Упрямый оппонент Хрущева
В полном соответствии с концепцией непогрешимости советских вождей Никита Сергеевич совершенно не терпел возражений и не только возражений, но и вообще чьего-либо мнения, не совпадающего с его собственным. Кроме того, как и его предшественник, он считал, что вершина власти - это и вершина учености, претендуя на роль корифея всех наук.
Как известно, на совести Никиты Сергеевича разгром художников на выставке в Манеже, которые писали «не так», как ему хотелось, попытка реформы русского языка и преобразования в области права, когда сначала расстреляли виновных, а потом был издан указ о введении в Уголовный кодекс статьи о смертной казни (которая в то время была отменена).
Более того, как рассказывал тогдашний глава украинского правительства Александр Павлович Ляшко, приехав в Донбасс, Хрущев стал давать указания местным производителям подсолнечного масла, какой им следует придерживаться технологии.
Ничего удивительного нет в том, что, оказавшись в 1962 году в Киеве, Никита Сергеевич тут же начал давать указания, как надлежит вести и жилищное строительство. С этой целью в загородную резиденцию был вызван главный инженер Главкиевгорстроя Владимир Гусев. Встреча состоялась в Межгорье, куда съехалась и вся высшая украинская политическая элита.
Когда эта встреча закончилась, едва не стоив Гусеву головы, он тут же все записал на бумаге, так что в его памяти остались все подробности.
Никита Сергеевич возник перед присутствующими одетым по протоколу, выработанному им самим, в вышитой украинской сорочке, соломенной шляпе и с лозой в руках. Он тут же подошел к председателю Госстроя Андрианову, о чем-то спросил, но растерявшийся Андрианов ответил невпопад, и Хрущев, сразу же утратив к нему интерес, отвернулся.
Потом настала очередь Гусева, и начавшийся разговор как будто ничего плохого не предвещал.
Никита Сергеевич сначала одобрительно отзывался о киевских строителях за то, что на месте, где произошла куреневская трагедия, они строят жилой квартал. Но при этом, по его мнению, допускают грубые технологические ошибки. Кладка стен и их облицовка керамической плиткой происходят не одновременно. То есть сначала возводятся стены «под крышу», и лишь потом снова ставятся леса, чтобы «гнать» плитку с первого до последнего этажа.
Что ж, как говорили древние римляне, мнение императора это и есть закон.
Владимир Алексеевич вспоминает:
- Я весь напрягся, но решил говорить не то, что хотел бы услышать Хрущев, а то, что думал по этому поводу сам. Я сказал, что одновременная кладка и облицовка невозможны, потому что вновь построенный дом дает осадку, и плиты будут валиться на головы прохожих. Как в Москве, где в домах, построенных по такой технологии, между первым и вторым этажами пришлось ставить «сетки-плиткоуловители». О том, что это и есть прямой результат вмешательства Хрущева, я, конечно, не сказал. Но и того, что сказал, оказалось достаточно.
Сказал и замер. Как замерли, словно окаменели, все присутствующие украинские вожди, до тех пор почтительно внимавшие каждому слову высокого гостя.
Да, становиться поперек дороги Никите Сергеевичу было опасно. Если он без особого труда убрал Берию, отправил в отставку маршала Жукова и сослал всю могущественную «антипартийную группу» вместе с примкнувшим к ней Шепиловым, то что ему стоило расправиться с безвестным тогда инженером, которому едва исполнилось тридцать пять лет! Не тот возраст и не та должность, чтобы перечить первому лицу в государстве.
От благодушия Никиты Сергеевича не осталось и следа. Взгляд его стал колючим и угрожающим. Впрочем, Хрущев тут же решил, что еще не поздно сохранить лицо. Но Гусев такой возможности ему не дал.
- А если строить дома из целых кирпичных блоков, то они тоже дают осадку?
- Дают, Никита Сергеевич, и попытка заранее облицовывать блоки приносит тот же результат.
Если что и спасло Гусева, так это безрассудная смелость ответов.
