События годичной давности в Нью-Йорке и все то, что последовало за ними, — вот о чем говорят не переставая, несмотря на поразительное как для одного года количество катаклизмов. Об этом говорили даже в Украине — а это уже что-нибудь да значит. И неудивительно — ведь цепочка трагических событий привела к некоторой переоценке ценностей, пересмотру взглядов и перемене позиций. Оставив в стороне политику, вопрос «кому выгодно», общественную истерию и эсхатологические пророчества, коих за истекший год случилось немало, хочется указать на одно весьма занимательное обстоятельство: ислам заговорил. Конечно, мало просто высказываться — надо, чтобы тебя услышали, поняли, надо, чтобы ты хотел быть услышанным и понятым. Поэтому важно, кто говорит, как и о чем. От имени и по поводу ислама и исламского мира в течение года выступают самые разные люди, силы, организации.
Начать можно было бы с того, что первыми от имени ислама «заговорили» террористы. Они предложили свое видение начала разговора, воплотив давнее невротическое видение американской культуры. Какое-то время даже стало модно говорить о «психоаналитическом» влиянии теракта 11 сентября: муссировавшийся так долго страх травмы наконец воплотился, и теперь пациент на пути к «вытеснению». Кое-кто даже называет этот страх «своими именами» — комплекс кастрации, подразумевая под ВТЦ некий фаллический символ — символ доминирования. Таким образом, разговор между исламским и западным миром начался с символического выравнивания позиций. Да, за что люблю подобные интеллектуальные изыски, так это за реальное «вытеснение травмы» — как-то сразу увлекаешься и забываешь о тысячах трупов. Совсем как в кино.
Кто сказал первое слово, так и осталось за кадром. Да и не важно для сценария, кто сказал — сам исламский мир или кто-то постарался от его имени. Важно, что после этого он уже молчать не станет. Тем более что те, кто под неодобрительными взглядами гуманного мирового сообщества воюет с представителями исламского мира, не преминули заметить: «теперь вы знаете, каково приходится нам с нашими мусульманами». И до последнего времени вполне гуманное сообщество действительно другими глазами посмотрело на войну в Чечне и на Ближнем Востоке. Другими глазами посмотрело на исламский мир, и даже не столько на мир, сколько на ислам и на фигуру мусульманина. Посмотрело испуганно и агрессивно. Оно почувствовало, что не стоит ждать каких-то «неопровержимых доказательств» мусульманского участия (а кто же еще-то?). И если есть хоть малейшая возможность того, что новый Карабас-Барабас свил гнездо в одной из исламских стран, то пускай там все превратят в пепел — авось попадут в страшилище. Те, кто «заканчивал университеты», вытянули из пыльных шкафов Хантингтона и переиначили его на новый лад, сведя довольно сложную теорию к неизбежному «противостоянию Востока и Запада» — варварского тоталитаризма, помноженного на восточную деспотию, и уже почти идиллической демократии с правами человека на знамени. Найпл получил Нобелевскую премию за «правду об исламе». Где уж тут было молчать исламскому миру, когда его так беспардонно вытащили на авансцену и направили на него прожектор? Придется говорить...
Напомню, мусульманские лидеры начали с оправданий: не мы, мол. Они решительно осудили и «отлучили» от ислама тех, кто подался в террористы. Помню, как год назад всполошившиеся журналисты осаждали украинских мусульманских лидеров с просьбой пояснить и прокомментировать. Через год украинские мусульмане сами собирают «круглые столы», но говорят, по сути, то же самое, что и год назад. Единственное, что изменилось, — тогда их надо было вызывать на разговор, а теперь они охотно говорят сами.
О чем же они говорят? О том, например, что, так же, как и во многих других религиях, истинно верующий человек не пойдет в террористы и не станет убивать ближнего своего ради чего бы там ни было.
И это, скорее всего, правда. Хоть и не вся. Конечно — верующие люди тоже, как показывает история, могли быть и удивительно великодушны, и зверски жестоки. Вся штука на поверку в том, что религия тут совсем ни при чем. Христианский мир и исламский мир, как показала «история 11 сентября», оказались фикциями одного порядка. Кто, скажите на милость, сейчас всерьез назовет западную цивилизацию христианской? По каким характеристикам? Возможно, в некоторых странах Европы и Америке христианство остается доминирующим вероисповеданием. Но сколько практикующих христиан ориентируются именно на христианские ценности и ставят их впереди «гражданских»? Доминирующая система ценностей западного мира давно перестала быть христианской — вернее сказать, она настолько христианская, насколько христианские установления совпадают с Декларацией прав человека. А в тех случаях, когда не совпадают, — тем хуже для христианства, потому что для «цивилизованного человека» это «мракобесие». Не говоря уже о том, что и то христианство, которое «доминирует» в западном мире, не просто неоднородно, а иногда даже внутренне конфликтно.
Если в исламском мире ситуация выглядит иной, то только из-за экзотики. Мусульманство столь же неоднородно, как и христианство, шкала ценностей вполне относительна (вот хоть Найпла почитайте). Отождествлять с исламом политику тех или иных государств по меньшей мере странно. Ведь если называть мусульманской политику Хусейна только потому, что в его стране превалирует ислам и именно этой религии придерживается лидер, то политику Буша с тем же успехом можно назвать христианской. А это как-то... не по-христиански, что ли.
