Крымский ученый-пушкиновед Константин Яковлев методами лингвистического и исторического анализа открыл десятки новых, как он считает, произведений А.Пушкина. За двадцать лет его никто не смог опровергнуть, более того - он находит все новые доказательства своей гипотезы...
Эта версия существует уже 20 лет и все пополняется новыми доводами. Сначала ее пытались замолчать, но когда она выплеснулась на страницы печати, к ней стали относиться поверхностно-снисходительно: что нового может сказать провинциальный ученый? Сенсация, однако, состоит в том, что крымский ученый-пушкиновед Константин Яковлев утверждает, что он на основе открытых им сведений фактически написал новую биографию Александра Сергеевича Пушкина. В любом случае версия Константина Яковлева является новой, довольно непривычной концепцией, дополняющей официальное пушкиноведение, концепцией, которая не лишена ни смысла, ни интереса, ни пользы, а вероятно, и истины.
Н.Гоголь писал, что «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». И Константин Яковлев считает симптоматичным, что именно сейчас, через 200 лет со дня рождения, и именно из Крыма, где возникла идея «Евгения Онегина», предстает перед почитателями пушкинского гения его новый, парадоксальный только для официальных пушкинистов, а по сути очень естественный и исторически оправданный образ, отличный от официального и замусоленного Пушкина, каким он вышел из десятилетий сталинской историографии.
Идея исследования Константина Яковлева, его метод и основные гипотезы родились очень просто и естественно, что служит хоть и косвенным, но подтверждением его правоты. Однажды он отправил в «Литературную газету» свою статью-исследование о творчестве Пушкина. Ответ заведующей отделом его ошеломил. Она сказала, что статью она даже не отдавала на рецензию, потому что «в Пушкине исследована каждая строка, ну что там можно открыть нового?» К тому времени Константин Яковлев постиг дух пушкинского гения, его склонность к мистификациям, его парадоксальность и многогранность. Не может быть, чтобы в творчестве Пушкина была исследована каждая строка, - сказал он сам себе. С того времени он защитил диссертацию по пушкиноведению в Днепропетровском госуниверситете, стал признанным пушкинистом, но каждый день находит в Пушкине что-то неизведанное. Например, официальное пушкиноведение признает всего несколько псевдонимов Пушкина - известные всем «Феофилакт Косичкин», а также «Ст. Ар.», «Н.К.», «Р», «Ф.Б.». Константин Яковлев обратил внимание на то, что даже известные свои публицистические и журналистские произведения Пушкин никогда не подписывал своей фамилией, и, зная склонность гения к мистификациям, предположил, что науке пока известны не все его псевдонимы. Но дело оказалось не только в этом и даже не столько в этом…
Будучи по состоянию здоровья человеком малоподвижным, Яковлев смог почти случайно применить к пушкинским текстам и к текстам его современников метод «медленного чтения», которое имеет особый эффект - при этом текст «просвечивается» как рентгеном. Помогли ему также любознательность и энциклопедическая начитанность, умение сопоставить казалось бы разрозненные исторические, литературные, психологические факты, которые, оказавшись рядом, высвечивали и давно минувшую эпоху, и ее героев в совершенно новом свете.
Константин Яковлев считает, что до нас дошла совершенно недостоверная история декабризма. Источником для нее послужили те материалы, которыми пользовалась царская следственная комиссия, официальные прижизненные воспоминания участников - но ведь не секрет, что царскому следствию была представлена искаженная версия истории тайных обществ в России с целью приуменьшить, а то и скрыть вину ее главных действующих лиц. При этом основные исторические документы были уничтожены или скрыты от следствия, а затем, возможно, пропали и до сих пор остались неизвестными. До сегодня дебатируется вопрос о причастности к декабризму Пушкина, и поскольку нет прямых доказательств, возобладала версия о том, что Пушкин сочувствовал декабристам, но не был прямым участником тайных обществ. Константин Яковлев открыл факты, которые говорят о том, что это совершенно не так. Александр Сергеевич Пушкин был прямым участником движения, более того, одним из главных, наиболее талантливым идеологом декабризма, одним из наиболее влиятельных лиц в нем…
Официальное пушкиноведение, базируясь на сталинской концепции, прошло мимо двух очевидных фактов. Во-первых, Пушкин, как известно, получив известие о первых арестах членов тайных обществ, сжег целую книгу воспоминаний и записок, в которой он рассказывал о вождях тайных обществ и своих отношениях с ними. Сам автор придавал ей необычайно большое значение, он даже называл эти записки своей автобиографией. Естественно, никогда впоследствии Пушкин, как и все его современники, знавшие правду, не мог возвратиться к этим запискам и возобновить их по причине необходимости сохранения тайны этих отношений. Молчали и другие авторы. Следовательно, из официальной биографии Пушкина выпадает целый пласт времени, а если не всего времени, так целый пласт взглядов, концепций, воззрений, которые в свое время попали под царский запрет. С другой стороны, известно, что Пушкин сотрудничал с литературным обществом «Зеленая лампа». Общество было фактически литературным филиалом тайного декабристского «Союза благоденствия». И официальному пушкиноведению нужно было либо просто проигнорировать этот факт, либо признать явное участие Пушкина в декабризме. Вопреки логике оно выбрало первый вариант. Почему? Естественно, все явные доказательства, порочащие Пушкина, были уничтожены, но не может быть, чтобы не осталось иных, косвенных, текстологических, смысловых, лингвистических и других доказательств, - думал Яковлев и стал искать. Вскоре он был несказанно вознагражден…
Свой поиск он начал еще в мае 1978 года при исследовании темы «Пушкин и Крым». В числе других непроясненных фактов жизни писателя он обратил внимание на то, что его биография как-то не полностью отражает отношения поэта с декабристом, одним из руководителей «Союза благоденствия» Н.Тургеневым. Яковлев выписал из московской библиотеки фильмокопию трех томов дневника Н.Тургенева и стал ее читать. Читать микрофильм было трудно, и он почти полностью переписал весь текст от руки - вот здесь и проявился эффект «медленного чтения», Яковлев понял, что прикоснулся к тайне.
