UA / RU
Поддержать ZN.ua

Приколотые булавкой прессы

Когда десять лет назад говорили, что пресса в Украине становится травчатой, это казалось лишь пророческими разговорами...

Автор: Владислав Сикалов

Когда десять лет назад говорили, что пресса в Украине становится травчатой, это казалось лишь пророческими разговорами. Таковой она стала только теперь. Мелкой, падкой на расчесы, язвы, боящейся крови, но пьющей из ран, прессой, далекой от каких-либо высоких стандартов, западных или восточных. Нужно учесть, что от восточной нашу прессу отличает родовая и потому неискоренимая борьба с цензурой, а от западной — неумение не замечать цензуру и ширящаяся дефляция (буквально — «выдувание» в переводе с латинского) слова. Иначе говоря: когда нет ни настоящей цензуры, ни настоящей свободы, ни слова, которое стоило бы защитить от упомянутых двух явлений, такое состояние и можно именовать украинскими медиа. Есть отдельные личности, но их голоса почти не слышны, они тонут в общем море писка, как в кафкианской «Жозефине», — в писке самого бытия. За редкими и достойными уважения, если не преклонения, исключениями вся наша несчастная пресса давно разобрана по рукам, которые, мусоля деньги, затерли тем самым тень не только журналистского, но и самого мастерства мышления. Когда-то была хотя бы идеология, сейчас нет и ее. Узкий корпоративный интерес, на который тяжким бременем лег кризис… И вот та физическая, бумажная пресса, которую «Бог не выдал, свинья не съела», не пошедшая по рукам более мелким и липким, не прошедшая стагнацию превращения в крикливый интернет-сайт, — даже и такая пресса, выжившая в бою, увы, в самых редких случаях заслуживает доброго слова. Потому что почти все игроки действуют на одном и том же поле.

Существует такое понятие: «нож Лихтенберга» — нож без ручки и клинка. Его можно брать только за воображаемую колодку, если нужно что-то исправить или отрезать, либо за воображаемое лезвие. Это парадокс именно нашего общества. Нет стабильности, потому что нет реальности: произносимое слово редко соответствует какому-либо видимому, осязаемому предмету, за который можно было бы ухватиться и хотя бы порезаться. Например, в словосочетании «деньги работают» фикцией являются оба слова — как украинские деньги, так и их работа, мнимые обороты… Разумеется, о деньги не порежешься, но речь совсем о другом. За последние двадцать лет в Украине не сложилось культуры зарабатывания денег. И в равной же степени культуры ведения дискуссий. Более того, отсутствие культуры диалога только подогревается, культивируется массмедиа, ведь, парадоксально, именно на таком «прочном» фундаменте вырастают небоскребы телевизионных и прочих шоу.

Говорят о распаде сословности, которую разрушал где социализм, а где рынок. Но сословность здесь ни при чем. Она была всегда. Ее можно уничтожать, только срезая высшие слои, интеллектуальный цвет, после чего снова происходит сословное деление, но только номинально высшие остаются с ухватками, речью и культурой низов. Можно сказать, массовость нынешнего высшего образования исходит из особой сословной политики — ведь ясно, что образованности трудно конкурировать с бизнесом. Поэтому в нашей стране в получении образования не следует помогать богатым. Не нужно помогать и бедным — они, за редкими исключениями, нацелены на собственный социальный рывок, а не на общее дело. Думается, имеет смысл помогать только среднему классу.

Итак, сословия никуда не делись. Скорее поменялась их роль. Так, со времен династии Романовых правительственная интеллигенция всегда была впереди на поприще образования и просвещения. Народ следовал за ней лениво, неохотно. Существовала, правда, оппозиционная интеллигенция. По Густаву Шпету, в вопросах образования правительственная и оппозиционная интеллигенции подавляли друг друга, постоянно противоборствуя, и когда чья-либо сторона брала верх, об образовании речь уже не шла: наступала ярмарочная, крикливая реакция. Что из этого противоборства вышло — не тема нашей заметки. Сейчас это уже зона демагогии. Обратимся к более актуальным вопросам.

К Украине в мире интерес нешуточный. Прессу украинскую читают и во Франции, и в Англии, и в Бостоне, это я знаю не понаслышке. И в России в том числе. Армия трудовых мигрантов из Украины на сегодняшний день составляет около 7 млн. человек. При этом официальное разрешение на работу имеет не более 500 тысяч. По самым проверенным данным, в 2006 г. Украина получила денежные переводы от мигрантов в размере 8,4 млрд. долл. (тогда по этому показателю страна заняла шестое место в мире!). Все это крайне удивительно и симптоматично, если учесть, что с середины XVII?века в Европе принята Вестфальская система, согласно которой национальное государство — полновластный хозяин на?
своей земле. Никто не может пересекать границы без разрешения государственных органов, самовольно проживать на территории. Все страны контролируют миграцию. И в то же время известно, что в США насчитывается порядка 12 млн. нелегальных мигрантов… Что-то происходит с проницаемостью государственных границ, возможно, с самим понятием «государство», и это повсеместно. Ничто не?побуждает сменить культурную идентичность! Можно сидеть за своим компьютером где-нибудь в Бангладеш и трудиться на американского работодателя. А, находясь в?Америке, читать украинские газеты, продолжая жить в своей языковой и культурной стихии.

