Мы слишком хорошо помним о своих исторических травмах и страстно ждем реванша. Мы, правда, не настолько деятельны, чтобы брать его своими руками — и это иногда к счастью. А еще мы иногда слишком рьяно защищаемся друг от друга, и потому на защиту от общих неприятностей у нас не всегда хватает сил. В полной мере эта общенациональная ситуация касается церковных процессов. Как-то так повелось, что наши конфессии выясняют отношения между собой и страдают (или делают вид, что страдают) от периодического вмешательства государства в свои внутренние дела. При этом их попытки освободиться от «неусыпной заботы» эпизодические и разобщенные. Большинство церквей, как и львиная доля всего нашего народа, старается приспособиться к ситуации, не надеясь ее изменить. Поэтому тот, кто может, получает от местных властей церкви-новостройки или даже настоящие памятники истории и культуры — пускай в пользование, но хоть так; — кто-то создает «совместные предприятия», отчетливо пахнущие криминалом, и кует железо не отходя от кассы; кто-то подписывает весьма странные договоры с государственными структурами о взаимной благотворительности и подготовке специалистов; кто-то в надежде взирает на Запад, который и мог бы помочь, но почему-то не спешит; кто-то же, наоборот, хочет поскорее отделаться от опеки Запада и рвануть на Восток.
Стоит ли говорить, что между зависимыми и не очень сытыми мира нет? Стоит ли говорить, что удерживать большинство граждан в таком состоянии, рассказывая при этом о «консолидации общества», — это удобный способ наверняка держать общество в узде и управлять им с минимальными затратами сил и средств? Все то же самое можно сказать и о церкви. И вопрос о том, почему она не сопротивляется и не защищается — праздный. Все остальные тоже почему-то не сопротивляются. Впрочем, некоторая разница между церковью и каждым отдельным гражданином все-таки есть. Ведь церковь — это целая община, то есть средств влияния на ситуацию у нее должно быть больше, чем у каждого отдельного человека. Церковь, несмотря ни на что, пользуется доверием граждан и с ней, в отличие от этих самых граждан, вынуждена считаться власть. Как силу, способную противостоять произволу власти в отношении себя, церковь губит только одно — психология среднего украинца, укорененного в выживании. Получить здесь и сейчас очередное храмовое здание или разрешение на постройку новой часовенки оказывается для некоторых конфессий более важным, нежели, отказавшись от двух-трех подачек, дать понять чиновнику, что она не станет идти у него на поводу и выполнять его «соцзаказ». А после двух-трех подобных отказов, глядишь, и обращаться перестанут. Но тут возникает несколько проблем: во-первых, если ты откажешься, то соседствующая конфессия уж наверняка выразит готовность отхватить то, что ранее предлагали тебе. А с этим, согласитесь, трудно смириться. Причем во второй, третий и т.д. раз к тебе уже не придут — пойдут сразу к соседу. А во-вторых, свои же осудят — если тебе надо, а ты не взял из идейных соображений, значит, «дурак», и нечего у такого проповеди слушать. Не верите? А ведь правда. Причем это происходит как на уровне маленьких сельских приходов, так и высших иерархов и, соответственно, целых конфессий.
По сути, церковь, которая еще недавно претендовала на роль активного «духовного лидера», центра «державотворення», пропагандиста и идеолога, все больше устает от несвойственных ей ролей. Не потому даже, что они ей действительно несвойственны, а потому, что отношение государства к церкви как к одному из своих ведомств отличается бесцеремонностью. Власть действует жестко — природа у нее такая. Тем более когда в ее руках столь очевидный козырь — имущество, подлежащее «возвращению», т.е. распределению, и всевозможные бонусы в виде допуска-недопуска той или иной конфессии в то или иное государственное учреждение. Вы все еще удивляетесь, почему у нас до сих пор нет единой поместной церкви или чего-нибудь подобного? По-моему, ничего удивительного...