Его несогласие в Хрущевым было настолько явным, что тому, вероятно, не хотелось при большом количестве свидетелей обнаружить свой мстительный характер.
Тем не менее, Хрущев тут же учинил Гусеву форменный допрос.
Кто таков? Где учился? Что построил?
- Учился в Киевском инженерно-строительном. Строил дома, школы, театры, заводы, - на одном дыхании выпалил Гусев, на всякий случай добавив: - И много чего еще, включая город Каховку.
- Хватит, - наконец недовольно сказал Хрущев. - Разберемся с вами…
«Ну все! - мелькнула мысль у Гусева. - В самом лучшем случае пошлют в прорабы».
По дороге в Киев Владимир Алексеевич оказался в одной машине с «отцами» города и был подвергнут беспощадному разносу. С кем споришь? На кого замахнулся? Как посмел?
Когда же дело дошло до прямых оскорблений с применением ненормативной лексики, Гусев не выдержал:
- Остановите машину. Я выйду…
Машину не остановили. Но едва Гусев пересек порог горисполкома на Крещатике, 36, ему тут же сообщили, что вызывают «на ковер» в ЦК. Словом, успели доложить.
Хрущев, конечно, ничего не забыл, и с Гусевым «разбирались». Но многочисленным экспертам, при всем их старании, возразить Гусеву было нечем.
Обком на месте собора?
Прошло несколько лет, и Владимир Алексеевич, уже будучи председателем Киевского горисполкома, столкнулся с другим человеком, обладавшим большой властью в пределах Киевского региона. Это был человек с губернаторскими правами, поскольку Киев тогда еще не был выведен из областного подчинения. Речь идет о первом секретаре обкома Владимире Цыбулько.
Одним словом, первый секретарь решил построить новый обком на Владимирской горке, прямо на фундаменте разрушенного Михайловского Златоверхого собора. Против чего Гусев решительно возразил, доказав «наверху», что подобный проект не вписывается в древнюю часть города, и будет нелепо смотреться с левого берега. Тем самым Владимир Алексеевич занес в список своих врагов еще и крупного партийного чиновника.
Впрочем, Гусев не только четверть века назад сохранил площадку под христианскую святыню, которую будут восстанавливать лишь в наши дни. Во времена господствующего атеизма он не допустил и разрушения других культовых построек, представляющих большую историческую ценность - Братского корпуса, Монастырской трапезной. Не говоря уже об уникальном здании Киевской филармонии, которое, было такое мнение, следует снести, ибо оно как-то не сочетается с коробкой музея Владимира Ильича, построенной через дорогу.
Когда возникла бредовая идея построить в непосредственной близости от Киева крупнейшую в стране атомную электростанцию, нашелся у нас высокопоставленный энтузиаст - а это была подведомственная ему территория, - который готов был согласиться и на двадцать реакторов вдоль Припяти.
Только президент АН УССР Б.Патон, заместитель командующего киевским военным округом генерал А.Чиж и В.Гусев написали обоснованный протест против строительства ЧАЭС вообще. Их назвали неучами, а сам протест сдали в архив.
За всю свою историю человечество не придумало иного критерия, чтобы оценить личность. Этот критерий - отношение к делу. Что человек сделал, то он и есть.
Будучи председателем горисполкома, Гусев ничему не следовал бездумно. Он принимал решения без оглядки на телефон правительственной связи, учитывая не только свой опыт, но и свои ошибки. Вероятно, это и была наиболее правильная модель поведения, когда не на кого перекладывать ответственность.
Как человек, на котором замыкались все проблемы городской застройки, он безошибочно выбирал приоритеты. При нем строилось больше, чем при большинстве мэров до и после него. Если в прошлом году в Киеве было введено всего четыреста тысяч квадратных метров жилья, то в то время, когда Гусев возглавлял город, вводилось по миллиону двести тысяч ежегодно, то есть, почти в три раза больше.
