UA / RU
Поддержать ZN.ua

Последнее дежурство. Уходящая натура

Это было давно, когда на улицах города еще можно было встретить дружинников с красными повязками "ДНД". Дежурство в ДНД имело одну особенность. Оно воспринималось как вмешательство обстоятельств непреодолимой силы, что и определяло наше поведение, когда приходилось самим быть дружинниками. Мы становились на время дежурства свободными от условностей и обязательств повседневной жизни.

Автор: Валентин Ткач

"Теперь вы знаете все… Но что пользы, если на носу у вас по-прежнему очки, а в душе осень?.."

Исаак Бабель. "Как это делалось в Одессе"

Это было давно, когда на улицах города еще можно было встретить дружинников с красными повязками "ДНД".

Дежурство в ДНД имело одну особенность. Оно воспринималось как вмешательство обстоятельств непреодолимой силы, что и определяло наше поведение, когда приходилось самим быть дружинниками. Мы становились на время дежурства свободными от условностей и обязательств повседневной жизни.

Так еще бывало на военных сборах, когда понимаешь, что от тебя больше ничего не зависит. Твоя социальная роль и обретенный социальный статус к происходящему больше не имеют никакого отношения. И что бы ты в это время ни делал, не производит впечатления ни на соседей по дому, ни на сослуживцев.

В таких ситуациях человек, осознавая временность жизнью навязанного сюжета, полностью освобождался от ответственности за свое будущее. Это удивительным образом раскрепощало всех участников событий и мизансцен. Но в заданном потоке фиксированных действий иногда возникали яркие импровизации.

Когда мы вышли из опорного пункта ДНД на маршрут, Яша сообщил, что в знакомый всем сюжет дежурства он вносит поправки. Деталей Яша не рассказал, но, в общем, объяснил, что мы идем пить "Кровавую Мэри". Последнее обстоятельство обычным "по сто грамм" сразу придавало особый статус.

Яша повел нас во дворик за стеклянным гастрономом, к пункту приема стеклотары. В магазине он купил водки, две банки томатного сока, колбасы, плавленых сырков, копченую скумбрию, кабачковую икру, хлеб и другую мелочовку - дежурную закуску.

Пока мы на ящиках нарезали бутерброды, Яша готовил коктейль и разливал. Когда организационная часть была завершена, он раскрыл интригу, сообщив, что получил паспорта. В подтверждение своей фразы, Яша достал из кармана две "корочки". Это сообщение не удивило, его желание дальнейшую часть жизни провести в Израиле было нам известно. Но всех поразил вид паспортов, они были материальным воплощением того, о чем мы все только слышали. Никто из нас до сих пор ничего подобного не видел. Яша протянул паспорта своему другу Коле и особо заметил, что там вписаны и дети. Когда первый шок прошел, мы стали поздравлять Яшу. Каждый, поднимавший стакан с коктейлем, желал Яше всего наилучшего, перечисляя обстоятельства, которые, по его мнению, составляют содержание успеха и счастья.

Паспорта ходили по кругу вслед за стаканом. Яша рассказывал, что им предстоит дорога поездом до Бухареста, а оттуда - самолетом в Вену. Мы рассеяно слушали, потому что все внимание было сосредоточено вокруг паспортов, в которые были вписаны дети.

Коктейль оказывал свое действие, разговор стал обрастать разными деталями, примерами из жизни знакомых, которые уже уехали. Ажиотаж и экзотика первых минут прошли, и мы начали обычную в подобных случаях беседу, но центром ее уже был Яша.

Когда прошло несколько часов, Коля сказал, что нужно пройтись по маршруту, чтобы "нас видели". Ребята ушли, надев повязки "ДНД", а меня, как самого молодого, оставили сторожить место. Я быстро убрал фольгу, крышки, куски рыбы и снова взял паспорта, с вписанными в них детьми, которые Яша оставил на ящике возле копченой рыбы. Держать такие паспорта в руках было в диковинку. Возникали какие-то удивительные чувства, все равно, как если бы в летний театр нашего парка с концертом приехал Джимми Хендрикс.

На маршруте ребята задержались недолго. Яша принес бутылку водки, а сок в банке еще оставался.

Мы возобновили "проводы" Яши, а когда стемнело, решили продолжить их торжественно уже в центре, потому что наше дежурство проходило буднично, в промзоне города за Прутом. Но сначала надо было зайти в опорный пункт и отметиться.

В помещении мы сели возле выхода. На другом конце комнаты за столом стоял лейтенант и подводил итоги дежурства. Наше состояние его не смутило, оно не выпадало из экзотики версий поведения дружинников к концу дежурства, которые ему случалось наблюдать.