Усталость церквей от столь настырного участия государства в своей жизни проявилась в готовности большинства христианских конфессий — участниц «круглого стола» УЦЭПИ им.А.Разумкова «Религия и власть в Украине — проблема взаимоотношений» — принять участие в разработке концепции означенных взаимоотношений, по возможности не откладывая это в долгий ящик. Хочется надеяться, что почтенные иереи поняли, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих и что лучше попытаться договориться между собой по принципиальным вопросам, чем выживать один на один с властью. В идеале они не только договорятся между собой, не только выработают действенные механизмы урегулирования отношений между религиозными организациями и государством, но и покажут нам всем, что и в наших условиях можно улучшить свое положение своими же руками. Если честно — выглядит эта перспектива слишком радужно, чтобы казаться реальностью. Однако можно надеяться хотя бы на одно — попытка совместного церковного противостояния власти состоится. А это уже кое-что.
Надежду здесь питает не вера в здравый смысл, в насущную потребность в решении ряда вопросов, даже не во всеобщее желание определить наконец «кто есть ху» — а надежда на усталость. Ведь устали когда-то церковники от насильственных захватов храмов, от многолюдных демонстраций, киданий под колеса лимузинов и ломания хоругвей о головы противников. Может, и теперь они устали от невыполнимого в принципе действующего закона о свободе совести, от попыток протащить новую редакцию этого закона, не учитывающую интересов церквей, принуждений со стороны государственных органов подписаться под документами нелепого содержания, от обещаний, не выполняющихся, а может, и невыполнимых в принципе — вроде указа Президента о преодолении последствий тоталитарной политики в отношении церкви, сводящийся к самому животрепещущему вопросу — имуществу. Ведь сам указ, на который сначала так откровенно «клюнули» почти все конфессии, выглядит довольно странно. Хотя бы потому, что отдает от него то ли наивным шариковским «все поделить», то ли сознательным намерением бросить в постепенно устающую от свар церковную тусовку новое яблоко раздора, то ли искренней уверенностью в том, что все равно все — или почти все — останется на своем месте, а Совету Европы будет что показать.
Как бы там ни было, разработка концепции может стать, по крайней мере, отсрочкой принятия изменений к закону о свободе совести, по поводу которых церковники высказываются главным образом негативно. Но возникает вполне закономерный вопрос: если новый закон о свободе совести так нужен, то давайте за «круглым столом» разрабатывать не концепцию, а закон. Ведь концепция не будет иметь силы закона — разве что «рекомендации», а в стране, в которой не очень-то считаются даже с законами, вряд ли кто-либо обратит пристальное внимание на рекомендации. Инициаторы разработки концепции упирают на то, что она должна предшествовать закону о свободе совести и быть базой для его разработки и любого другого государственного документа, касающегося церковных вопросов. Но, с другой стороны, «концептуальным» основанием для разработки законов вполне могли и должны были бы стать положения Конституции, согласно которым церковь отделена от государства, государство от церкви, образование имеет светский характер, школа отделена от церкви. Однако эти положения, с точки зрения сторонников концепции, «абстрактны». Является ли вмешательство государства в церковные дела и соответственно попытки религиозных организаций влиять на политические процессы результатом «абстрактности» Основного Закона или обычным для нас равнодушием к правовой стороне своих действий — вопрос спорный. Ведь в Украине не выполняются не только «абстрактные», но и вполне конкретные законы.
Для конкретизации «абстрактного» положения инициатор разработки «Концепции государственной политики в отношении религии и церкви в Украине» Центр им.А.Разумкова предложил для начала определиться с моделью церковно-государственных отношений: будет она сепарационной, кооперационной или протекционистской. Последнюю, превращающую церковь в государственный институт, можно было бы отмести сразу, поскольку она не укладывается даже в «абстрактную» статью Конституции. Хотя, правды ради, стоит отметить, что реально в Украине — особенно на региональном уровне — эта-то модель и действует. Негласно, разумеется.
