Когда спросонья обычным небрежно отстраненным движением я достал из ящика приличную охапку утренней почты и нашел среди других писем пригласительный билет на встречу с председателем Европейского парламента Хосепом Бореллем, внутри ничего не екнуло. «Ну председатель! Ну Европарламента! А что же здесь странного?» — вспомнилась фраза из классического кинофильма. Да и с чего бы екать: ЕУИ — институт, давно известный своими связями с политическим истеблишментом ЕС: высоких европейских чиновников он привечает и воспитывает, так сказать, на регулярной, конвейерно-инкубаторной основе (к слову, и оптом, и в розницу, и на любой политический вкус). «Снова будут общие фразы о проблемах и перспективах», — подумала голова, но ноги на встречу понесли сами.
Как выяснилось, я ошибся, априори поставив на еврочиновника оценочный штамп. Г-н Хосеп Борелль был в своей речи прямым и откровенным, а в ответах на вопросы — открытым и искренним. Он смог не убаюкать разомлевшую от бесконечных дебатов аудиторию в течение трехчасовой встречи и практически обошелся без очень популярного среди бюрократии всех стран арсенала патетически пустых банальностей и формально-радушных любезностей, прямо озвучив вопросы, над которыми придется ломать головы не одной группе европейских — и украинских — интеллектуалов, аналитиков и идеетворцев. Да, не удивляйтесь, в Украине есть идеетворцы — просто их мало и они «без тельняшек». Но это другая тема. Пока же — о Борелле, Европейском Союзе, глобализации, Китае, социальном демпинге, тому подобном и о нас грешно-праведных...
Рефлекторная Европа
Европейский социальный организм можно изучать не только по Норману Дейвизу или Рене Давиду, но и по Ивану Павлову и его учению о безусловных рефлексах. Жизнь — лучший учитель и для человека, и для инфузории-туфельки: тыкнули в тебя палкой — отскочил, прикоснулся к горячему — отшатнулся. Так же на собственном опыте и ошибках учится Европа.
После событий 11 сентября, которые «официально» изменили течение истории и «отменили» (по терминологии недавнего гостя Киева и Могилянки, живого классика Фукуямы) ее (то есть истории) конец, в Европе еще несколько лет доминировал гуманистически-либеральный ценностный подход к вопросу конфликта цивилизаций.
Сочувствуя американцам по-человечески, европейцы желали, однако, оставаться вне конфликта и довольно часто при этом (в формате «между нами говоря») предполагали, что американцы и сами виноваты в том, что случилось: дескать, нашлись тут властители мира — вот и получите! Еще со времен революции хиппи называться антиамериканистом стало едва ли не признаком хорошего тона: сначала во Франции, Германии и СССР, потом — во всей Европе, а позже эту доктрину «усовершенствовали» значительно более горячие головы на Востоке...
Органически извечный демократизм и выпестованное такой дорогой ценой миролюбие не позволяли Европе смотреть на постсовременный мир сквозь призму стратегических перспектив реального положения дел, а, точнее, сквозь розовато-чистенькие стеклышки по-парижски гламурно-нарядненьких очков от де Токвиля.
По-эпикурейски наслаждаясь собственным интеллектуализмом, Европа часто выглядит слишком академично рассудительной. Не утруждаясь изучением ошибок чужих, она в то же время довольно внимательна к ошибкам собственным. Вот только реакция на них часто запоздалая и до смешного худосочно-неуклюжая: отбурлили эмоции в предместьях французских городов — имеем закон о селективной эмиграции; прогремели взрывы в Мадриде и Лондоне — вот вам усиленное внимание к внутренней безопасности; прокатился в исламском мире ропот бурного недовольства «невинными карикатурами» — расстраиваются культурные и цивилизационные водоразделы. И так во всем, и так ко всему Европа относится постфактум, не имея аккумулированного опыта решения панъевропейских проблем предыдущими поколениями.
Новая угроза, перед которой довольно неожиданно может оказаться Европа, — изменение рычагов мировой экономической политики. Если сохранится нынешняя динамика распределения и движения продуктивных сил, европейские индустриальные перспективы неустанно будут ухудшаться... А динамика — вещь, как известно, упрямая и вдобавок (это уже на уровне законов физики) крайне инертная.
Гром гремит...
Хотите блиц-тест на собственную молодость? Ответьте на вопрос, с чем у вас ассоциируется определение «китайский». Если ответ балансирует в смысловом поле «дешевый, некачественный, пиратский», то вы уже далеко не юнь (не путать «юнь» с «инь — ян» и «юань»). У современного поколения (пришедшего после тех, кто выбирает «Пепси») «китайский» имеет совсем другие, причем вполне приличные (в экономическом смысле этого понятия) коннотации: «оптимальный», «эффективный», «последовательный». Но не берите в голову, поскольку этот тест определяет лишь политический, а не физиологический возраст: и двадцатилетние юноши также часто воспринимают современный Китай в категориях предыдущего экономического периода.
Не вступая в дискуссии о методах достижения китайцами экономического чуда — согласившись, естественно, что для нас, европейцев, они далеки от приемлемых, — отметим, что первые лица Европейского Союза искренне обеспокоены темпами экономической экспансии китайской и смежной (в ценностях категорий «наш — ваш») с ней индийской промышленности.