Все это не может не сказываться на судьбах медиа. Обратной стороною положение медиа в Украине связано с тенденциями глобальными — теми самыми «ценностями Европы», к коим вот уже который год мы стремимся быть причастными, надо сказать, с потугами абсолютно абсурдными (хотя бы потому, что абсурдной стала сама Европа). Пример навскидку. Долгие разговоры ведутся по поводу виртуальной трансформации прессы, перехода ее онлайн. Слабо верится в платные онлайн-СМИ — разве что в виде исключения. Дело в простой конкуренции — читатели уйдут туда, где бесплатно; пока бесплатно; а всякая необходимая регистрация лишь отпугнет возможную аудиторию. Но общество меняется... Так, почти половина опрошенных сетевых пользователей Америки готова платить за онлайн- новости (отчет Boston Consulting за февраль 2010). В западноевропейских странах этот показатель еще выше — 60%. Настоящий куш, отметим в скобках, сорвет тот, кто первым придумает удобные онлайн-деньги. За любимые газету или журнал не жалко заплатить полдоллара — думается, большинству из нас. Но процесс оплаты должен занимать 10 секунд, не более. Иначе — провал.

Ситуацию усугубляет медиатизация элиты. Это культура «знаменитостей», сращение политической и медиаэлит в рамках неформальных связей. Власть все больше становится средой знакомых, а не формальным институтом. Партии переходят в рыночный режим, продавая себя — важно набрать голоса и пройти во власть, а не представлять какие-то интересы народа. И потому политика — не только у нас, но во всем мире — становится набором медийных горячих тем: благосостояние населения, кризис и пути выхода, горячие батареи зимой, экология, аборты, наркотики, продажа оружия и т.п. Партии определяют себя по отношению к этим вопросам с целью собрать больше голосов, не слишком заботясь о степени популизма своих программ. В результате партии превращаются в игровые медиагруппы, «торгующие» определенными проблемами в тесной спайке с медиаэлитой и истеблишментом, которые и определяют этот набор горячих тем. Такой «клубный» способ формирования политической элиты уводит процесс принятия решений от механизмов, которые хоть в каком-то смысле можно было бы назвать демократическими. Парадоксально, но при этом уменьшение демократичности сочетается с ростом прозрачности — политическая игра становится более открытой, зримой (хотя бы на экранах ТВ), но повлиять на нее могут лишь немногие избранные, прочие служат фигурками для медиаигры.

Рост технологий, новейшие информационные манипуляции — это уже далеко не «точечные» запреты тем, каковые были в эпоху «твердых» и куда менее разнузданно-пестрых газет, — это иной уровень управления. Гомогенность новостей, негласное соглашение, что считать новостью, сходство новостей всех конкурирующих агентств, факт, что горячая новость важнее ее проверки — все указывает на смещение информационного поля в сторону, далекую от рациональности. Но поскольку туда подвигается весь массив информации, этот процесс не так заметен. Новостной поток истеричен, плотен и быстр, зрители не успевают понять сложное: нужна лишь картинка и несколько внятных тезисов. В калейдоскопе образов зритель абстрагируется от содержания, негативные новости не вызывают страха и негодования, новости воспринимаются некритично, сексуальные и коррупционные скандалы — лишь фон, на котором дозировано подается, размещается значимая политическая и экономическая информация, своеобразный мессидж, который надлежит хитро и незаметно ввинтить в головы. Новая концепция общества — это общество, ведомое СМИ.

Наверное, я не сильно ошибусь, если скажу, что в процессе исчезновения политических платформ партий и политиков, замены их историей медиаскандалов очень важную роль играет такое понятие, как «заболтанность» темы. Фундаментом этого феномена можно считать в том числе и постмодерн, который применительно к медиа выродился из эстетической концепции в простое умение лгать и манипулировать. Очевидно, здесь есть особые профессионалы, которые делают все для того, чтобы, как было сказано в начале статьи, оставить как можно меньший кусок реальности, фактически сводя реальность к нулю.

Можно без труда вспомнить круг тем, «заболтанных» медиа: это дело Гонгадзе, отравление Ющенко; из более широких — глобальное потепление, запасы нефти; из более современных — генно-модифицированные продукты, что мы едим, что пьем, как лечимся, будет ли у докторов работа, если мы перейдем на другие продукты, и т.д. Эти темы проколоты прессой и приколоты к стене полулжи. Можно вспомнить массу подобных тем. Уже непонятно, что в них ложь, что правда и на каком этапе эта самая ложь просочилась в «тело» факта. Если начать разбирать ситуацию, на каждом уровне можно встретить все новые и новые залежи лжи.

Иначе говоря, ситуация на сегодняшний день такова, что любое сообщение может быть заподозрено в манипулятивности и завалено гипотезами и аргументами pro et contra, которые сами по себе — та же манипуляция. Это становится общим фоном; практически все новости «заболтаны». Любая точка зрения имеет лживых защитников с фальшивыми аргументами, причем на каждом уровне доказательств можно наблюдать все новые аргументы разной степени лживости.

Отсюда новое понимание реальности. Формат «заболтанности» диктует: ни ты, ни кто-либо другой не сможет разобраться ни в одной проблеме. Все уже оболгано, отредактировано и запутано, нечего и пытаться добраться до истины, винтовая лестница лжи бесконечна, и на каждом новом витке можно находить все новые слои манипуляций, которые будут казаться правдой только временно.