| ||||||||
Первый космонавт и Генеральный конструктор |
И начался космический век
— 12 апреля 1961 года полетом на корабле «Восток», который теперь рядом с «Аполлонами», «Союзами», «Шаттлами» кажется утлой лодочкой. А тогда планета замерла на мгновенье, чтобы через секунду взорваться на всех языках: «Человек в космосе! Юрий Гагарин».
Канут в Лету и забудутся раздутые славы и величия, имена королей и звезд; Гагарин — вечное имя, потому что человек «с мальчишеской улыбкой и мужеством орла» осуществил самую фантастическую и буйную мечту человечества. Герберт Уэллс, Жюль Верн, Эдгар По догадывались, что, преодолев земное притяжение, человек станет сильнее. А бедный глухой пророк из Калуги заявил, что он получит «горы хлеба и бездны могущества» — оттуда, из космоса.
А Гагарин перед полной неизвестностью, коварством космической бездны улыбнулся самой обаятельной земной улыбкой, зная, что вернуться из полета к звездам можно на колеснице славы, но так же легко превратиться в летающий в этой бездне саркофаг. Ведь запущенный накануне его полета на ту же орбиту корабль — сгорел. Дворняги Пчелка и Мушка не вернулись на Землю. Королев помрачнел, приуныли и космонавты, все, кто был на Байконуре. На всякий случай написал жене прощальное письмо, наказав правильно воспитать детишек. И отправился — к Звездам!
На первой гагаринской фотографии после приземления — измученное лицо, усталые глаза. 108 минут — не один миг; космос давил, расплющивал человеческое тело, не впускал его в свое великое безмолвие. Но изумленные очи человека на угольно-черном небе Вселенной рассмотрели и яростный диск солнца, и сказочную радугу цветов, что окружала Землю.
А когда он благополучно вернулся к нам на Землю, мы захотели, таковы уж люди, навсегда втиснуть его в прокрустово ложе Идеала и Героя. Скептики, а такие есть всегда, даже назвали «баловнем судьбы». Этот «баловень» в детстве наголодался, подростком на неокрепшие плечи сам взвалил бремя взрослого труда. Выбрал службу в Заполярье, хотя мог, предлагали, остаться инструктором в летном училище. Из всех товарищей, кто пришел с ним в Саратовский аэроклуб, ни один его не окончил, а Юрий получил даже два диплома с отличием — за техникум и аэроклуб. А суровый отбор в первый отряд космонавтов?
Тайна исторического явления по имени Гагарин — это тайна человеческих возможностей.
Юрию Гагарину исполнил-
ся месяц и семь дней, когда было принято постановление о присвоении звания Героя Советского Союза. Лапидевский стал первым Героем, вторым — летчик Каманин, тот, кто через четверть века подпишет зачисление летчика Ю.А.Гагарина в первый отряд космонавтов, в тот его набор, который войдет в историю как гагаринский. Так началась длинная дорога друг к другу, наставника отряда и космонавта №1.
В юности Юрий не думал о всемирной славе, мальчишки пятидесятых не очень мечтали о тайнах Галактики, трудная послевоенная пора к этому не располагала, хотели побыстрее встать на ноги, овладеть профессией, ремеслом, чтоб в семью принести свой заработанный рубль. Он и пошел в литейщики. В стенгазете ремесленного училища впервые о нем напечатали. Соперник по кроссу на крутом повороте сломал палку, и Юрий отдал ему свою. И пожилая кладовщица Анна Кузьминична Исаева о нем написала, что он не только хорошо учится, а всегда помогает ей белье разнести, отгрузить «все тяжелые узлы и матрацы». «А если передадут из дому корзину яблок, до своей тумбочки не донесет, все по дороге раздаст». «Щедрый. Всегда улыбчивый и веселый, говорит, что он — везучий».
Сент-Экзюпери, любимый писатель Гагарина, в юности написал горестное письмо матери: «Стоит подрасти, и милосердный Бог оставляет вас на произвол судьбы». Юрий считал себя везучим, потому что на всех перекрестках жизни не был брошен на произвол судьбы, кругом были товарищи, мастера, все что-то советовали разумное, хотя и журили, воспитывали.
