Песенник
От автора. Идя навстречу пожеланиям трудящихся, жалующихся на отсутствие простых, но в то же время задушевных песен о нашей замечательной эмигрантской жизни, и имея незаконченное музыкальное образование, я аранжировал несколько русских народных песен для исполнения в широком семейном кругу. Эти песни можно исполнять на свадьбах, именинах, бармицвах и обрезаниях, а также в лесу и на лужайке, после хорошей выпивки и жареного мяса. Трудящиеся будут довольны, ибо не петь же им, в конце концов, «Партия - наш рулевой» или «Я шагаю по Москве».
Вышеупомянутые народные песни приводятся ниже, причем каждая песня снабжена краткой аннотацией с изложением содержания, что дает возможность исполнителям в той или иной мере догадываться, о чем они поют.
Из-за Бруклина и мимо
Песня, в которой описывается истинный случай, имевший место в городе Нью-Йорке в 1993 году
и до сих пор леденящий душу всей эмигрантской общественности.
Из-за Бруклина и мимо,
на простор крутой волны
выплывает Коган Фима
вместе с матерью жены.
На корме в потертых джинсах
голосят ни в склад,
ни в лад
два племянника
из Квинса -
Кацнельсон и Розенблат.
Мать жены -
Матильда Львовна
восседает на носу
и глядит на них любовно,
словно кот на колбасу.
Говорит: «Вы что,
с луны ли?
Поднимайтесь, алкаши!
Что ж вы, братцы, приуныли?
Эй ты, Фимка, черт, пляши!»
К ней племянники
в объятья -
мол, у нас в семье урод,
мол, нашла такого зятя,
что не пляшет и не пьет!
Но насмешкою такою
недовольна мать жены
и железною рукою
держит Фиму за штаны.
В жилах кровь,
а не заварка!
Ой ты, море-океан,
не видало ты подарка
от нью-йоркских киевлян!
Теща Фиму поднимает,
как персидскую княжну,
и за борт его бросает
в набежавшую волну!..
...Мать жены -
не мать родная,
теща - мужу, мать - жене,
не заплачет, вспоминая
Фиму Когана на дне...
Три дантиста
Песня, в которой появляются Кацнельсон
и Розенблат из бруклинской истории, хотя,
возможно, это и не они, а их однофамильцы,
тем более, что к ним присоединяется некто Берзон, нигде ранее не упоминаемый.
На границе люди ходят хмуро,
не проскочит ни один карат.
У таможни, где комендатура,
часовые Родины стоят.
А вокруг - евреи и еврейки,
ждет отъезда дружный коллектив,
бриллианты спрятав
в батарейки,
золотые кольца проглотив.
Не волнуясь, зная дело туго,
уезжают к бабушке в Эйлат
три дантиста,
три веселых друга -
Кацнельсон, Берзон
и Розенблат.
Но в лице
сержанта Иванова
им страна сурово говорит:
«Не пропустим ничего спиртного,
потому что это - дефицит!
Кто вывозит водку
на продажу,
пусть сейчас отдаст ее добром,
а не то возьмем его
под стражу,
выездную визу отберем!».
Но глядят на это
без испуга
и жуют спокойно сервелат
три дантиста,
три веселых друга -
Кацнельсон, Берзон
и Розенблат.
И отдав бутылок батареи,
всю таможню матерно кляня,
приуныли бедные евреи
под напором стали и огня.
Лишь одни веселые дантисты
все, что было, выпили уже
и стоят, красивы
и плечисты,
на своем последнем рубеже.
Там, в Чикаго,
где бушует вьюга,
об отъезде сделают доклад
три дантиста,
три веселых друга -
Кацнельсон, Берзон
и Розенблат.