали продукты из магазинов, например, масло. И ладно бы ели сами - так сказать, вольному воля. А то ведь сей ставший радиоактивным продукт продавали другим.
- Кто этим занимался?
- Большей частью местные жители. Хотя попадались на горячем и солдатики, и приезжие из Белоруссии. Корыстолюбие - один из самых старых человеческих пороков. Угнанные автомобили часто задерживали на контрольно-пропускных пунктах. Но КПП расположены на трассе, а местным жителям были известны все проселки. Поэтому многие машины уходили за пределы зоны. Их потом приходилось выявлять с помощью дозиметров и возвращать назад - на специальные площадки, где хранилась радиоактивная техника. На одной из них пришлось оставить и мою служебную «Волгу». Возвращаться на ней в Киев было нельзя.
Вы спрашиваете о случаях, которые держались в секрете. Один из них, наверное, стоил некоторым должностным лицам седых волос. В то время многие считали (и не без основания), что спиртные напитки обладают свойствами радиопротекторов. Иначе говоря, способны выводить из организма нуклиды. Знали о том и шахтеры из Донбасса, прокладывавшие тоннель под разрушенным реактором. Вдруг в один из дней они дружно не вышли на работу. Разразился скандал. Высокое начальство потребовало срочно выяснить, по какой причине объявлена забастовка. Но попробуй сообщи наверх, что дело в спирте.
Как оказалось, бывший тогда министром угольной промышленности Украины Н.Сургай приказал подвезти к месту действия две цистерны, и проходчики перед своей опасной работой пропускали по стаканчику «лекарства». А наши сотрудники из БХСС это накрыли: во-первых, левый спирт, во-вторых, спаивают рабочий класс! Цистерны опечатали - и шахтеры забастовали. Пришлось вмешаться секретарю ЦК КП Украины Б. Качуре и даже самому председателю правительственной комиссии Б. Щербине. Приглашают они меня на «совещание» и говорят: закрой глаза на этот злосчастный спирт. Печати, естественно, тут же были сняты, и конфликт, как не трудно понять, оказался улаженным.
- Судя по многим вещам, которые экспонируются в музее «Чернобыль», их начали собирать сразу же после аварии. Неужели в те тревожные дни кто-то подумал о том, чтобы увековечить память о трагедии и подвиге народа Украины?
- Такую инициативу проявили политработники МВД. У нас в министерстве вели так называемый бортовой журнал, в котором фиксировались все события, связанные с ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС. И к первой годовщине чернобыльской трагедии на Подоле - в управлении пожарной охраны Киевской области - был открыт Музей мужества и славы. А через некоторое время коллегия Министерства внутренних дел приняла решение о создании музея «Чернобыль», для чего провели реконструкцию и капитальный ремонт старой пожарной части на улице Хоревой. Строить новое здание мы не могли, но, по сути, трехэтажный дом, в котором расположен музей, возведен заново. От прежнего строения остался только фасад.
Меня назначили директором в 1991 году, а открылся музей в 92-м к шестой годовщине аварии на атомной электростанции. Творческий коллектив, работавший над его оформлением, возглавлял народный художник Украины А.Гайдамака. В 1996 году - в десятую годовщину трагедии указом Президента музею присвоен статус национального. За восемь лет его посетило около 400 тысяч человек. Здесь побывали посланцы 68 государств ближнего и дальнего зарубежья. В числе почетных гостей можно назвать первого Президента Украины Л. Кравчука и нынешнего Президента нашей страны Л. Кучму, вице-президента США А. Гора, руководителей и парламентариев ряда государств. В нашем музее собрано более 7 тысяч экспонатов - фотографии, личные вещи, реликвии, карты, рассекреченные документы, предметы этнической и духовной культуры украинского Полесья. В одном из залов можно увидеть электронную Книгу памяти, в которую войдут имена представителей предприятий всех министерств и ведомств страны, участвовавших в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
- Насколько мне известно, кроме музея, вы теперь руководите и общественной организацией - ВБР.
- Да, созданному под эгидой ООН Всеукраинскому бюро расследований по экологической безопасности, чрезвычайным ситуациям и борьбе с наркоманией всего несколько месяцев. В новую международную структуру входят семь бывших республик СССР, а также Болгария, Израиль и Венгрия. Очевидно, при избрании директором ВБР учитывался опыт, приобретенный во время моей работы министром внутренних дел, а также связи с силовиками в странах СНГ.
- Иван Дмитриевич, как вы отмечаете годовщину чернобыльской трагедии?
- Приглашаем в музей родителей и детей сотрудников органов МВД, погибших при ликвидации последствий аварии и устраиваем поминальный обед. Близкие героев, до конца выполнивших свой долг, получают материальную помощь от министерств внутренних дел и чрезвычайных ситуаций, а также Киевской областной госадминистрации. А 24 апреля родственников погибших отправляем за счет МВД в Москву, где похоронены дорогие им люди. И нужно сказать доброе слово в адрес российской милиции. Московские коллеги радушно встречают гостей, размещают их в своем милицейском общежитии, неизменно окружают заботой и вниманием. Наш святой долг сохранить память о людях, которые погибли или потеряли здоровье, преграждая путь атомной смерти. Моя заветная мечта, чтобы музей национальной трагедии был на планете Земля единственным и последним.