Наиболее приемлемой для современной украинской ситуации эксперты Центра Разумкова считают кооперационную модель — отделяющую церковь от государства формально, но предполагают в то же время сотрудничество государства и церкви в некоторых сферах, финансируемых государством — образовательные, культурные, социальные программы и т.п. Сепарационная модель, четко разграничивающая сферы деятельности государства и церкви, при которой государство законодательно обеспечивает деятельность религиозных организаций, почему-то не показалась привлекательной. Несмотря на то что заманчивая возможность участвовать в программах, финансируемых государством, — очередная возможность для государства демонстрировать свою склонность (или наоборот) к той или иной церкви. Ведь кто платит, тот и музыку заказывает, а до понимания того, что когда «платит государство», значит, платим мы с вами, т.е. налогоплательщики, ни мы сами (налогоплательщики, то есть), ни наше государство еще не доросли — казна по-прежнему трактуется нами всеми как большой карман власти, которым она распоряжается по своему усмотрению. Соревнование за соседство с этим карманом между конфессиями подобная модель только поддержит, в то время как сепарационная могла бы несколько оздоровить ситуацию, сняв вопрос о взаимной заинтересованности государства и церкви в корне. Правда, тут на горизонте снова встает вопрос имущества — если полное отделение, значит, никто никому ничего не должен. А вот на это вряд ли кто-нибудь согласится. Свобода — это, конечно, хорошо, но к чему она без имущества? Пожалуй, до тех пор, пока вопрос с имуществом не будет решен окончательно (что в принципе маловероятно), сепарационная модель в Украине не пройдет — мы слишком хорошо помним своих должников и не будем освобождать их от себя, даже если при этом освободимся от них сами.
Поэтому, надо думать, разработчики концепции остановятся на «умеренной» модели. В ней есть свои опасности. Основная заключается в возможности постепенного дрейфа к модели протекционистской. Говоря откровенно, моделей отношений государства и церкви можно было бы вывести не три и не четыре — их можно было вывести пятнадцать, а можно и две. Наша ситуация, к сожалению, ближе к последнему. Если допустить хоть малейшую возможность влияния государства на церковь — а при кооперационной модели, как уже было сказано, такая возможность будет — в условиях отсутствия нормальных для демократического общества механизмов контроля над властью для этой самой власти не составит большого труда расширить свое влияние на церковь на столько, на сколько ей будет нужно. Даже на уровне разработки концепции, упирая на «абстрактность» Основного Закона (хотя, что такого «абстрактного» в статье об отделении школы от церкви?), можно найти такие формулировки, которые откроют церкви дороги в светские структуры, а власти, соответственно, дадут рычаги влияния на церковь. Что говорить, например, о статье проекта концепции, дающей государству возможность «создавать фонды для финансирования строительства, реставрации и ремонта храмов, взаимной помощи церквам в разрешении имущественных проблем»? У государства мало «благотворительных фондов»? Или мало строится под видом «реставрации» «национальных святынь» на деньги налогоплательщиков? А как и кем будет распределяться «взаимная помощь»?
Конечно, для Украины это будет далеко не первая концепция, долженствующая определять «стратегии», «направления», «перспективы» и прочая и прочая, — у нас по самым разнообразным вопросам принято уже достаточно большое количество концепций, благодаря чему мы имели множество возможностей убедиться в малой эффективности подобных документов. Когда не выполняются законы, можно ли ждать что кто-то станет сильно считаться с концепциями? Остается надеяться только на одно. Если сама концепция не станет переворотом в церковно-государственных отношениях — что маловероятно, — достижением может стать сам факт: противоборствующие конфессии совместными усилиями будут отстаивать себя и свои общие права. Должен же кто-то начать сопротивляться. Церковь неустанно претендует на роль духовного лидера. Что ж, пускай она, наконец, попытается им стать.