Кажется, Наполеону приписывают мысль о том, что авторитарные режимы могут позволить себе такую роскошь, как молчание. Тем временем демократическое общество себе этого позволить не может, а значит, вынуждено врать, врать и врать... Не учел великий император только одного: демократический режим опирается на капиталистическую систему, признающую сильную молчаливую власть — власть денег и больших капиталов. Поэтому речь скорее идет не о вранье, а о лицемерии.
За что можно уважать «этику капитализма», так это за то, что она не врет. Лукавит, но не врет: все знают и признают, что в этом обществе все покупается и продается, что олигархи «пьют кровь из простых людей», что «все политики продажны», «СМИ обслуживают политические кланы», что в стране царят грубая власть более сильного, эксплуатация, проституция и т.п., но что поделаешь — «такова суровая действительность, такова жизнь»... Никто этого за семью печатями мистификации или тайны не скрывает.
Конечно, работает мощная пропаганда, массмедиа, пиар — эдакое представление, которая обрабатывает мозги рядовых граждан, отвлекает их внимание от наболевшего, вдалбливает фальшивые идеалы и желания. Но, откровенно говоря, не настолько уж эти «рядовые граждане» являются пассивными и невинными жертвами рекламы или идеологии. Как бы то ни было, но они способны своими силами сформировать суждения и сделать выводы. Другое дело, что зачастую они сознательно выбирают конформизм и коллаборационизм. Так им жить намного проще!
Более того, эти так называемые простые люди в большинстве своем не поддерживают радикальные или антисистемные инициативы сопротивления, если это не приносит им личной выгоды (а ведь не приносит). К сожалению, массы сегодня так же продаются и покупаются — почище их представителей в органах власти. Быть может, эти мелкобуржуазные люмпены отличаются от олигархов и прочей буржуазии только тем, что у последних есть деньги, а у первых нет. Но на уровне сознания они исповедуют одинаковые базовые ценности. Т.е. если богача и бедняка поменять местами, подмены никто не заметит.
Все признают молчаливую и грубую власть денег, власть карьеры, авторитет и щедрость «сильной руки», выгоду «удобного места» в обществе, но продолжают вести себя так, будто есть более важные, другие, не столь прозаические ценности. А именно — ценности духовные и культурные, которые все исповедуют. Ценности свободы, прав человека, политкорректности, святости частной собственности. Так вот — никакого вранья, всего лишь необходимая для комфортного сосуществования индивидов толика лицемерия.
В защиту лицемерия как «основы цивилизации» в свое время ярко выступил либеральный публицист Александр Тимофеевский. Наверное, многие смотрели замечательный фильм Дэвида Линча «Человек-слон» о получеловеке-полуживотном, которым восхищается высший свет викторианского Лондона. Взяв в качестве примера персонажа из этого фильма — Джона Меррика, критик доказывает, что к человеку-чудовищу, которого вытаскивают с самого дна, светское общество отнеслось с подчеркнутой терпимостью и чуткостью потому, что усматривает в нем воплощение «того, что есть подспудно» в каждом из нас, — некой «темной подноготной» реальности, к которой причастен каждый без исключения. Но вместе с тем — делает вывод Тимофеевский — именно из-за этого ее демонстративно не замечают.
Он поясняет: «Подчеркнуто не замечая его увечья, в прямом и переносном смысле убрав все зеркала, эти люди заботятся не о Человеке-слоне, а о себе. Они гуманны вынужденно. Потому что понимают, что здоровый белый гетеросексуальный мужчина с университетским дипломом, может, и абсолютное большинство, но вообще-то — абсолютная фикция: всегда найдется кто-то поздоровее, белее, гетеросексуальнее, с более престижным университетским дипломом, и для него вы, конечно, будете Человеком-слоном.
Представители высшего света не зря так не любят видеть страдания. И не зря боятся чужих мучений больше своих. Они хорошо знают, что их комфорт непосредственно зависит от комфорта окружающих людей... Светский человек больше всего боится застать ближнего в столь несчастливом положении. С черными он желает выглядеть черным, среди инвалидов — безруким, а с папуасами есть руками. И это не высокая нравственность, не человечность, не система взглядов и даже не воспитание, а инстинктивный способ выжить».
Следовательно, лицемерие, согласно либеральной точке зрения, является не просто умышленным игнорированием реального состояния вещей (бедности, голода, насилия, болезней) — как раз наоборот, обо всем этом люди знают или догадываются. Лицемерие — это, по словам автора, ни много ни мало, «инстинктивный способ выжить». Но такой вывод как-то не согласуется с посылом. Ведь речь шла о том, что кто-то страдает от бедности, голода, дискриминации, и подвергается преследованиям или пыткам, а потом нам сообщают, что «не видеть этих страданий» — это и есть «инстинктивный способ выжить». Критик не говорит нам этого, но сам Дэвид Линч показывает в фильме, что речь идет о лицемерии чисто классовом — лицемерии буржуа.
