На пассажирских пароходах одесской приписки ее за глаза называли Оппманшей. О ее биографии достоверно известно немногое. Например, что в канун революции родители увезли Ядвигу из Одессы во Францию. В 1937-м комиссар интербригады камараде Оппман сражалась в Испании, была ранена. В 60-е возглавляемая мадам Оппман парижская круизная компания «Транстур», в которой решающая доля активов принадлежала компартии Франции, занялась фрахтом пассажирских лайнеров ЧМП.
Об эскападах Ядвиги Филипповны Оппман в пароходстве ходили забористые легенды. Например, нижние чины с воодушевлением пересказывали байки о том, что Ядвига носится по Одессе на «пежо» без глушителя, курит термоядерные сигары, посылает хриплым голосом на три буквы гаишников, открывает ногой дверь кабинета начальника пароходства и легко находит управу на высший комсостав у самого министра морского флота товарища Бакаева. Долгое время по «морскому телефону» муссировался эпизод рукоприкладства разгневанной мадам Оппман, якобы влепившей оплеуху известному капитану.
Претензии к капитанам, с которыми она работала, и особенно к прислуге судов-«рысачков», у парижской одесситки копились конкретные и обоснованные. Так, список замечаний на теплоходе «Литва» состоял из 86 позиций.
Много нареканий вызывала организация питания. Трапезничали французы на борту семь раз в сутки: после завтрака к одиннадцати их потчевали еще бульончиками, а в 23 сытный день завершался пиццей. От наших откровенных борщей их с непривычки слабило, пришлось брать в рейс французского шеф-повара.
На стоянке «Литвы» в Марселе мадам Оппман позвонила из Парижа и пригласила пассажирского помощника Игоря Лукшина приехать в центральный офис, чтобы обсудить детальнее огрехи совместного бизнеса. В специально присланную машину Оппман, именно тот «пежо», который стал красной тряпкой для одесских милиционеров, сели Игорь Лукшин, его помощник Геннадий Шапиро и для контроля плавающий сотрудник из строгих органов, фамилии которых в голове обычно не задерживаются. Если путь до предместий Парижа занял часа четыре, то сквозь столицу до Пляц Опера пробирались часа два.
— Хорошо, что приехали, — сказала мадам Оппман. — Вопросов — вагон. На углу ресторанчик, там и потолкуем.
Поданные в больших раковинах моллюски привели мореходов в уныние и замешательство. Ядвига пришла на помощь, показав, как надо бесцеремонно раскрывать створки.
На промашки сервиса обрушилась яростно:
— Я должна заниматься палубными шезлонгами или капитан? Чтоб стул для парохода купить, приходится звонить «по вертушке» чуть ли не в ЦК…
Когда экс-комиссарша заговорила о политике ЦК КПСС, с которой не собиралась мириться, водоплавающие стушевались.
— Почему вы не задаете вопросы, не спорите? — провоцировала Ядвига. — У вас все хорошо?
Все было нехорошо, но у гостей отпала охота оправдываться, и потому мадам Оппман спровадила их на экскурсию.
Мадам Оппман активно вмешивалась не только в подробности меню, но и в режим движения одесских судов, работавших под флагом «Транстура». Так, например, капитан «Ивана Франко» Михаил Григор не укладывался в регламент швартовок, маневрировал чересчур осторожно, как она считала, на самых малых ходах, чтобы поставить к причалу «Ванюшку», теплоход «Иван Франко», «как лялю». Дело в том, что «И.Франко», головное судно серии из пяти единиц, сработанное на гэдээровской верфи «Матиас Тезен» в Висмаре, было в полном смысле и детищем Михаила Ивановича. Капитан доработал еще в проектной стадии силуэт судна, для чего в каюте рисовал эскизы и мастерил макет из папье-маше. Именно по его предложениям изменили конфигурацию и саму конструкцию мачты, подняли радиолокационное оборудование на специальную площадку, сделали более обтекаемой трубу — самую заметную с расстояния деталь. Григор предложил вопреки традициям покрасить корпус в строгий черный цвет и провести по нему две желтые полосы, что умерило диспропорцию куцего лайнера. Естественно, при швартовках капитан оберегал первенца от навалов, обещающих неминуемую вмятину корпуса. Если же буксир-кантователь царапал корпус «Ванюши», то переживал за него, как за младенца, и благославлял матросов тщательно закрашивать шрамы грунтовкой. Матросы же, болтаясь на подвесках, понятное дело, сквозь зубы матерились. Разумеется, затяжные маневры не устраивали взрывную Ядвигу, она настаивала, чтобы лайнер швартовался лихо, как эсминец, когда после команды «полный вперед» в метре от причала следует «полный назад».