Конечно, капитальных вложений тогда делалось больше, но они и рациональней использовались. Памятников из каррарского мрамора Гусев после себя не оставил. Зато он оставил Русановку, Березняки, Воскресенку, Дарницу (кроме седьмого квартала, построенного раньше), Никольскую Борщаговку и, наконец, «город в городе» - Оболонь.
Все боится времени, но время боится пирамид
До сих пор Владимир Алексеевич мысленно полемизирует с Хрущевым и с самим собой. Воздавая ему должное за внимание к строительству, даже сегодня никто не сможет однозначно ответить на вопрос: был ли Хрущев прав в своей градостроительной политике.
Продукция строителей - единственная в мире, которая должна быть предназначена не только для современников, но и для тех, кто придет потом. Более того, если она сработана на совесть, то не только не стареет, но с веками становится еще более ценной. Помните? «Все боится времени, но время боится пирамид». Это сказал арабский писатель, живший в XVIII веке.
Никита Сергеевич и его окружение оказались перед серьезным моральным выбором: строить ли быстро и, по сути, времянки, чтобы смягчить жилищный кризис в стране, или капитальное строительство должно отвечать своему прямому назначению, то есть быть действительно капитальным.
Хрущев остановился на первом варианте, и осуждать его за это трудно. Ведь население Киева к тому времени увеличилось вчетверо, а жилой фонд остался таким, каким был до войны.
Тем не менее, Владимир Алексеевич рассказывает, что, как-то облетая Киев на геликоптере, когда весь город похож на объемный макет, он особенно отчетливо убедился, насколько старая часть города не сочетается с новой, сделанной наспех. Киев - по сути город-музей - превратился на окраинах в унылую перспективу улиц, застроенных одинаковыми пятиэтажками, к тому же малопригодными для жилья. Откуда, как всердцах сказал по телевидению один из их обитателей, даже гроб вынести нельзя. И которые уже сейчас нужно либо реконструировать, либо сносить.
Уже тогда, при Гусеве, «от хрущевок» стали уходить, ставили девятиэтажки и шестнадцатиэтажки.
Между тем, город - это не бездумная россыпь домов, если даже каждый - с квартирами улучшенной планировки. Существует и такое понятие, как районная планировка, или организация архитектурного пространства.
«Познакомьте меня с Виктором Некрасовым»
Человек, облеченный властью, настолько человек, насколько он понимает, что власть ему дана не навсегда.
Между прочим, чем больше у нас сейчас демократии, тем меньше шансов достучаться до самих демократов.
Относительно недавно Владимиру Алексеевичу понадобилось встретиться по делу с одним из тех, который попал в мэры благодаря очередной кадровой перетряске, кто в конце концов унаследовал его должность, но, увы, не унаследовал его умения обращаться с людьми. Короче говоря, сославшись на занятость, он Гусева не принял ни в тот день, ни на следующий.
Попасть же на прием к Гусеву было совсем просто, разве что в неприемный день просил, чтобы с ним предварительно созванивались. Сначала сам отвечал на все телефонные звонки - у кого нет квартиры, а над кем течет крыша. Более того, при желании можно было узнать через приемную и его домашний номер телефона, чем и воспользовался один бравый отставник в новогоднюю ночь. У него прекратилась подача воды, и он счел наиболее целесообразным поставить в известность об этом лично председателя горисполкома. Мог бы, конечно, позвонить и в ЖЭК, но что сделано - то сделано.
И вот под бой кремлевских курантов Владимир Алексеевич тут же связывается с начальником водоканала Николаем Шрейбером, которого не без основания называли лучшим водопроводчиком страны, и на сложные аварии он выезжал даже в другие республики.
Впрочем, оказалось, что лучший водопроводчик страны в данном случае не понадобился. Пришел слесарь-умелец и открыл задвижку, которую кто-то закрыл, но забыл открыть. О принятых мерах Владимир Алексеевич тут же доложил по телефону «обезвоженному» заявителю.