Когда лейтенант сделал паузу, чтобы поблагодарить всех за работу, со стула встал Яша и громко, в абсолютной тишине комнаты, сказал: "Коля, я уже никуда не еду". Коля, который успел задремать, проснулся: "Что случилось, Яша?" И, прежде чем в диалог вмешался лейтенант, Яша не ответил, а распространил предыдущую фразу: "Коля, я уже никому не нужен ни здесь, ни там". Яша сказал это без каких-либо эмоций. Но драматизм его слов почувствовал даже лейтенант. Поэтому, без замечаний, он решительно, но доброжелательно, предложил нам дальнейшее выяснение судьбы Яши провести на улице, хотя и не понимал, что же произошло. Зато все хорошо понимали мы: Яша потерял паспорта, в которые были вписаны дети.

На улице мы ничего не выясняли, все мчались к пункту приема стеклотары за стеклянным гастрономом. Там в темноте захламленного двора, возле ящиков мы обнаружили кулек с остатками закуски, которая должна была нам еще пригодиться в центре города. Яша взял в руки кулек, как берут противотанковую мину, заложенную на неизвлекаемое положение. Каким-то невообразимым способом он засунул в мешок сразу обе руки, и уже через мгновение держал в них два паспорта, в которые были вписаны и дети.

Яша, сияя в темноте двора, повернулся к нам, а мы, счастливые и ошарашенные, наконец-то поняли, осознали со всей неизбежностью, что он уезжает и уезжает навсегда. Только тогда стали обнимать его по-настоящему. Яша аккуратно положил паспорта в карман, похлопал по пиджаку рукой и отдал Коле мешок с остатками закуски.

С этим мешком мы приехали в центр города к дому, где жил Яша. Ресторан "Днестр" был уже закрыт, но в пищеблоке еще горел свет. Яша пошел "на свет". Его, как соседа, там хорошо знали.

Вернулся Яша через некоторое время с водкой и зразами с капустой. Наверное, повара и официанты тоже узнали новость о паспортах, в которые вписаны и дети.

Продолжать праздник мы пошли в проходные дворы за "Детским миром". Теперь все были счастливы, потому что каждый вернулся в пространство, где все было на своих местах. Мир снова стал понятным и ожидаемым. Счастливым был даже Яша, жизнь которого отныне становилась непредсказуемой. Но сейчас он об этом не думал: в кармане у него снова оказались два заветных паспорта с вписанными в них детьми. И пусть эти паспорта пахнут копченой рыбой, главное, что они есть и в них вписаны дети.

Теперь каждый тост заканчивался долгими объятиями. Все что мы могли, Яше мы пожелали. Нас вдохновляло то, что паспорта были найдены, и это переполняло каждого особой гордостью. Мы начали петь. В окнах гасли огни. И когда репертуар дошел до "Розпрягайте, хлопці, коней", все начали расходиться в разные стороны. Мы шли спящим городом по своим домам. Но, как показала жизнь, мы расходились по своим судьбам.

Далай-лама говорит, что человек может быть счастливым в любое мгновение.

И это так!

Главное, четко понимать, чего хочет от тебя жизнь, и отчетливо осознавать, чего хочешь от нее ты. И в тот миг, когда тебе удается органично связать эти понимание и осознание, ты обретаешь счастье.

Уже давно нет той страны, ДНД, того ресторана, а подъезды в проходной двор за "Детским миром" закрыты воротами с кодовыми замками. Дети Яши, которые были вписаны в паспорта, уже имеют паспорта собственные. Но я всю жизнь вспоминаю те проводы. В такие минуты те волшебные паспорта с вписанными туда детьми возникают у меня перед глазами. Тогда запах копченой скумбрии накрывает меня: "Розпрягайте, хлопці, коней…"

Сейчас, когда Яша приезжает в Черновцы, мы часто вспоминаем последнее дежурство в ДНД. Чувство самоиронии не дает нам забыть красочность деталей того вечера. Кроме этого, теперь мы можем поговорить по Скайпу, когда захотим. Мы общаемся сейчас едва ли не чаще, чем тогда, когда жили в соседних кварталах. Но эти обстоятельства никогда не становились поводом забыть те искренние и наивные слова, которые мы говорили друг другу, когда думали, что расстаемся навсегда, а горечь разлуки и невосполнимой утраты общения блестела в наших хмельных слезах.

Это последнее дежурство мы помним и всегда, при встречах, воспроизводим в мельчайших деталях. Единственное, что остается загадкой, - откуда у нас взялись стаканы в дворике за стеклянным гастрономом среди ящиков пункта приема стеклотары? Я подозреваю, что Яша вынес их из помещения опорного пункта, но молчу об этом. Должна же в этой истории быть хотя бы одна неразгаданная тайна.