Буржуазное лицемерие заключается в том, что вежливое незамечание в другом существе его бедности, недостатков, увечий, странностей (короче — радикальной непохожести) никоим образом не является наивным, искренним, а сохраняет в себе долю вынужденности, осознанного принуждения. Нужно замечать, чтобы лучше не замечать. Возможно, истинное лицемерие либералов заключается не в деликатном искусстве незамечания увечья Человека-слона, а того мира балаганной наживы, ярмарочной продажности, где стало возможным держать такой «живой товар» в клетках, где и появился этот монстр. Среди светских, тонко воспитанных представителей гражданского общества Человек-слон больше не является цирковым товаром — его невыносимая монструозность является цивилизованным, сублимированным светским театром. Но он так и остается в гетто, в клетке — на этот раз в палате клиники. Следовательно, это существо не принято на равных в социум как полноправный его член — нет, ему уготована определенная локализация, идентичность. Знакомьтесь — это Человек-слон. Вместо товарной стоимости, бомонд сохраняет за Человеком-слоном миф о его «реальной», естественной и «неизбежной» экзотичности.
Видимо, искреннее и грубое издевательство люмпенского балагана над «не-человеками» на цирковом аттракционе демонстрирует несносность ситуации и заставляет отреагировать на нее политически. То есть изменить сами условия возможности существования балаганного мира. В свою очередь либеральная идеология «умасливает» ситуацию, подменяя реальную несносность иллюзорной терпимостью; «не-человек» становится «недо-человеком», который сам виноват в своей недостаточности. Лицемерие, таким образом, служит основой не цивилизации, а основой политкорректности. А буржуазно-либеральная политкорректность является не чем иным, как следствием идеологической легитимации классово-антропологической разницы; это — «освящение», «увековечение», «оестественение» искусственного антагонизма «рынка» (люмпен-пролетарской ярмарки) и «театра» (буржуазного бомонда). Чтобы ничего не менять — будьте политкорректны.
Сегодня чрезвычайно модны дискуссии о политкорректности. Нас уверяют в том, что нельзя разрушать «полифоничность» этого мультикультурного мира, нужно искать мирные средства сосуществования различных идентичностей, уважать неповторимую экзотичность особых сообществ и людей-слонов. На самом деле эти постмодернистские призывы уважать отличия и непохожесть не имеют никакого политического смысла в мире насилия и несвободы. В них отсутствует измерение универсальности — того, что касается всех и каждого. Ведь подавляемым сообществам и людям, подвергшимся дискриминации, не нужна политкорректность, из-за которой ничего не меняется. Они хотят стать полноправными членами равноправного публичного пространства, отстаивают политику гражданского признания.
Мартин Лютер Кинг не требовал политкорректности, он говорил о правах и свободах, радикально не совместимых с расизмом государства. Расизм и ксенофобию нельзя преодолеть, если относиться к ним как к особой точке зрения, заслуживающей своего места в демократическом дискурсе. Наоборот, их можно вытравить только благодаря приверженности непопулярной во времена постмодерного релятивизма идее справедливости, которая по определению была, есть и будет «неполиткорректной» и «нетолерантной».
Собственно, капиталистическая система — это такая система, которая четко называет кошку кошкой. Иллюзорное небо мистификаций спустилось на землю, туман рассеялся. Вот капиталист — вот представитель наемного труда... Но речь идет не о вранье, а о лицемерии, поскольку такое положение вещей не терпит справедливости. Система элегантно оставляет в дураках своих граждан, но при этом царит либеральный консенсус, согласно которому все считают, что «это еще не самый худший вариант», «так в мире повелось», «главное — не отставать от других» и «этому нет альтернативы»...
Лицемерие возникает не в результате попытки закрыть глаза на «пороки» и «недостатки», присущие другим. Не нужно быть лицемером, чтобы уважать других. Как раз наоборот: хорошо видя и осознавая, что «негр — это негр» (а значит, система порождает структурный расизм), что увечья и болезни не являются сверхъестественным проклятием (а следствием войн, наркомании, уличного насилия, эпидемий), а «папуасы» не только «едят руками», но и по-прежнему страдают от последствий европейской колонизации и соответствующего отношения к их культуре, буржуа (или любой носитель буржуазного сознания) закрывает глаза не на эти факты, а на структурные факторы, порождаемые системой, а именно: расизм, империализм, колониализм и т.д.