- Все правильно, - вспоминает Гусев. - Он был народ, а я - слуга народа…
Смеется.
Гусев не только хорошо знал городское хозяйство, но и достойно представлял город. Когда принц Филипп, герцог Эдинбургский и супруг королевы Великобритании Елизаветы II, за штурвалом собственного самолета прилетел в Киев, он сказал, что привез на всю Украину один-единственный сувенир с фамильным гербом и решил подарить его тому, к кому почувствует наибольшее расположение. Подарил Гусеву, добавив при этом, что при предъявлении его страже, он получит свободный доступ в королевскую резиденцию - Букингемский дворец.
Странная у нас, однако, страна. Если до приглашения королевской четы Владимир Алексеевич мог свободно выехать в Англию, то теперь этому в Киеве воспрепятствовали.
С принцем Филиппом он разговаривал по-английски, на приеме у Мао Цзэ-дуна пытался по-китайски, с кубинцами по-испански.
Гусев - убежденный вольнодумец и его всегда тянуло к вольнодумцам.
Как-то он позвонил мне и спросил, удобно ли, по моему мнению, ему встретить на вокзале Владимира Высоцкого, который приезжал в Киев. Как дитя своей эпохи я, конечно, пришел в ужас. Встречать Высоцкого в те годы? На концертах которого половину зрителей составляли «искусствоведы в штатском»?! Афиши при этом вывешивать не разрешалось.
Владимир Алексеевич меня, конечно, не послушал и потом даже встречался с непокорным бардом в домашней обстановке.
В другой раз он попросил познакомить его с Виктором Некрасовым, который тоже был «любимцем» властей. Ну, я познакомил, и тут же в кабинет Гусева ворвался корреспондент АПН Сева Ведин, который запечатлел эту неординарную встречу на фотопленку. Наверное, для истории общественной мысли. Но уж никак не для КГБ.
Почему же Владимир Алексеевич обращался с подобными просьбами ко мне? Об этом лучше спросить его самого, он, слава Богу, жив и здоров.
Отношения наши были вполне дружескими, хотя я всегда отдавал себе отчет в том, что между нами не может не существовать определенной дистанции. Ведь нас много, а мэр один. Впрочем, он этого никогда не подчеркивал.
Лично же я считаю, что Гусев, тяготившийся бесконечными вызовами в ЦК, обком и горком, просто нуждался в неформальном общении.
По-видимому, чем выше человек на лестнице власти, тем он более одинок. Самым одиноким человеком в стране, писала Светлана Аллилуева, был Сталин.
Укрощение строптивого
Как-то Гусев разыскал меня на Кавказе. Признаться, я сначала не мог понять, что подвигло его в жаркий день ехать за сто километров из пункта А, где он отдыхал, в пункт Б, где тогда находился я. Пока, провожая его к машине, не понял цель приезда. Владимир Алексеевич рассказал, что недавно вернулся из Москвы. В Москве он отстоял свой проект прокладки Куреневской линии метро открытым способом, без сноса жилых домов по обе стороны улицы Жданова, как было решили на самом высшем уровне. По Гусеву же следовало прибегнуть к замораживанию грунта, что и на этот раз спасло старую застройку.
Уж очень ему хотелось этим с кем-нибудь поделиться!
Воспротивился Гусев и реконструкции здания Бессарабского рынка, которое по предложению Щербицкого хотели превратить в спортманеж. Убедил все же Владимира Васильевича!
В конце концов не могло не случиться то, что случилось. Личность системе была не нужна, как, кстати, не нужна и сегодня. Гусева с работы сняли, назначив заместителем министра промышленного строительства Украины. В этом ранге он был направлен в район Западно-Сибирского нефтегазового комплекса стороить город Ноябрьск. Температура зимой до
-50°, но ничего, пять лет строил.
Потом, когда Фидель Кастро обратился с просьбой прислать ему советника по строительству, наиболее подходящим нашли Гусева.