На Майорке из-за опоздания сорвались экскурсии и обед в береговом ресторане, и компания «Транстур» понесла убытки. В пароходстве говорили, что Ядвига напрямую через генсека Мориса Тореза и чуть ли не через политбюро ЦК КПСС потребовала немедленной отставки Григора, не выдержавшего фиксированного расписания.
Морис Торез с сыновьями частенько катался на «Литве» и «Башкирии». Пьер Торез был единственным иностранцем, которому вручили советский паспорт моряка, зачислив в мотористы второго класса. Кстати, сыновья после его кончины стали ревизионистами и исповедовали евросоциализм. В самом парижском офисе компании «Транстур» работали члены политбюро компартии Франции мсье Пенсо, кавалер ордена Почетного легиона, освобождавший Париж, член политбюро мадам Латисье. Один из сотрудников «Транстура» был близким родственником главного редактора «Юманите» и, разумеется, тоже членом политбюро.
Капитана Григора сняли прямо в рейсе. Он довел «И.Франко» до Гибралтара и передал штурвал молодому тогда капитану Петру Кравцу.
Михаил Иванович Григор — герой обороны Одессы. Когда на пароход «Фабрициус» пикировали немецкие торпедоносцы, он встречал их лендлизовским пулеметом «мартин», установленным на правом крыле мостика. А старпом с правого крыла провожал стервятников из своего «мартина». После прямого попадания торпеды в район котельного отделения Григор был ранен, контужен.
После отлучения от «И.Франко» капитанил на барке «Товарищ», учебном судне одесской мореходки. В
1972-м «Товарищ» под его командой прибыл в Балтимор на 175-ю годовщину спуска парусного судна «Констелейшн».
Летом 1972-го «Иван Франко», уже без Григора, приняв на борт в Гавре французских туристов, отправился в заполярный круиз. Извилистый и живописный главный фьорд Норвегии, как и любая шхера, заканчивался тупиком, где пароход стал на якоря. Пассажиров доставляли на пустынный берег мотоботами. Пожилых дам, упакованных в норковые шубы (это в июле-то!), матросы выносили на руках. На берегу не предусматривалось ни жилья, ни построек, ни таможни, только шоссе упиралось во фьорд. По нему и увезли автобусами пассажиров за восемь верст к символической северной точке Европы мысу Норд Кап — кульминации месячного путешествия.
Команды мотоботов остались ждать возвращения французов. У берега скучал рядом с оленем человек в кухлянке, украшенной орнаментом и побрякушками. Было заманчиво сфотографироваться рядом, и автор предложил жителю севера «чендж» — пачку болгарского «Опала». Сигареты его не вдохновили, он хотел добавить, накатить, как говорится, рюмку, и торг затянулся. Но из подъехавшего катера вышла мадам Оппман и, сразу оседлав ситуацию, как говорится, взяв оленя за рога, строго сказала:
— Ничего ему не давайте! Его участие в экскурсии вместе с оленем оплачено фирмой. Так что фотографируйтесь.
Подкатил двухъярусный автобус, Ядвига поднялась в него вместе с сотрудниками дирекции круиза:
— Если хотите на Норд Кап, то вперед с нами!
Автор с мотористом Леней Либерманом радостно полезли.