Конечно, мне напомнят о фундаментализме, талибане и прочих «страшных вещах», которые для европейского человека стойко ассоциируются с исламом и одновременно с «систематическим нарушением прав человека». Что неудивительно, поскольку гражданская религия европейца действительно не имеет ничего общего с исламом. На этом основании «гуманитарные акции» по «наведению порядка с правами человека» в странах, исповедующих иные системы ценностей, приобретают смысл «священной войны» и вряд ли сильно отличаются от газавата. А значит, войны в начале ХХІ века, под каким бы идеологическим лозунгом они ни провозглашались, не религиозные. Потому что ведут их не мусульмане и не христиане — а радикалы, исповедующие ту или иную систему ценностей. Почему-то радикальных антиглобалистов никто не подозревает в причастности к той или иной мировой религии даже в тех случаях, когда они прибегают к насилию. И если система ценностей радикала совпадает с тем или иным религиозным учением, это говорит больше о радикале, чем о религиозном учении.
В этой ситуации ислам должен был заговорить, чтобы защитить себя от подозрений. Конечно, его положение странно — ему приходится оправдываться в том, чего он не делал. Может, поэтому все, сказанное мусульманами, выглядит туманно. Они приводят цитаты из Корана и тут же толкуют для публики, которая заведомо проглотит все по незнанию. Они обращаются к истории, чтобы показать, насколько мирная религия ислам, и у них это не получается, потому что мусульмане воевали не меньше, чем все прочие. Они протестуют, но не очень громко. И не поймешь, то ли не могут объединиться даже перед лицом такой угрозы своему исламскому миру и заговорить во весь голос, то ли не хотят быть слишком откровенными. Они обращаются к западному миру и пытаются «говорить на его языке», называя меры безопасности, принятые после 11 сентября, «нарушением своих прав». С одной стороны, они правы, с другой — исламская система ценностей сама не укладывается в принятые на Западе нормы прав человека, и если они сами не придерживаются этих норм, почему хотят, чтобы с ними поступали иначе? Вопросы уравновешивания отношений, выработки общего языка для полноценного межкультурного диалога остались открытыми, несмотря на то что в диалоге, казалось бы, заинтересован как Запад, так и исламский мир. Причем момент подвернулся нешуточный: как бы там ни было, а за исламом признали большую силу. Самоуверенный Запад понял, что отныне с Востоком придется считаться. Что если война между Востоком и Западом случится, это не будет «маленькая победоносная война» баллистическими ракетами против кривых ятаганов. Тень, которую кинули на ислам террористы, имеет просвет — возможность диалога на равных. Может, мифическая, т.к. никто не будет вести диалога с политикой от имени религии.
Пожалуй, это самый интересный момент проекта «Чужой-11». Супердержава пытается противостоять не другой супердержаве (т.е. чему-то соразмерному), а религии, и даже не самой по себе религии, а системе ценностей, не совпадающей с представлением ее, супердержавы, о том, что такое хорошо и что такое плохо. Возгласы правоверных мусульман о том, что «ислам тут ни при чем», разумеется, пропадают втуне. Может, поэтому выступления мусульман выглядят так глухо? Может, диалог на самом деле не нужен ни одной из сторон?
Между прочим, попытки диалога нет не только между непосредственными участниками конфликта, не только там, где он нужен больше всего. Диалог как форма как-то не прижился на исламо-западной почве даже в таком мирном в этом плане уголке, как Украина. На встречу в Исламском культурном центре, посвященной теме «Мир после 11 сентября», я шла в ожидании спора, а то и каких-нибудь коммуникативных провокаций. Кому-кому, а уж мусульманам есть что сказать не только немусульманам, но и друг другу. А вот не случилось: уважаемый президиум познакомил слушателей с официальной позицией ряда мусульманских организаций Украины, некоторых государственных учреждений и лояльных собратьев из ближайшего зарубежья. Мы имели возможность еще раз услышать о том, что «ислам тут ни при чем», что «акции мести» заслуживают всяческого осуждения, а меры предосторожности в отношении лиц определенных национальностей — нарушение прав человека. Также были провозглашены привычные до боли речи о «миссии Украины», как «мостка между Востоком и Западом» (на сей раз под Востоком имелся в виду исламский мир), обладающего к тому же «уникальностью», связанной с возвращением крымских татар, и о том, что Украина постепенно становится членом мирового сообщества «с национальным окрасом». Прозвучало осуждение всяческого «не присущего нашей нации» радикализма и изоляционизма. Все было красиво, округло и бесспорно, а те «голоса из зала», которые пытались внести разброд и шатания своими «каверзными вопросиками», выглядели как-то неуместно.
Приятно, что наша страна сохраняет «традиционно» трезвую голову и мир между гражданами. Но не есть ли эта трезвость безразличием, этот мир — нежеланием видеть и знать друг друга, а подобные речи — привычным одобрямсом «мудрой политики государства» без какой бы то ни было критичности? Встреча породила ощущение, что мы не то что не можем говорить друг с другом — мы не хотим этого, нам это не нужно. Молчание ислама у нас вполне уравновешивается молчанием всех прочих. Наше место на обочине истории — или, если хотите, место нашей хаты вполне устраивает нас всех — и мусульман, и немусульман. Нам не нужно определять свою позицию в отношении мира, взвешивать ее, обдумывать, обтачивать в спорах. И даже те из нас, кто причастен к событиям в большом мире, не стремятся к этому. Нам так удобно «между Востоком и Западом», что мы стараемся не думать не только об общей ответственности за все, что происходит в мире, но и о том, что это «между» в какой-то момент может превратиться в «нигде».