Едва приехал в отпуск, как его послали восстанавливать Кировокан, разрушенный после страшного армянского землетрясения. Температура +40°. Год восстанавливал, а когда вернулся, то узнал, что его должность заместителя министра сокращена «за ненадобностью».
Работал председателем Украинского союза строительно-промышленных кооперативов, где стал убежденным сторонником новой для нас концепции городской застройки. Ссылаясь на зарубежных исследователей, считающих, что чем больше мы будем строить высокоэтажных и крупнопанельных домов, тем больше нам потребуется больниц и поликлиник, Гусев предложил расширять Киев за счет коттеджей на окраинах и в экологически чистых зонах. Которые богатые, но рациональные американцы строят из дерева, а не менее рациональные англичане - из камня, нарезаемого блоками. То есть строят из местных материалов, безвредных для окружающей среды.
Когда союз строительно-промышленных кооперативов распался, Гусева взяли заместителем председателя Совета по изучению производительных сил по общим вопросам, по сути - завхозом. Лично я считаю, что использование Гусева в качестве завхоза означало лишь катастрофический сбой в нашем социальном механизме.
А далее пишу со слов Валентина Згурского, непосредственного преемника Гусева:
- В одном из американских городов, в здании муниципалитета вывешены портреты всех мэров, даже если кто-то из них проработал менее месяца и даже один день, что в условиях непредсказуемой заокеанской демократии вполне возможно.
У нас же вдогонку сменившимся чаще всего посылают проклятия, что было и с Иваном Салием, и с Леонидом Косаковским.
В нынешнем июле Владимиру Алексеевичу исполняется семьдесят. Возраст премьеров (сэр Уинстон Черчилль) и полководцев (фельдмаршал Бернард Монтгомери).
Спохватились, как всегда, с опозданием, присвоив Гусеву - одному из первых в нашей новейшей истории - звание «Почетного гражданина города Киева». Впрочем, он не только почетный гражданин, что означает признание прошлых заслуг. Он и сегодня работал бы и работал, но так и остался невостребованным государством. Без работы не может, и поэтому принял предложение зарубежного представительства что-то построить. Украине не нужен?
На одном из официальных приемов к Гусеву подошел Леонид Данилович:
- Я о вас слышал, теперь вижу…
Еще бы не слышать, хотя с тех пор, когда Гусев был мэром, прошло 17 лет!
Теперь о сугубо личном.
Еще в те дни, когда Владимир Алексеевич работал на Крещатике, 36, мне позвонили из детского лагеря «Сокол», что под Киевом, и сказали, что пропал мой сын-подросток. (У кого есть сыновья-подростки, мое состояние поймут.) Подрался с сыном генерала, и когда расквасил ему нос, убежал в лес, боясь, что за ним пришлют армейский патруль, что и пообещал генерал, немедленно прибывший на место происшествия. Прошли уже сутки, а драчун все еще не возвращался.
Я выбежал на улицу в надежде поймать машину, но никто за город ехать не хотел.
Вдруг - а такие случаи всегда бывают вдруг - возле меня остановилась «Волга» и из нее вышел Владимир Алексеевич.
- Видел через ветровое стекло, как вы метались по проезжей части. Что случилось?
Я рассказал.
Гусев шоферу:
- Поступаете в его распоряжение, - он кивнул на меня. - Быть с ним столько, сколько понадобится.
- А вы, Владимир Алексеевич?
- А я еще не разучился ходить пешком…
Мы помчались по Обуховскому шоссе на предельно допустимой скорости и даже выше допустимой. Что не помешало автоинспектору на КП при выезде из Киева отдать нам честь. Не мне, конечно, а машине с номером 80-04 КИА, которую хорошо знала вся киевская милиция.
Вечером Владимир Алексеевич позвонил мне домой и спросил, нашелся ли сын. Сказать, что у него не было других забот и более близких друзей, чем я, я бы не рискнул.
…Когда у Гусева отобрали служебный правительственный лимузин, он сумел насобирать деньги только на собственную «Таврию»…