Официальное пушкиноведение, как, впрочем, и официальная историография декабризма, считает Н.Тургенева рядовым участником движения. Но так ли считал Пушкин? Нет. Константин Яковлев обратил внимание на то, что и в «Евгении Онегине» (десятая глава) Пушкин помещает Тургенева в центр картины сходки «членов сей семьи», и в статье «О народном воспитании» он отмечает Тургенева, воспитанника Геттингемского университета, как обладателя «просвещения истинного и положительных знаний», опять изображает его в центре событий, а остальных только как его сообщников. Случайностей у Пушкина не бывает, гений знал, что писал, - считает Константин Яковлев.
Николай Тургенев, сын ректора Московского университета И.Тургенева, для которого были кумирами Вольтер и Адам Смит, как открыл Яковлев, задумал создать в России тайное общество еще в 1810 году. Он писал, что в России необходимо учредить общество, которое позволило бы достичь «соединения многих умных и благомыслящих людей, кои бы общими силами старались способствовать распространению образования на теории и на практике». Второй задачей, поставленной Н.Тургеневым, было «уничтожение рабства» как «первый, важнейший шаг к достижению всех целей государства вообще». По мнению Константина Яковлева именно этот факт и есть точка отсчета зарождения российского декабризма. Именно благодаря Н.Тургеневу в России возникло первое тайное общество «Орден русских рыцарей», официальным организатором которого считался его друг и соратник генерал М.Орлов. Но, как следует из записок Н.Тургенева того времени, Орлов был только исполнителем его замысла. Далее все массовые организации декабристов были созданы под их влиянием - однокашники, с которыми он жил в одной комнате, и подчиненные Орлова по генеральному штабу братья А. и Н.Муравьевы создали «Союз спасения», преобразованный в 1818 году в «Союз благоденствия», а программу для него подготовил Н. Тургенев. Константин Яковлев открыл, что законоположение «Союза благоденствия», называемое «зеленой книгой», он впервые написал в тетради зеленого цвета - «я пишу в зеленой моей книге» 17 октября 1815 года. Далее Тургенев разработал проект конституционных реформ для России, двадцатилетний срок перехода к нему, предусмотрел пять периодов по пять лет: подготовка кодекса законов и обучение за границей, реформа финансовой системы, организация парламента, отмена крепостного права, формирование двухпалатного парламента. Как свидетельствует архив декабристского движения, существовала еще и секретная часть «зеленой книги», разделенная на четыре отделения. А Никита Муравьев сообщал следственной комиссии, что декабристы при сочинении устава предполагали свою деятельность на 20 лет. Таковы исторические факты. «Можно себе представить, какова была степень могущества Тургенева, если тайное общество создавалось только ради реализации его индивидуального проекта!» - говорит Константин Яковлев.