Чтобы вовремя попасть на аэродром, он спал до полуночи не более двух часов, а потом «дежурил» на пустой улице возле ограды массивного особняка аэроклуба, чтобы не пропустить служебный автобус. Но когда домой, в Гжатск написал, что хочет стать летчиком, строгий отец проворчал: «Дурью мается, кабы дела не знал никакого, а то профессию заимел верную — литейщик. Летчик — он что за птица? Пока летает — хорошо, а перестанет — куда попрет? Опять переучивайся». Но Анна Тимофеевна, мама, во всех его делах и мечтах самый преданный друг, сразу поддержала. В ответ на его сомнения, что летное Оренбургское училище — одно из старейших в стране, отбор там очень строгий, сказала:
— Кого ж им принимать, как не таких, как ты? Здоровьем Бог не обидел, да и все табели по учебе у тебя с отличием… А летчик — это же так высоко.
И он стал курсантом ЧВАУЛ, Чкаловского военного авиационного училища летчиков. Сердечко радостно екнуло, когда увидел на стене главного корпуса портреты выпускников, прославленных летчиков – Серов, Громов, Бахчиванджи, Юмашев, Полбин... Сто тридцать Героев Советского Союза… Позже, став самым знаменитым человеком планеты, на вопрос: «Какие узы связывают с Оренбургом?» — ответит: «Самые прочные и славные. Там прошла юность. Окончил училище, научился неплохо летать, встретил любимую. Оренбург дал мне многое — и семью, и власть над самолетом».
И все-таки нелегкой была его победа над самолетом. Навсегда запомнился первый высотный полет. Перегрузки смяли все тело, свинцовая тяжесть ломила позвоночник, гнула шею. Секундная невесомость. Движения рук неожиданно замедлились, спинка катапультного кресла закачалась. На земле не сразу пришел в себя, не было сил снять шлемофон, сдвинуть плотно прижатые ларинги, кислородную маску.
А однажды… о! Это снилось ему еще долго. Было осеннее ненастье, ранние сумерки и самостоятельный, без инструктора, полет по дальнему маршруту. И перед вторым разворотом самолет вдруг резко тряхнуло, нос свечой полез в небо. Юрий еле поймал ручку, сообщил на землю:
— Попал в сильную тряску.
Голос завибрировал, заклокотал, а земля уже слышала его испуг:
— Включайте автоматику.
Но автоматика отказала, скорость резко падала. Лишь тогда испуганно попросил:
— Дайте рекомендации.
Но земля молчала. Рекомендаций не могли давать, не зная, что стряслось с машиной, а горючее на исходе. И тогда он рванул ручку на себя… Едва спрыгнул на землю, суровый инструктор Колосов расцеловал его, шепнув: «А не родился ли ты в рубашке?..» А лучшему другу Юре Дергунову перед отбоем все же сказал: «Теперь я знаю, как погибают летчики… Машина может подвести».
Оренбург всегда манил Гагарина. Он приезжал сюда часто. И сразу снимал форму, облачался в выгоревшую, старенькую гимнастерку без погон, разыскивал болотные сапоги, готовился к рыбалке. Средь рыбаков у него были дружки. Здесь он отдыхал от славы, от жадного, изнуряющего внимания людей. Здесь он, наедине с собой, чуть посмеивался над этой славой.
Юрий Гагарин знал, что не
будь страстной преданности другой мечте другого человека — неизвестно, был бы у нас спутник, космические корабли и сам Гагарин. Королев отдал своей мечте почти четверть века. Он был реалистом и величайшим романтиком. В самом начале у его мечты были противники. Скептики, говорили, что полет в космос — идея преждевременная, а те, кто считал, что это возможно, не представляли возвращения на Землю, ибо при торможении в плотных слоях атмосферы температура до 10 тысяч градусов, сплошные неизвестные. Безвестный Гагарин еще сидел в сурдобарокамере и кружился на центрифуге, а Королев по шестнадцать часов в сутки усовершенствовал и создавал первую космическую кооперацию: двигатели, систему заправки топливом, стартовое устройство, автоматику управления, слежение за ракетой в полете, производство и испытание всех систем. И весь груз ответственности брал на себя. Был воистину уникален: универсальный инженер и проектант, незаурядный организатор и конструктор, технолог и производственник, политик и экономист, стратег, тактик и дипломат. Все его ближайшие помощники и ответственные работники ходили в выговорах, как и в орденах. Его творческий заряд, работоспособность притягивали всех, кто был рядом. Только 12 апреля 1956 года было принято решение о создании космодрома. Байконур. Цикл работ расписан не по дням и часам — по минутам. Вековую степь пересекли линии электропередач, скоростные автомобильные магистрали. А вокруг был зной, пылевые смерчи, солнце их не пробивало. В палатках и бараках сражались с хозяевами пустыни — с сусликами. И прежде чем свершился подвиг Гагарина, был подвиг строителей Байконура. На звездные часы человечества работали тысячи и тысячи людей. Объем работ по проекту строительства Байконура был рассчитан на семь лет. Королев выполнил их за два года, но это был ежедневный подвиг. Когда корабль с Гагариным пошел над Тихим океаном — у Королева покатились слезы. Их у него еще никто не видел.
