Кавказский край, знойная граница Азии, любопытен во всех отношениях.
(Александр Пушкин)
Край... в котором так странно соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода.
(Лев Толстой)
С недавних пор события, происходящие на необозримом постсоветском пространстве, неизбежно вызывают у историка острое чувство deja vu. Конфликт между Россией и Украиной (в том числе по поводу Крыма и Черноморского флота), кровопролитные столкновения между Грузией и Абхазией, жестокая война между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха — все это уже было во время Первой Русской Смуты в начале XX столетия, когда Третий Рим корчился в революционных конвульсиях и разваливался на куски. Сегодня перед глазами историка встает еще одна грозная тень прошлого, имеющая еще более глубокие и драматичные истоки: это тень Кавказской войны.
Кавказ — это тот мировой перекресток, где — в географическом и культурном смысле — Европа встречается с Азией. Эта судьбоносная встреча двух противоположных цивилизаций порождает, как полагали многие европейские мыслители, так называемый Восточный вопрос. Одну из наиболее ярких его характеристик дал крупнейший русский историк XIX в. Сергей Михайлович Соловьев. «Восточный вопрос появился в истории с тех пор, как европейский человек сознал различие между Европою и Азиею, между европейским и азиатским духом, — писал он в 1867 г. — ...Ожесточенная борьба (между Европой и Азией) проходит чрез всю европейскую историю, проходит с переменным счастием для борющихся сторон: то Европа, то Азия берет верх; то полчища Ксеркса наводняют Грецию; то Александр Македонский с своею фалангою и Гомеровою Илиадой является на брегах Ефрата; то Аннибал около Рима; то римские орлы в Карфагене и в его метрополии; то гунны на полях Шалонских и аравитяне подле Тура; то крестоносная Европа в Палестине; то татарский баскак разъезжает по русским городам, требуя дани, и крымский хан жжет Москву; то русские знамена в Казани, Астрахани и Ташкенте; то турки снимают крест с Св.Софии и раскидывают дикий стан среди памятников древней Греции; то турецкие корабли горят при Чесме, при Наварине, и русское войско стоит в Адрианополе. Все одна великая борьба — все один Восточный вопрос». Для различных европейских стран, считал Соловьев, Восточный вопрос имеет разное значение. Для России же он «составляет существенное содержание» ее истории.
Покорение Северного Кавказа — Кавказская война 1817 — 1864 гг. — было одним из этапов решения Российской империей Восточного вопроса.
«Кавказ! Какое русское сердце не отзовется на это имя, связанное кровной вязью и с исторической, и с умственной жизнью нашей родины, говорящее о неизмеримых жертвах ее и в то же время о поэтических вдохновениях. Много ли есть русских семей, на которых Кавказ в долговременных войнах его не отразился бы невозвратной утратой, и кто же вспомнит об этой утрате иначе, чем с гордым сознанием исполненного долга перед великой отчизной, высылавшей своих сынов на горный рубеж Азии не на истребительское дело войны, а на вечное умиротворение края, с незапамятных времен бывшего ареной грозных столкновений народов... Русь... не забудет героев своих, обнаруживших на Кавказе беззаветное мужество и преданность родине, без которых немыслимо было бы покорение воинственного и природой защищенного края, покорение исторически необходимое, вынужденное настоятельными государственными потребностями России». В этом несколько патетическом пассаже русского военного историка генерала Василия Потто, взятом из введения к его многотомному труду «Кавказская война», — квинтэссенция понимания большинством русских
XIX в. сути происходившего на Северном Кавказе в течение без малого пятидесяти лет. Если отвлечься от патриотической риторики только что процитированного отрывка, то можно в принципе смело сказать, что генерал Потто написал чистую правду: это действительно была ВОЙНА, причем одна из наиболее длительных и жестоких в истории России.
После того, как в начале XIX в. в ходе двух войн с Персией (1804 — 1813 и 1826 — 1828 гг.) и двух — с Турцией (1806 — 1812 и 1828 — 1829 гг.) Россия укрепила свою власть над Закавказьем (Грузией, Арменией и Азербайджаном), судьба Северного Кавказа была решена: он неизбежно должен был стать частью Империи. Однако населявшие регион горские народы не согласились с таким поворотом своей судьбы. Известна характерная легенда: когда один из русских генералов попытался объяснить черкесам, что турецкий султан уступил Кавказ русскому царю в дар, слушавший его старик горец показал на вспорхнувшую с дерева птицу и сказал: «Дарю тебе ее. Возьми, если сможешь».
