Анализируя события 55-летней давности, связанные со смертью генерала армии Николая Ватутина, историки-биографисты сошлись во мнении, что виной гибели выдающегося полководца Великой Отечественной послужила целая цепочка трагических случайностей, некомпетентность врачей и... излишняя подозрительность Сталина. Иначе как объяснить, что в принципе не опасное ранение, полученное Николаем Ватутиным 29 февраля 44-го, привело к трагической развязке - скоропостижной смерти командующего I Украинским фронтом.
Приоткрывая завесу военных спецхранов и воссоздавая хронологию событий тех дней, следует отметить, что согласно плану Ставки, войска I Украинского готовились нанести удар в районе Дубно-Шепетовка-Любар в направлении Черновцов с тем, чтобы разгромить проскуровско-винницко-каменец-подольскую группировку фашистов. 28 февраля 1944 года Николай Ватутин выехал в 60-ю и 13-ю армии для согласования вопросов, связанных с подготовкой и проведением будущего наступления. Посетив штаб 13-й армии, командующий Николай Ватутин и член Военного совета фронта генерал-майор Константин Крайнюков 29 февраля в 16 часов 30 минут в сопровождении восьми автоматчиков отправились в расположение 60-й армии по маршруту Ровно-Гоща-Славута.
Около восьми часов вечера автомобиль, в котором ехали Ватутин с Крайнюковым, и виллис с охраной разъехались в разные стороны на одной из развилок дорог. На северной околице села Милятин фары генеральского авто вырвали из темноты фигуры неизвестных людей. Ватутин дал указание своему помощнику выяснить, что это за люди, как вдруг по автомобилю был открыт огонь из окон близлежащих домов. В этой шальной перестрелке пуля зацепила генерала армии Николая Ватутина. Рана на бедре была не опасной, но, к сожалению, первую медицинскую помощь оказали ему только в Гоще.
Принимая во внимание, что путь к этому населенному пункту был неблизок, за время следования инфекция сделала свое черное дело. Это обстоятельство обуславливает критическое состояние здоровья генерала армии Ватутина.
Раненого военачальника с ровенского полевого госпиталя переводят в Киев. Хотя Сталин настаивает на том, чтобы Ватутина доставили в Москву. Однако сам больной просит оставить его в киевском госпитале. Эту версию подтверждает и документ тех дней, ксерокопию которого мне любезно предоставил доктор исторических наук профессор Киевского Национального университета Владимир Сергийчук.
Москва.
Товарищу Сталину И.В.
Сегодня тов. Ватутин прибыл поездом в Киев. Я был у него в вагоне. Температура 38, самочувствие у него, по его личному заявлению, плохое. Ухудшилось оно при переезде из Ровно в Киев. В связи с этим он не хотел бы ехать сейчас в Москву, а остаться в Киеве и выждать, пока наступит улучшение.
Я говорил с врачами: нач. санитарного управления I Украинского фронта тов. Семека, заместителем тов. Бурденко, тов. Шашовым и другими врачами, которые сопровождают тов. Ватутина.
Все они единодушно заявляют, ранение у тов. Ватутина серьезное, но для жизни не опасное. По поводу временного оставления тов. Ватутина в Киеве они заявили, что на это нужно пойти и удовлетворить просьбу больного. В Киеве они обещают создать такие условия для лечения, какие имеются в Москве.
Так как тов. Ватутину передали, что есть Ваш приказ доставить его для лечения в Москву, то в связи с состоянием здоровья он просит Вас временно для лечения ему остаться в Киеве.
Со своей стороны я считаю целесообразным оставить тов. Ватутина в Киеве. Мы ему здесь создадим все условия для лечения.
Прошу Вашего согласия на оставление тов. Ватутина для лечения в гор. Киеве.
Н.Хрущев
6.3.44
«Батько» Украины Никита Хрущев (ведь в то время он был первым секретарем ЦК КП(б)У и одновременно председателем Совета Министров УССР) как и положено члену Военного совета I Украинского фронта, опекал Николая Ватутина и нес личную ответственность за состояние его здоровья.
По настоянию Никиты Сергеевича, Ватутин поступил в распоряжение самого Бурденко. Николай Нилович был на то время не только крупнейшим организатором военно-полевой хирургии, но и одним из ведущих нейрохирургов. О таком лечащем враче можно было только мечтать. Да и сам генерал-полковник медицинской службы Бурденко, осмотрев Ватутина, констатировал, что рана у того не опасная и добавил: «Мы его, видимо, быстро сможем поставить на ноги, и он приступит к исполнению своих обязанностей».
И действительно, поначалу лечение шло просто отменно, пациент Центрального киевского госпиталя начал выздоравливать. Это отмечал и Хрущев. Ватутин, по утверждению Никиты Сергеевича, почувствовал себя лучше и даже начал заниматься делами, готовясь вновь приступить к исполнению своих обязанностей. Но...
Однажды Николай Федорович почувствовал сильное недомогание: высокая температура, озноб, жар, словом, болезнь напомнила о себе.
Врачи поставили диагноз: «Малярия!». Да, действительно, на фронте Ватутин перенес эту коварную инфекционную хворь и теперь медики предположили, что это ее рецидив.
