В 1948 году я - студент-первокурсник исторического факультета Киевского государственного университета, проходя мимо актового зала, увидел объявление о предстоящей защите кандидатской диссертации неким Черненко. С диссертантом знаком не был, не привлекла и тема, но заинтересовала сама процедура защиты, о чем имел довольно общее представление.
После выступлений диссертанта и официальных оппонентов взяла слово, по всей видимости, какая-то влиятельная партийная дама. Сейчас не могу вспомнить суть предъявленных ею обвинений, но звучали они довольно грозно и привели диссертанта в полное замешательство.
Спас положение поднявшийся на трибуну человек среднего роста, внешне очень похожий на всемирно известного физика, лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна. Он очень легко доказал всю несостоятельность предъявленных обвинений, с юмором продемонстрировал полную некомпетентность выступающей, что встретило одобрение большинства присутствующих. Так я впервые увидел и услышал Михаила Абрамовича Рубача, и произведенное им впечатление отложилось в моей памяти на всю жизнь. Примерно через десяток лет я был зачислен в аспирантуру Института истории АН УССР, где моим научным руководителем стал М.Рубач, автор многочисленных исследований по различным вопросам отечественной истории, блистательный лектор, личность яркая и широко известная в научном мире.
В один из последующих дней мне была назначена встреча у Михаила Абрамовича дома, очевидно, чтобы в неофициальной обстановке познакомиться со мной поближе, выявить круг моих научных интересов и определиться с темой будущей диссертации.
Был согласован план диссертации, что же касается самого творческого процесса, то аспиранту была предоставлена полная свобода. Мелочная опека отсутствовала. Я же в свою очередь не считал удобным обращаться с возникающими многочисленными вопросами, стремясь найти собственное решение.
К моменту моего поступления в аспирантуру в институте уже отшумели грозные идеологические баталии, которые развернулись в его стенах после ХХ съезда КПСС, когда был нанесен мощный удар по культу личности Сталина и наметился резкий отход от догматизма и схематизма в исторической науке. Отголоски этих сражений, связанные с подготовкой двухтомника по истории Украины, еще продолжались, но накал борьбы явно шел на убыль. Однако осталось резкое размежевание сил, где на одном полюсе находилась дирекция и партийное руководство, а противостояли им М.Рубач, Н.Супруненко и незначительное число их сторонников. Главный удар направлялся прежде всего против Михаила Абрамовича как наиболее влиятельной и авторитетной фигуры. В ход шли разного рода инсинуации, надуманные обвинения, вплоть до приклеивания политических ярлыков. Руководство института, пользуясь своим влиянием, вовлекало в эту грязную кампанию и научную молодежь. Еще доныне здравствуют те, кто с трибуны общих собраний заявлял, что М.Рубач - «живой троцкист», что он далек от марксистско-ленинского понимания истории, что он своим подопечным советует использовать марксизм только в качестве приправы - «приперчить марксизмом». В то время такого рода обвинения звучали довольно грозно.
Надо отдать должное Михаилу Абрамовичу, его выдержке. Какие бы обвинения или оскорбительные заявления не высказывались в его адрес, он всегда проявлял исключительное спокойствие. Напрасно ждали от него каких-либо покаянных речей или оправданий. Он являл собой пример мужественного поведения, умения владеть собой в самых острых и напряженных ситуациях.
После окончания аспирантуры встал вопрос о защите. Подходит как-то ко мне секретарь партбюро И.Евсеев и предлагает выступить на общем собрании с критикой Михаила Абрамовича как научного руководителя. Обещал успешную защиту и дальнейшее продвижение по служебной лестнице: «Нечего держаться за Рубача, подумай о своей собственной судьбе».
Когда это предложение не встретило желаемого отклика, на партбюро был поставлен вопрос о степени готовности диссертации, рукопись которой была к тому времени представлена на защиту. Цель была достаточно ясна - продемонстрировать несостоятельность научного руководителя и походя ударить по диссертанту.