Как только имперская администрация, начиная с «проконсула Кавказа» генерала Алексея Ермолова, стала навязывать вольным горским обществам российские порядки и законы, весь Северный Кавказ превратился в зону военных действий. Враждующие стороны не хотели, да и не могли понять друг друга. Горцам было невдомек, зачем северные пришельцы разрушают их древний уклад жизни и обычаи; имперская власть зачастую вполне искренне считала, что несет европейскую цивилизацию азиатским дикарям — этакий российский вариант «бремени белого человека». Однако сперва необходимо было добиться покорности и водворения порядка. «Выбирайте любое — покорность или истребление ужасное», — такова была альтернатива, сформулированная Ермоловым. 5 декабря 1818 г. он писал П.И.Меллеру-Закомельскому: «Я терпеть не могу беспорядков, а паче не люблю, что и самая каналья, каковы здешние горские народы, смеют противиться власти государя». Для достижения покорности использовались самые жестокие средства. «Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами, — писал Ермолов 13 апреля 1820 г. — Главнейшее есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю и спасать стада свои... Голоду все подвержены, и он поведет к повиновению». Нужно заметить, что все это говорилось не каким-то грубым солдафоном, а одним из блестяще образованных русских офицеров, героем Отечественной войны
1812 г., умником, острословом и тонким стилистом. По-видимому, такой подход к войне со стороны русских был всеобщим. Александр Грибоедов, автор знаменитой комедии «Горе от ума», писал своему близкому другу С.Н.Бегичеву: «В Чечню! В Чечню! Здесь война особенного рода: главное затруднение — в дебрях и ущельях отыскать неприятеля; отыскавши, истребить его ничего не значит».
Жестокость войны (приказ императора Николая I сменившему Ермолова генералу Ивану Паскевичу гласил: «Усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных») породила ответную реакцию горцев. В Чечне и Дагестане — очагах наиболее упорного сопротивления русским войскам — складывается своеобразное теократическое горское государство — имамат и идеология борьбы с русским владычеством — мюридизм с его основным политическим лозунгом «газавата» — войны против «неправоверных». Почти 25 лет храбро сражался с имперскими отрядами третий имам Чечни и Дагестана легендарный Шамиль. Однако силы были явно не равны. 26 августа 1859 г., загнанный в высокогорный аул Гуниб, Шамиль сдался в плен командующему Отдельным кавказским корпусом князю Александру Барятинскому. Северо-Восточный Кавказ был покорен. 21 мая 1864 г. капитулировали абхазы на Северо-Западном Кавказе.
И смолкнул ярый крик войны:
Все русскому мечу подвластно.
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас наша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь! —
писал в эпилоге к «Кавказскому пленнику» Александр Пушкин.
«Кавказская война окончилась, великая цель достигнута», — с удовлетворением констатировал уже знакомый нам генерал Потто в 80-х гг. ХIХ в. Однако спустя каких-нибудь 30 лет история продемонстрировала, что утверждение почтенного военного историка несколько преждевременно. Как только в результате революционных событий
1917 г. центральная власть ослабла, на Северном Кавказе — как, впрочем, и во всех «окраинах» Империи — возникло достаточно сильное национальное движение. В сентябре 1917 г. во Владикавказе создается Союз горских народов. а 23 января 1918 г. на Вседагестанском съезде горцев мусульманский ученый Нажмутдин Гоцинский, сын одного из ближайших помощников Шамиля, был провозглашен четвертым имамом Северного Кавказа. Умело используя идеологию мюридизма, возникшую в годы Кавказской войны, Гоцинскому удалось на некоторое время воссоздать имамат; вплоть до 1921 г. он был фактическим правителем высокогорных районов Северо-Восточного Кавказа и с переменным успехом вел ожесточенную войну с большевиками. Гоцинский был пленен и расстрелян лишь в 1925 г.
Созданный в 1922 г. российскими коммунистами «Союз нерушимый республик свободных» вновь дал повод полагать, что национальный (в том числе кавказский) вопрос решен окончательно. Кавказец Сталин — надо думать, неплохо знавший местную историю — предпочел не рисковать и принял решение вырвать с корнем источник северокавказской Вандеи: после жесточайших репрессий июля — августа 1937 г., когда пострадало от 3 до 4% населения Северного Кавказа, в 1943—
1944 гг. карачаевцы, балкарцы, ингуши и чеченцы были депортированы en masse.
Однако и эти трагические события не стали «концом истории». Демократические преобразования в СССР в конце 1980-х гг. вызвали мощный всплеск национальных движений, который стал одной из важнейших причин распада Союзного государства. Идея национального суверенитета и независимости неизбежно пришла и на Северный Кавказ, являющийся de jure частью Российской Федерации. Сегодня, как и 150 лет назад, русские и горцы стоят перед сложной проблемой терпеливого строительства добрососедских отношений мирными и демократическими средствами. Однако последние события в Чечне свидетельствуют, что, как и 150 лет назад, свобода на Кавказе по-прежнему драматически связана с войной.