Ватутин расстроился, но не настолько, чтобы впадать в отчаяние. Да и врачи обнадежили пациента, мол, малярия не так уж страшна. Но через два дня - новый диагноз - гангрена. А это уже серьезно. Спасти больного мог только пенициллин. Однако врачи боялись даже произносить вслух название этого медицинского препарата. Дело в том, что сам Иосиф Сталин дал негласное указание - в процессе лечения генерала Ватутина пенициллин не применять. Возникает естественный вопрос: «Почему?»
Причина - банальна. Дело в том, что наша промышленность на то время еще не освоила выпуск отечественного пенициллина, а имеющийся в наличии американский, по глубокому убеждению самого вождя, вполне мог быть заражен, дабы ослабить нашу военную мощь.
Кстати, лечащие врачи генерала не раз говорили Никите Хрущеву о необходимости использования пенициллина. Однако «батько Украины», боясь гнева Сталина, не решился отменить приказ самого Верховнокомандующего. Ватутин медленно угасал. Дабы хоть как-то повлиять на ситуацию, Бурденко предлагает ампутировать ногу. Никиту Хрущева попросили убедить Ватутина в необходимости операции. В своих воспоминаниях этот разговор Хрущев приводит дословно: «Николай Федорович, ваша болезнь, рана дает осложнение. Врачи говорят, что нужна ампутация, надо отнять ногу. Я понимаю, что это значит для каждого человека, но Николай Федорович, генерал без ноги возможен, а пожалеешь ногу, потеряешь голову. Выбор один: или смерть, или ампутация. Ампутация даст жизнь, а если этого не сделать, то смерть. Я прошу вас согласиться на операцию».
Ватутин дает согласие. Да и что ему, больному, изможденному тяжелым недугом человеку, остается. Врачи под руководством Бурденко осуществляют операцию. К сожалению, ампутация не помогла. Состояние больного не улучшалось. Ватутин был в отчаянии. Он метался в горячке. Требовал помощи у самого Сталина. Просил спасти его. Но угасание жизни в некогда здоровом организме было очевидным.
14 апреля Никита Хрущев, понимая, что смерть Ватутина может отразиться на его дальнейшей карьере, передает телефонограмму Сталину, упреждая обвинение вождя и пытаясь защититься.
Он напоминает Сталину, что ни на минуту не забывал Николая Ватутина и хотя серьезно болен сам (действительно, в апреле генерал-лейтенант Хрущев был на больничном), продолжает интересоваться состоянием высокопоставленного пациента киевского военного госпиталя.
Никита Сергеевич беседует с ведущими хирургами: академиком Стражеско, профессорами Шамовым и Вовси. Советские медицинские светила оценивают состояние здоровья генерала армии Ватутина как критическое. Они прогнозируют летальный исход, который, по их словам, наступит совсем скоро. Шамов, Стражеско и Вовси считают, что они сделали все возможное, но организм генерала настолько ослаблен, что не может справиться с инфекцией. Средства и препараты, имеющиеся в наличии, не смогут поддержать его, а способны скорее всего ослабить здоровье Ватутина. Да и сам Николай Федорович, по словам члена военсовета фронта Хрущева, просит его как можно быстрее идти на решительные меры, чтобы спасти ему жизнь.
Накануне трагической развязки Ватутин, обращаясь к Никите Сергеевичу, говорит: «Чувствую, что не выдержу, силы мне отказывают». Вскоре сердце Ватутина не выдерживает напора болезни, жизнь еще совсем недавно пышущего здоровьем генерала постепенно угасает.
15 апреля 1944 года сердце командующего I Украинским фронтом Николая Федоровича Ватутина останавливается навсегда.
В смерти генерала Сталин обвиняет Хрущева. В «Воспоминаниях» Никита Сергеевич негодует по этому поводу, не скрывая эмоций: «Это я допустил?! (смерть Ватутина. - Прим. авт.). Тут Бурденко ничего не мог сделать, а что я могу сделать - простой человек? Он же сам запретил пенициллин использовать, но об этом он, конечно, не говорил мне - чувствовал, наверное, что это плохое впечатление произвело. Я не спрашивал Сталина об этом, потому что если бы я спросил, то это звучало бы каким-то упреком...»
Некоторые военные уже после смерти вождя в 53-м высказывали мысль, что Сталин просто решил проучить Ватутина за ослушание ехать в Москву сразу же после ранения, запретив врачам вводить ему пенициллин. Многие также утверждали, что еще до этого между Сталиным и Ватутиным пробежала черная кошка. Ведь за успешно проведенную операцию в центре Украины, вошедшую в историю Великой Отечественной как Корсунь-Шевченковская битва, в результате которой перестала существовать крупная группировка гитлеровцев, в приказе Главнокомандующего было упомянуто имя лишь одного автора победы - маршала Ивана Конева. О Ватутине же - ни слова.
В середине февраля 44-го в Москве прозвучали залпы орудий. Столица салютовала в честь победы лишь воинам II Украинского фронта, которыми командовал маршал Конев. Ватутина и его фронт как будто бы забыли.
Но ровно через два месяца вспомнили... Москва двенадцатью залпами орудий прощалась с выдающимся военачальником. А сталинский приказ гласил: «Армия и флот склоняют свои боевые знамена перед гробом генерала Ватутина...»
P.S. Автор публикации Михаил Павлов.