UA / RU
Поддержать ZN.ua

Помочь бедному плакать?

Современные родители, сталкиваясь с эмоциональной черствостью или немотивированной жестокостью ...

Авторы: Алевтина Шевченко, Мария Попова

Современные родители, сталкиваясь с эмоциональной черствостью или немотивированной жестокостью детей, обвиняют в этом деструктивном влиянии на неокрепшую психику боевики, ужастики и компьютерные игры, пропагандирующие культ насилия. Между тем, стоит внимательнее присмотреться и к утвержденной министерством учебной программе.

Простой анализ показывает: большинство произведений литературы, изучаемых в школе, несет трагическое мироощущение и понимание жизни. Причём зачастую у тех же хрестоматийных писателей есть и жизнерадостные книжки, но «по программе» — самые мрачные. А ещё самые политизированные, «идейные». Каковы же эти идеи, педалируемые для воспитания нового украинского патриота и просто порядочного человека?

Лекарство от беспамятства или яд?

Психолог всегда обращает внимание на чувства, это — его хлеб насущный. Тем более, что исследователи особенностей украинского менталитета говорят об особой «сердечности», эмоциональной чуткости нашего национального мировосприятия. В противоположность обязательным правилам соцреализма, историческим оптимизмом из учебника литературы теперь пахнет нечасто. События зачастую происходят на фоне мрачных, безнадежных эмоций героев. Возьмем программу 11 класса:

...М.Хвылевый, «Я (Романтика)» — Сын должен сделать выбор: убить свою мать во имя революционных идей или дать ей спастись. Между желанием остаться человеком и потребностью стать жестоким фанатиком выбирается последнее: сын убивает мать.

...П.Тычина, «Загупало в двері прикладом» — Голод. Проверка небольшой хаты на окраине села. Полусумасшедшая молодая девушка варит в кастрюльке грудного ребеночка. Спрашивает у коммунистов, не голодны ли они?

...М.Кулиш, «Патетична соната». Юноша-поэт влюблен в девуш­ку, оба они — революционеры, но стоят по разные стороны баррикад: он — коммунист, она — глава нацио­налистической группировки. Он уби­вает ее, свою вечную мечту и душу.

...Ю.Яновский, «Подвійне коло». Пять братьев рыбачили с отцом. Пришла революция, один стал деникинцем, другой петлюровцем, третий анархистом (и перетянул за собой младшенького), ещё один — коммунистом. Встречаются они на поле боя, постепенно убивая друг друга из идейных соображений.

...В.Барка, «Жовтий князь». Трагические события 1933—34 гг. изображены с пугающей реалистичностью. Из пятнадцати основных героев умерло одиннадцать. Каждая смерть описана со всеми страшными подробностями, физическими и душевными мучениями и умирающего и всех окружающих. С навязчивым постоянством рассказывается о случаях каннибализма, детоубийства, самоубийства. Кровавые расправы над сельскими жителями, расстрелы, изгнания в лес зимой нагишом. Сборы последних зернышек из домов людей. И бесконечные трупы.

...Улас Самчук. «Марія». Исто­рия жизни украинской женщины заканчивается ужасными картинами голода, предательства, детоубийства.

Внутри нас

Мы только перечислили темы, сами произведения оказывают более сильное воздействие — талантом Бог не обидел украинских писателей. Учитель литературы признается: смогла прочитать «Жовтого князя» с тремя перерывами — хватало сердце. Но обязана читать и объяснять детям. Васыль Барка, поэт-модернист, писал «Жовтого князя» в 1963 году в Америке, в период самого сильного противостояния США и СССР, когда образ врага лепился из всех подручных средств. В его личной биографии это было не лучшее время — нужно было чем-то потрясти если не равнодушную к его судьбе Америку, то хотя бы украинскую диаспору, пытаясь выбиться из доли эмигранта-чернорабочего.

Депрессивный мистик, биография которого, по его собственному признанию, «сложилась неудачно», наверное, сильно удивился бы, узнав, что попадёт в обязательные для изучения в школе «классики». Пере­численный список произведений — не конечный, есть и другие похожие. Неустойчивой психике подростка бывает тяжело справиться с такой эмоциональной нагрузкой. Ес­ли учитель требователен — а украинская литература обязательный к внешнему независимому оцениванию предмет — то нужно знать все события подробно: кто за кем умирал и кто, простите за натурализм, кого съел (благодаря такой литературе украинские дети будут чувст­вовать себя потомками людоедов).