Выходит, Николай Тургенев и, как дальше откроет Яковлев, Александр Сергеевич Пушкин были тайными «серыми кардиналами» декабристского общества, а совсем не рядовыми участниками. Константин Яковлев считает, что Пушкин, вероятно, был принят в члены «Союза спасения» еще в лицее, ведь в стихотворении «Кюхельбекеру» он дает клятву быть верным «святому братству» - именно так называли себя члены «Священной артели» - ячейки «Союза спасения», которая существовала в лейб-гвардии гусарском полку, который стоял в Царском Селе и который часто посещали лицеисты. Константин Яковлев на основании анализа практически зашифрованных записей дневника Тургенева предполагает, что со временем Пушкин прошел все три ступени членства в «Союзе благоденствия» - был сначала Другом, потом Братом, потом Мужем общества и именно Тургенев вел его по этим ступеням, постепенно доверяя все тайны и все документы общества, в том числе Устав и Программу. Со временем Пушкин стал правой рукой Тургенева в тайном обществе. «Писать историю «Союза благоденствия» - значит писать историю дружбы Пушкина и Тургенева. Эти двое были центральными фигурами движения и определяли его судьбу», - говорит Константин Яковлев.
И вот здесь начинается огромный, но как бы «затерянный мир» произведений Александра Сергеевича Пушкина, открытый Яковлевым, как бы еще неизвестное «зазеркалье» в его творчестве. Изучая архив Николая Тургенева в фонде ИРЛИ, он наткнулся на две рукописи программы журнала «Архив политических наук и российской словесности», который они вдвоем замышляли издавать. Ранее считалось, что эти два варианта программы были написаны Тургеневым. Но Яковлев первым из исследователей увидел, что они написаны… разным почерком и разным стилем. Более того, во второй, более обширной программе высказаны идеи и позиции, диаметрально противоположные первой. Выдвинутая идея о том, что это разные варианты одной рукописи, более того - копия, сделанная рукой переписчика, опровергалась также тем, что рукопись была явно черновиком, с зачеркиваниями, исправлениями, пометками на полях, что не присуще чистовым копиям переписчиков. Проведя анализ текстов, сличив почерк, Константин Яковлев пришел к выводу, что почерк и содержание первого варианта программы принадлежат несомненно
Н. Тургеневу, почерк, стиль письма и идеи второго варианта - несомненно Пушкину, который также значился в списке редакторов замышляемого журнала.
Позже дружба Пушкина и Тургенева была расстроена по идейным мотивам, как считает Яковлев. Тургенев, по его предположениям, просто скрывал от Пушкина действительные идеи и цели тайных обществ, а также свои действительные цели, которые состояли в том, что посредством тайных обществ он метил стать во главе будущего правительства. После разрыва дружбы рукописи так и остались в архиве Тургенева и поступили в Россию только вместе с остальными его бумагами в 1905 году. Обе рукописи, не подвергнутые тщательной экспертизе, были приняты за тургеневские, и Яковлев на основе их анализа подготовил диссертацию, которую успешно защитил под руководством бывшего ученого секретаря Института русской литературы (Пушкинский дом) профессора В. Мещерякова.
Аналогичная по парадоксальности история произошла, по мнению Константина Яковлева, и с архивом общества «Зеленая лампа», который также хранится в ИРЛИ. Известный ученый и исследователь Л.Модзалевский обнаружил две рукописи статей на французском языке, которые принадлежали перу друга Пушкина журналисту и музыковеду А.Улыбышеву. Поскольку третья статья в архиве «Зеленой лампы» «Письмо другу в Германию о Петербургском обществе» была также на французском языке, Л.Модзалевский посчитал ее также принадлежащей А.Улыбышеву, хотя почерк в ней совсем другой. Крупный специалист по этому периоду литературы Б.Мейлах, ознакомившись с ней, пришел к выводу, что «перед нами произведение, которое представляет собой столь глубокое истолкование вопросов национальной культуры, что с ним нельзя сопоставить ни одну из публицистических статей 20-х годов».
Яковлев удивился: выходит, что музыковед А.Улыбышев безо всякой подготовки написал «самое выдающееся произведение публицистики» (выше самого Пушкина, который активно творил в то же самое время?), а потом навсегда замолчал и больше ничего не написал? Так не бывает! Яковлев опять сопоставил почерк, стиль, идеи этой статьи с пушкинскими и был удивлен - все указывало на то, что и эта статья принадлежит Пушкину. Тогда для окончательного рассеяния сомнений крымский ученый, изложив свои доводы в нескольких публикациях, поставил вопрос о графологической экспертизе рукописей Пушкина и новых статей. Но… Пушкинский дом повел себя совершенно странно, вместо, казалось бы, естественной поддержки он оказал яростное сопротивление этой идее. Ученый секретарь Пушкинской комиссии С. Фомичев в ответ на запрос по телефону сказал Яковлеву: «Мы считаем, что почерк в рукописях одинаковый. Зачем экспертиза, ведь мы тоже специалисты». Этот ответ обескуражил крымского ученого - что-что, а именно почерк в статьях отличался разительно.
В мае 1994 года газета «Книжное обозрение» опубликовала текст первой, найденной Яковлевым, рукописи Пушкина и критическую статью в адрес С. Фомичева, но ИРЛИ предпочел «не заметить» публикацию.