Пока мчались сквозь тундру, Ядвига наливала для согрева «Наполеон» в походные серебряные наперстки.
— За тех, кто в море, не чокаются, правильно? — она подмигнула. — За перевозку пассажиров команды мотоботов получат отдельный презент. Только «левых» не дописывайте, я вас всех знаю в лицо!
Когда Либерман стал трезветь, то забеспокоился. Пора было заступать на вахту, а мы продолжали околачиваться в домике на высоком обрыве Норвежского моря, где толпа французов билась в очереди за марками со штампом спецгашения.
Ядвига выделила нам персональный автобус, доехали мигом. Командам мотоботов, как и обещала Ядвига, выдали презент: фирменную сумку «Транстура».
— В сумке журнал мод «Неккерманн» и конверт, — предупредил стармех. — Конверт отнесете помполиту. Валюта будет истрачена на улучшение рациона питания экипажа.
Кормили экипаж на «Иване Франко» «от пуза», кок Валера готовил с фантазией, даже фруктовыми рисовыми супчиками потчевал, так что в улучшении рациона мы не нуждались.
В конвертах обнаружили по 150 долларов — целое состояние. Сотенные купюры надежно спрятали в машинном отделении и отправились к первому помощнику. Помпа раскрыл конверт, достал полусотенную ассигнацию, еще раз копнул, и спросил:
— А где остальные?
— А разве там что-то еще полагалось?
Об экспроприации естественно кто-то доложил Ядвиге, потому что пароход — это впечатлительная деревня, живущая сплетнями, слухами и страхами. Случилась сцена, как в третьем акте: бывшая комиссарша прошлась в адрес товарища Гуженко, начальника пассажирской службы ЧМП товарища Петухова, а также члена политбюро товарища Андропова — стукачество она особенно не воспринимала. Финалом третьего акта стала оплеуха, которой экс-комиссарша по-свойски одарила комиссара прямо на ходовом мостике. Причем рукоприкладство случилось якобы после того как помпа преподнес Ядвиге в знак перемирия серьезный букет. То ли помпа сам не уклонился в момент неумеренной жестикуляции, то ли Ядвига действительно кинулась в рукопашную, никто толком не знает — с рулевых матросов взяли подписку о неразглашении скандала.
В Гавре заполярный круиз закончился. Мы с Либерманом возвращались из города, когда развели мост на тамошнем канале. Из Сены пропускали караван, мы явно не успевали вернуться в срок на борт. К шлагбауму подъехал «пежо». Из него выскочила мадам Оппман и закричала:
— Почему, падлюки, мост подняли на десять минут раньше?
Она набросилась на мостового рабочего. Тот сначала опешил, потом стал оправдываться. Разводчик мостов попросил ее отъехать от шлагбаума, пора было опускать пролет, машина мешала.
— А, иди в…! — пожелала мадам с расстановкой на манер Раневской, плюнула в канал и нажала на стартер.
Прожила она долго и оставила этот мир совсем недавно, чуть не дотянув до столетнего юбилея. Уровень нашего «сердечного, но деревянного сервиса» Ядвига Филипповна хотела приблизить к мировым стандартам, пока не поняла, что это невозможно.
Работа в тандеме с «Транстуром» была несомненным прорывом, пробным камнем, после которого наши лайнеры стали фрахтовать и «Неккерманн», и «СТС», и «Италтурист», и «Гранди виаджи», «Ян Райзен», «Зееадлер кройцфартен» («Путешествия морского орла») и другие. Сейчас на наших трижды переименованных «рысачках» прислуга, стюарды и бармены, в основном выходцы из Индии и Филиппин, ненормированно работают за чаевые, наших же с их загадочной и неистребимой сердечностью не приглашают. Увы, мы уже не диковинка, мы утратили самобытность, а именно на наивность и неуклюжесть делала ставку мадам Оппман. Бизнес же «Транстура» унаследовала племянница, которая вскоре продала убыточную круизную фирму в Португалию.