Настоящие записки сумасшедшего, ибо состояние психики в такие моменты определяется ско­рее как измененное. Крайности преподносятся как норма. Пребывающий за пределами обычного человеческого сознания опыт нахождения и выживания в концентрационных лагерях стал после Второй мировой войны предметом изучения исследователей, но не детей. Шокирующие эксперименты подчинения авторитету провел социальный психолог С.Милгрем, чтобы прояснить вопрос, как немцы могли участво­вать в уничтожении миллионов людей в концлагерях? Распреде­лив по жребию роль учителя и ученика (на самом деле — мучителя и «подсадной» жертвы), ученый получил ответ на вопрос, сколько страданий готов причинить любой из нас другим людям, если это входит в его рабочие обязанности? За неправильные ответы «учитель» по условиям эксперимента должен был нажимать на кнопку удара электротоком с возрастающим напряжением. Жертва разыгрывала сильнейшую боль и умоляла о пре­кращении эксперимента. Между тем, простое напоминание (без угроз или поощрений) стоящего за спиной «учителя» психолога о том, что, несмотря ни на что, необходимо продолжать эксперимент, заставляло увеличивать «наказывающее» напряжение до 450 вольт. Предвари­тельный прогноз знаменитых психиатров предполагал, что на такое согласится всего один процент испытуемых. На самом деле — а эксперимент повторялся несколько раз в разных странах — «послушных», увеличивающих ток до смертельно опасной отметки без всякой мотивации, всегда большинство. Так стоит ли делить мир на своих и врагов? Не полез­нее ли заглянуть внутрь себя?

Передозировка опасна

Предсказать, какое воздействие на детскую психику окажет раздражитель массированного «вливания» негативно эмоционально окрашенной информации, трудно. Только ли очищающий катарсис, сострадание и переосмыс­ление исторических событий? Кстати, как раз переосмыс­ливать детям, в отличие от образовательных чиновников, нечего, они ведь историю КПСС не изучали. Мо­жет, им вовсе не обязателен эмоциональный шок, от которого невозможно защититься — ведь альтернативы среднему образованию нет? На кого будут направлены возникшие сильные чувства? Не слишком ли велик риск повышения личностной тре­вожности, провокации психических расстройств, фобий, эмоциональной нестабильности? Или — защитного непробиваемого цинизма?

Тоталитарная идеология, навязывая гениально сформулированное Маяковским: «единица — вздор, единица — ноль», обесценивала жизнь человека по сравнению с великими идеями, за которые не то что не жалко, а почет­но и радостно было ее отдать. Фи­лософия то ли японских камикад­зе времён Второй мировой, то ли современных шахидов. Это была героизация смерти за идею. Сейчас преклоняются перед мученической гибелью миллионов. Без идеологических упрощений сформулировать личное отношение к смерти — сложная и неоднозначная задача, маркирующая определенную личностную зрелость. Настойчивое и неоднократное предложение для осмысления детям именно этого вопроса должно быть серьезно мотивировано.

Поговори со мною, мама

Оптимистические трагедии советской литературы так навязли в зубах, что сейчас не изучают в шко­ле ни «Молодую гвардию» Фаде­ева, ни «Гибель эскадры» Корнейчу­ка, ни «Повесть о настоящем человеке» Полевого. По этой причине «культурная начинка» поколений отцов и детей так сильно отличается, что порой уже и пошутить не уда­ется — даже анекдоты про Ча­паева приходится по полчаса объяс­нять, да и то не для того, чтобы вместе посмеяться, а чтобы просто поняли, что папа пошутить хотел... Что Карл Маркс и Фридрих Эн­гельс — это не муж и жена... По­говорить по душам на отвлеченные от ежедневности темы все труднее: разговор получается на разных языках.

Пройденный нацией путь требует совместной рефлексии нескольких поколений. Со стыдом вспоминаю, как мне, примерной пионерке, бабушка намеками рассказывала о голоде. О причинах речь не шла, пережитое через годы воспринималось как данность, бесчеловечные дейст­вия властей бабушка почему-то называла в среднем роде: хлеб весь забрало... Зара­жен­ным историческим материализмом пио­нерским мозгам казалось, что такого просто быть не могло, что она что-то путает или преувеличивает. А бабушка смотрела куда-то внутрь себя — скорбно, а на меня — весело: эх, ты!.. А многие из старшего поколения никогда даже не упоминали о страш­ном опыте. Кто-то боялся, а кто-то отказывался вспоминать.