В августе 1995 года Константин Яковлев обратился за помощью ко мне, тогда корреспонденту «Известий», с просьбой помочь организовать почерковедческую экспертизу. К тому времени он даже нашел спонсоров. Я позвонил в ИРЛИ в Санкт-Петербург, и сотрудник отдела пушкиноведения Б. Байкенова, как оказалось, помнила проблему с Яковлевым, но сказала, что экспертизу проводить нецелесообразно, так как «знаете, сколько шарлатанов совершают разные открытия!». На мой ответ, что лучшим способом доказать шарлатанство Яковлева будет именно графологическая экспертиза, она обещала подумать и попросила позвонить через час. Через час ее на месте не оказалось, меня переадресовали к заведующей отделом рукописей Т. Царьковой, которая, в свою очередь, оказалась в длительной командировке. Версия Константина Яковлева тогда была изложена в «Известиях», и эта влиятельная газета обратилась в ИРЛИ с просьбой организовать экспертизу, поставив вопрос таким образом, что в случае ее проведения мы ничего не теряем: или получаем подтверждение яковлевской гипотезы, и тогда это действительно открытие мирового значения, или же домыслы, окажись они таковыми, будут развеяны. Но и «Известиям» ИРЛИ не ответил…
Константин Яковлев считает, что позиция Пушкинского дома ясна - заботясь о славе собственного мундира, петербургские ученые не могли признать приоритет провинциального ученого и просто… скрыли истину. На самом деле, считает он, почерковедческая экспертиза рукописей после поднятой шумихи в прессе была проведена втихую и… итоги ее спрятаны. Но это говорит только об одном - она показала принадлежность рукописей Пушкину, ибо если бы графологическая экспертиза показала иное - ее результаты были бы институтом немедленно опубликованы, а гипотеза Яковлева, противоречащая позиции ИРЛИ, была бы мгновенно развенчана.
Между тем, памятуя о приближающемся 200-летии со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и наблюдая, сколько разнообразной несуразицы печатается в газетах и провозглашается с экранов о нем, я позвонил Яковлеву. И практически прикованный к постели, но бодрый от трудоспособности своего ума и в хорошем настроении, Константин Константинович сказал мне, что нашел новые доказательства своей правоты, более того, написал повесть о Пушкине «Царь в колпаке юродивого», которую начал публиковать крымский литературный журнал «Брега Тавриды», где он практически воссоздает события, изложенные, по его мнению, самим Пушкиным в сожженных записках. По сути это и есть новая, не замусоленная официальными концепциями, биография поэта.
Мы встретились. Оказывается, что, проанализировав огромную массу литературы раннего пушкинского времени (сразу после окончания лицея), прежде всего периодики, а также сопоставив ее с историческими и аналитическими материалами того времени, только за первые три послелицейских года, Константин Константинович обнаружил, что Пушкину, несомненно, принадлежит еще, по меньшей мере, 31 статья, опубликованная под разными псевдонимами или без подписи.
Яковлев считает, что такой текстологический и исторический анализ литературы, современной Пушкину, может дать ошеломительные результаты. Кроме свыше 30 статей, которые, как предположил Яковлев, написаны Пушкиным, могут обнаружиться еще десятки выдающихся произведений, автором которых может быть гений русской литературы, которого политическая ситуация или иные соображения заставляли скрываться под псевдонимами или публиковать статьи анонимно. Эта сторона творчества Пушкина-философа и политика, несмотря на кажущуюся исследованность, на самом деле еще остается непознанной. По мнению Яковлева, года через 3-4 будет накоплен материал новых исследований по до сих пор неизвестным произведениям Пушкина, который даст возможность в дополнение к его полному собранию сочинений издать еще один, дополнительный, том пушкинской публицистики, и поэт предстанет перед нами еще и как выдающийся политик, философ и мыслитель, как… и перед его современниками. Сохранившаяся до сих пор сталинская версия образа Пушкина далека, по мнению Яковлева, и от истины, и от полноты.
Каждый день чтения для малоподвижного Яковлева - это день увлекательной работы, и он объявил, что готов провести дополнительные исследования в архивах Москвы и Санкт-Петербурга и ищет для этого спонсоров.
Можно предположить: несмотря на его полную уверенность, рожденную скрупулезным анализом, длительными исследованиями с целью развеять малейшие сомнения, теоретически возможно, что в некоторых своих предположениях Яковлев может оказаться слишком большим оптимистом, но только теоретически и только в некоторых. Яковлев уверен, что в большинстве случаев исследования и целенаправленный анализ докажут его правоту окончательно. И опять же - а что мы от этого теряем? Ничего, кроме того, что образ Пушкина станет для нас яснее и полнее, что истина будет доказана, а мистификации развеяны.