Провинциализм — это самодовольство.
Провинциалы бывают разных видов, и заурядный провинциал из глубинки, плоть от плоти своей глухомани — еще самый приемлемый и сносный вид.
У такого, скажем так, провинциального провинциала много милых и даже трогательных черт. Он, хотя и помнит о существовании большого мира, считает свою провинцию лучшим местом на земле, а себя и себе подобных — самыми разумными и правильными из людей. Но это так понятно и так простительно. Скромные масштабы его родины делают и его безотчетно скромным. Есть в этом какая-то тихая, затрапезная гармония. Его агрессивность — это врожденная агрессивность собаки, стерегущей свой двор. Его добродушие — это ленивое покровительство большого пса, который признал вас безвредным. Его ограниченность столь же очевидна, как и географическая ограниченность его околицы. Ему ничего другого и не нужно — разве одно это не способно примирить с ним?
Этот мирный буколический провинциализм неудержимо приводит на память детство и школьные каникулы, которые обязательно проводились в гостях у любимой тетушки, непременно живущей где-нибудь в глуши, и бесконечный летний день в потоках солнечного света.
Много во всем этом от поэтической идиллии, много сочиненного, вычитанного, но это, вне сомнения, один из невиннейших самообманов. И провинциализм такого рода можно считать естественным. Мир ему и покой.
Этот безвредный провинциализм хорошо известен, и жители больших городов не устают над ним подтрунивать, не подозревая того, что сами сегодня впали в провинциализм, куда более отталкивающий и опасный. Вот о нем, почти никому не известном, прячущем под другими, благопристойными именами свое отвратительное лицо, мы сейчас и поговорим.
Когда-то Земля была центром Вселенной. Весь небосвод вращался вокруг нее, солнце, звезды и луна всходили и заходили только затем, чтобы осветить, согреть и скрасить ее дни и ночи.
Это царственное заблуждение делало человека и впрямь царем. Оно воспитывало и поощряло в нем такое замечательное свойство, как чувство собственного достоинства. О провинциализме в нынешнем смысле слова тогда не могло быть и речи. Гордость и самодовольство — два противолежащих полюса в самоощущении человека.
Между ними находятся умеренные и экваториальные области критического анализа и скепсиса, но речь сейчас не о том.
Успехи науки низвели Землю до положения скромного спутника Солнца. Это было началом тех бесконечных уступок, которые гордость одну за другой вынуждена была давать самодовольству. Ее долго еще подпитывали все передовые идеи того времени и последующих веков: человек брал свою судьбу в свои руки, и это придавало ему значительности в собственных глазах. Идея прогресса поработала в этом смысле много и плодотворно.
Значение гордости, однако, постепенно падало вместе с отмиранием так называемых сословных предрассудков, а самодовольство между тем неуклонно росло и укреплялось с ростом общего благосостояния, с успехами промышленности, прикладной науки и всей цивилизаторской деятельности в целом. Не следует забывать, что цивилизация и прогресс — вовсе не обязательно совпадающие понятия. Можно даже утверждать, что почти все достижения человечества раньше или позже обращались против него.
И вот после многих передряг и потрясений, после двух мировых войн и атомных взрывов напуганные земляне перевели дух и как-то вдруг вступили в новую, никем, кажется, из социальных пророков не предусмотренную и не предсказанную стадию: в так называемую эру потребления, которая, как всегда в подобных случаях чудесных спасений, представляется надежной и бессрочной. Новый, неслыханный клич, бесконечно умноженный всеми современными средствами воспроизведения и связи, пронесся над землей: потребители всех стран, соединяйтесь!
И общий, повальный, небывалый провинциализм охватил едва ли не все человечество.
Прежде всего, Земля, уменьшенная до размеров детского мяча колоссальной скоростью и доступностью перемещений, сделалась наконец именно тем, чем является по существу: маленьким шариком в маленькой и периферийной звездной системе, затерянной где-то на темных окраинах галактики. Вот мировоззренческое основание нового провинциализма, перерасти которое человек сегодня не в силах.
Затем нехитрый идеал потребительства с активной помощью новейших средств массовой информации стал общеземным идеалом в буквальном смысле слова. Люди, как бы перемешанные в гигантском миксере, утеряли индивидуальные черты, сделались почти неразличимо одинаковы. Это психологическая основа провинциализма: убогая схожесть потребностей и способов их удовлетворения, бороться с которой не помышляет никто.
И, наконец, самая опасная его сторона: провинциализм душевных проявлений. Ленивые духом — это именно те, кто не знает разочарования в себе и недовольства собой, кто не ведает покаяния и удовлетворен своим уровнем, своими возможностями, своей культурой, не замечая того, что уровень этот — уровень посредственности, возможности ограничены стандартными проблемами и стандартными эталонами существования, а чистое озеро культуры превратилось в гнилое болото массовой культуры, по закраинам которого элитарные лягушки горласто выводят свои трели и совершают аттракционные прыжки.
Таким образом, можно сказать, что за последнюю тысячу лет человечество прошло большой и трудный путь духовной деградации: от царя Вселенной — до мещанина космического захолустья; все усилия и впечатляющие свершения его способностей и ума до сих пор только ускоряли и продолжают ускорять его падение. Парадоксальный результат, о котором в эйфории внешних завоеваний не думает никто. Значит ли это, что путь, выбранный нашей цивилизацией, неверен? Должно быть, так оно и есть.
Как же избавиться от хватких щупальцев всемирного провинциализма, который опошляет существование и унижает человеческое достоинство?
Очевидно, сопротивляться ему сегодня можно только в одиночку. И оружием должны служить основательно забытое обоюдоострое сомнение и несговорчивая, зрячая мысль.