В частности председатель Европейского парламента г-н Хосеп Борелль с огорчением и тревогой в голосе озвучил такие цифры: за последние годы количество рабочих мест в китайской промышленности увеличилось на семь миллионов, тогда как в промышленности стран ОЕСР (условно назовем их экономическим ядром западной цивилизации) количество рабочих мест уменьшилось... да-да, на те же семь миллионов.
Во многих супермаркетах Европы доля продукции китайского производства достигает 80%. Стоит вдуматься в эту цифру, ведь речь идет о европейском рынке, который очень неохотно принимает товары из нерыночных экономик, возводя перед производителями и импортерами крайне высокие тарифные, экологические, социальные и прочие нетарифные барьеры.
Подобная ситуация и с индийским рынком, который благодаря своему англоязычию в большинстве своем сосредоточен на сфере услуг, а также на высоких технологиях и фармацевтике. Сегодня никого не удивляет, что многие корпорации имеют собственные телефонные офисы именно в Индии, ведь оплачивать междугородные телефонные разговоры, выплачивая местному персоналу по два евро в день, значительно выгоднее, чем содержать штат в какой-то из европейских стран.
Экспорт социальных стандартов
Пошутив о политической молодости, время подумать о физической старости — причем серьезно, без шуток. Если Китай, как и Европа, стареет значительно быстрее, чем возрастает его производство (сказывается политика Пекина по регулированию рождаемости — что-то на манер нашего «Кохайтеся!», только наоборот), то индийское общество молодеет на глазах, и, опять же, если сохранится динамика, уже во вполне обозримом будущем оно станет самым многочисленным на планете.
Одним из самых действенных механизмов остановки китайско-индийской экономической лавины на европейские и американские рынки является... социальное развитие Китая и Индии. Ведь, какое бы восхищение ни вызывало настоящее китайско-индийское чудо, его природа все еще базируется на административно-командной системе и мощном социальном демпинге. Дешевая рабочая сила и поныне остается определяющим фактором конкурентоспособности продукции из этой части мира.
Западным экономикам как воздух нужна передышка, ведь предложенный темп роста невозможен до выполнения социальных и экологических требований, которыми перегружены экономики Европы и США.
Именно поэтому в политическом истеблишменте западных систем всерьез обсуждается вопрос «экспортирования» в Китай и Индию не только высоких социальных стандартов и надлежащего уровня защиты местных рабочих (так называемая политика экспорта профсоюзных идей), но и всего спектра либеральных, экологических и социал-демократических ценностей западной цивилизации.
Естественно, что повышение внимания к основным потребностям человека-трудящегося существенным образом скажется на себестоимости продукции. Поэтому, как бы ни парадоксально это выглядело, существование богатых и демократических Китая и Индии выгодно Европе и США значительно больше, чем ориентированным на экспорт отраслям местных экономик. Причем очень желательно, чтобы стандарты повысились еще до того, как уйдет на пенсию нынешнее продуктивное поколение индийцев и китайцев.
50 миллионов человек
на дороге не валяются
В заключение стоит, хотя бы пунктирно, поразмышлять о перспективах Украины в этом вихре экономических переплетений. Шестнадцатый год существования — возраст окончания «школы становления» и сдача экзаменов на аттестат зрелости. В государственном смысле таким экзаменом является умение чувствовать момент. Экзаменом кандидатским станет умение пользоваться этим моментом. Ну, а профессорской габилитацией когда-то станет для нас, очевидно, умение такой момент творить.
Чувствовать конъюнктуру в современное информационное время крайне важно. Учитывая наши генетические стремления присоединиться к Европейскому Союзу, которые в полной мере отвечают нашим экономическим и геополитическим интересам, следует трезво взвесить, что именно Украина может предложить Европе.
В контексте цивилизационных баталий, которые, хочешь не хочешь, ведутся во многих форматах мирового развития, Украина прежде всего может стать культурным и религиозным резервом Европы, с латентно заложенным в нашем православном сознании уважением к своим корням и готовностью защищать собственные (и навязанные нам) традиции.
Кооптировать мощный в количественном измерении и потенциально перспективный социальный и культурный украинский «шмат» — в геополитической перспективе соблазн для Европы слишком большой и даже непреодолимый. Поэтому похолодание, воцарившееся между Украиной и ЕС в постпомаранчевые годы, временное, и связано оно опять-таки не столько с Украиной, сколько с рефлекторно-примитивной реакцией Европы на внутренние нелады и наплыв чужестранцев, которые прямо угрожают европейским ценностям и девальвируют их.
Поскольку Европа (в формате ЕС) в отличие от США не умеет пока что разрабатывать гроссмейстерские комбинации, а, как правило, лишь «ходит в ответ», инициативу предложить себя Европе могла бы взять на себя Украина... возможно, снова с помощью переводчиков-адвокатов нашего государства в лице Польши, Литвы и, конечно, США. В этой гроссмейстерской игре нельзя исключать из поля зрения даже непривычные и визуально синтетические формулы вроде «православие как хранитель католическо-протестантских ценностей», «Украина как социальный резервуар Европы» или «Украина как мост к России»...
Кроме приятных собеседников и деликатного угощения, встречи с европейскими политиками полезны хотя бы потому, что на них, оказывается, можно услышать из первых уст о проблемах, перед которыми реально стоит Европа. А если встреча проходит в академической среде, большинство деятелей едва ли не сразу впадают в ностальгический транс, довольно часто выбалтывая все стратегические соображения и планы развития европейского будущего. За это и спасибо г-ну председателю Европарламента Хосепу Бореллю.