Вспоминать и помнить, безусловно, нужно. И в моей семье трое красивых высоких парней — бабушкиных братьев — остались после 1933 года только на фото. Нужно ставить памятники, писать книги и научные статьи, добиваться признания международным сообществом... Но главное же, согласитесь, — тема чудовищного злоупотребления властью и политические, нравственные, психологические барьеры, которые нужно выставить на пути повторения чего-либо подобного.

В жизни и отдельного человека и целого народа горе и радость существуют рядом. Исключить из жизни детей неприятные эмоции — задача по меньшей мере странная. Однако под предлогом сохранения исторической памяти утрачена всякая мера относительно тематики произведений, изучаемых по родной литературе.

Помнить хорошее

Счастливое самочувствие полезно для здоровья, защищает от болезней и воспитывает. Обратное утверждение имеет научное подтверждение: во время знаменитого «тюремного эксперимента» американского психолога Зимбардо добровольцы с уравновешенной психикой методом случайного отбора распределили роли охранников и заключенных. Игру пришлось прекратить раньше установленного двухнедельного срока — негативные изменения в поведении, мыслях и чувст­вах участников грозили перейти в необратимые: грань между личностью и исполняемой социальной ролью исчезла с пугающей быстротой. Синд­ромы «мучителя и жертвы», спровоцированные экспериментом, проявились в том, что «тюремщики» стали получать удовольствие от отношения к «заключенным», как к бессловесным животным, а те, в свою очередь, превращались в подобострастных, дегуманизированных роботов, которых занимала лишь мысль о побеге и ненависть к начальникам. Это произошло за шесть дней! Жестокие обстоятельства способны за короткое время превратить нас в самых отвратительных животных — сделал вывод ученый. Теорема, которая доказывалась в нашей стране более семидесяти лет и по этой причине давно считается аксиомой.

Невозможно и неправильно посвящать жизнь защите ребенка от любых негативных эмоций. Но и предлагать ему лично убедиться в наличии электротока в сети нельзя. Это убивает. Давно доказанные исторические жестокости можно принять на веру, без изматывающего и небезопасного непосредственного участия психики ребенка.

Убить дракона

Находить в себе силы жить многим детям бывает непросто и в условиях современных украинских реалий. Дети прячутся в скорлупу страхов, зависимостей, апатии. Их бы немного воодушевить, а не погружать в глубины отчаяния. Ведь результатом такого обучения может оказаться не только сохранение исторической памяти, но и формирование комплекса нации-жертвы, предназначенной для исторического заклания. Для детей, живущих здесь и сейчас, всегда в настоящем времени, такой эмоциональный фон опасен. Неужели историческая память о прошлых кошмарах важнее крепкой и устойчивой психики ребенка? Кроссы на физкультуре отменили после нескольких детских смертей. Что должно произойти, чтобы стала понятна психологическая небезопасность —пусть и более замедленного действия — травмирующей и фрустрирующей литературы?

Главный опыт Голодомора, который могут и должны усвоить наши дети: власть должна быть контролируемой и ограниченной на всех уровнях. Природа власти такова, что она стремится к неограниченным злоупотреблениям и готова любого из нас поставить в унизительное положение полуодушевленного объекта ее воздействия. Надеяться на сознательные самоограничения власть имущих, ждать добрых правителей нельзя. Нужно противостоять даже первоначальной попытке унижения личного достоинства, неконтролируемого авторитаризма. Будьте бдительны, не дайте сделать из себя жертву!

Но азам самоорганизации, цивилизованным основам гражданского самоуправления, таких необходимых находящемуся в процессе становления украинскому обществу, в наших авторитарных школах пока что не учат. Вместо этого учебное время занято жуткими физиологическими подробностями жизни потерявших человеческое сознание призраков прошлого. Родители обсуждают — но только между собой. Учителя просят на них не ссылаться. И дети без сопротивления изучают то, что велено — с тем же безграничным терпением и безропотностью, с каким умирали украинские селяне в страшные годы...

Пишущие эти строки считают себя во всех смыслах этого слова сознательными патриотами Украины, всей душой болеющими за ее счастливое, независимое и благополучное будущее. Извините за литературный штамп — наполненное детским смехом...