Тех, кому было поручено ознакомиться с рукописью и доложить о результатах проверки, интересовали не глубина исследования, не качество проведенного анализа или полнота раскрытия проблемы, а частота упоминания имени научного руководителя. Вполне естественно, что в историографической работе, наряду с десятками других исследователей, там, где это вызывалось необходимостью и логикой изложения, встречалось и имя Михаила Абрамовича, который многие годы занимался разработкой этой проблемы и посвятил ей значительное число своих исследований. Естественно, в работе отсутствовали какие-либо эпитеты, хвалебные оценки или характеристики. Она содержала строгий анализ имеющихся достижений, отмечала и упущения, в том числе и в работах самого Михаила Абрамовича, недостаточную разработку тех или иных вопросов, намечала какие-то пути дальнейшего исследования проблемы.
В ответ на определенную направленность замечаний я попросил отойти от голословных утверждений и показать, где, в каких местах содержатся недостаточно аргументированные ссылки на труды Михаила Абрамовича. Ответа на поставленный вопрос не получил. Желая произвести впечатление на окружающих, директор института А.Касименко продемонстрировал диссертацию с закладками на тех страницах, где упоминалось имя М.Рубача.
«Фактически диссертант, - заявил он, - является историографом своего научного руководителя». При возмущенных репликах некоторых присутствующих («Как вы смеете говорить такое директору?») я ответил, что если бы А.Касименко занимался изучением этой проблемы, то его имя было бы должным образом представлено в диссертации. И добавил : «Зная ваше отношение к Михаилу Абрамовичу, вообще не касался бы этого личностного вопроса, а постарался бы найти какие-нибудь другие замечания».
В результате защита была отодвинута на пару лет. В один из дней в отделении общественных наук я встретил президента АН Е.Патона. Вкратце рассказал о сложившейся ситуации. Он вполне благожелательно меня выслушал и посоветовал защищаться в другом ученом совете. Я ответил, что это может быть расценено как бегство, как определенное признание неуверенности в своей правоте, на что он возразил : «Могут провалить и ничего нельзя будет сделать».
И все же защита состоялась и попытки сорвать ее не увенчались успехом.
Сфера научных интересов М.Рубача не ограничивалась узкими хронологическими рамками. Достаточно взглянуть на список опубликованных им трудов, чтобы убедиться в том, что его привлекали многие проблемы отечественной истории, по которым он высказал свое профессиональное мнение.
В Михаиле Абрамовиче Рубаче органически сочетались талант глубокого исследователя, прекрасного знатока архивных документов, академического кабинетного ученого и одновременно блестящего лектора, острого полемиста, речь которого аудитория воспринимала с неослабным интересом.
Жизненный путь Михаила Абрамовича, как известно, не был безоблачным. Как-то в ответ на мои жалобы по поводу издевательского отношения, проявляющегося в шестилетней задержке утверждения моей докторской диссертации, сказал, выразительно посмотрев: «Но вас же не били».
Я знал, что в 1935 г. он по ложному обвинению был репрессирован. Маховик кровавой мясорубки, который развернулся в полную силу в 1937 г., только набирал обороты. По словам Михаила Абрамовича, председателем «тройки», на рассмотрение которой поступило его дело, был латыш (к сожалению, фамилию не могу вспомнить), с ним он сотрудничал в Екатеринославе в годы революции и гражданской войны - впоследствии крупная фигура в правительстве Советской Латвии. Обвинение Михаила Абрамовича в украинском буржуазном национализме он посчитал надуманным. В результате Михаил Абрамович был освобожден. Если такие счастливые случаи еще тогда могли иметь место, то вскоре они были полностью исключены.
Следует подчеркнуть, что тюрьма не сломила его, а закалила волю, характер, способствовала укреплению таких его качеств, как стойкость и терпение. Несмотря на высокий авторитет в научном мире, Михаил Абрамович был одновременно очень демократичен. К нему постоянно обращались за советом многие исследователи и преподаватели вузов, чему я был свидетелем, так как многие годы мы находились в одном с ним кабинете. И он никогда никому не отказывал в помощи, несмотря на свою исключительную занятость.
Завершая этот беглый набросок в память о Михаиле Абрамовиче, хочу сказать, что судьба предоставила мне редкую возможность многие годы сотрудничать с такой исключительно яркой личностью, настоящим ученым, мудрым и доброжелательным человеком, который своим личным примером демонстрировал истинное служение науке. Имя Михаила Абрамовича Рубача я всегда вспоминаю с глубоким почтением и благодарностью.