А пока что в руках Гагарина представление к присвоению звания лейтенанта по окончании училища и неплохая аттестация: «Летную программу усвоил успешно. Летать любит, летает смело и уверенно». Право выбора места дальнейшей службы — за ним. Училище закончено по первому разряду. Он уже женат на Вале Горячевой. Она — еще студентка. Ему предлагают остаться в училище инструктором, мол, сразу все проблемы будут решены, с квартирой, с карьерой. Но он неожиданно для всех просится в Заполярье, мол «интересно полетать в самых сложных метеоусловиях». А Валю убедил, что ей надо доучиться, потом и приедет. Квартиры там пока не обещают, будет жить в общежитии. И в заполярной тундре учился летать вслепую, освоил радионавигацию, перегрузки на пилотаже. А когда на Луну отправили космическую станцию и была сфотографирована невидимая ее часть, Гагарин на следующий день написал заявление: «В связи с расширяющимися космическими исследованиями могут понадобиться люди для первых полетов в космос. Прошу учесть мое горячее желание и, если будет возможность, направить меня для специальной подготовки». Вскоре вызвали в Москву. В марте 1960 года в Звездный приехали 20 летчиков, будущие космонавты. Их разместили в обычной казарме, а перед тем прошли, как оценили и американцы, очень суровый и жесткий отбор — это и был первый отряд космонавтов, позже названный гагаринским набором. Скоро их осталось 8. И они снова сели за парты, изучали механику космического полета, космическую навигацию, астрономию, высшую математику. В конце апреля вылетели в Поволжье для отработки парашютных прыжков. За один месяц каждый должен был сделать по 50 различных по сложности прыжков: прыгать с разных высот, с разным временем задержки, со спуском на лес, на воду. Спали до трех утра, до четырех — зарядка, туалет, завтрак. В четыре — построение в полной готовности на аэродроме.
За девять месяцев до легендарного полета отборная шестерка летчиков встретилась с академиком Королевым. Он показал первый космический корабль, сказал, что полетит один космонавт, и только на трехсоткилометровую орбиту с первой космической скоростью. Все сгрудились у серебристо-белого шара диаметром около двух с половиной метров. Королев, испытующе вглядываясь в лица, спросил: «Есть желающие познакомиться с кабиной корабля?» Летчики переглянулись, слишком необычным было приглашение.
— Разрешите? — сделал шаг вперед Юрий Гагарин. И даже снял ботинки, в носках (все люди здесь были в белых халатах) поднялся по стремянке к люку, ухватился за скобу и сел в кресло пилота.
Королев подтолкнул локтем своего заместителя:
— Этот, пожалуй, и полетит первым.
Не только Генеральный конструктор отметил особенность Гагарина, на него уже писали главную аттестационную характеристику: «Юрий Гагарин. Вожак отряда. Капитан спортивной команды. Целеустремлен, инициативен. Развит весьма гармонично. Вынослив. Тактичен, аккуратен, вежлив. Скромен. Интеллектуальное развитие высокое. Прекрасная память. Выделяется среди товарищей широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстротой реакции. Усидчив. Уверенно манипулирует формулами высшей математики и небесной механики. Отношения с женой нежные, товарищеские».
А Байконур уже замер в ожидании заветного мгновения. 10 апреля в скромной деревянной беседке, которую для важности окрестили «павильоном», было объявлено: 12 апреля в космос полетит Гагарин. Его дублер — Герман Титов. В пять утра ракету повезли на старт. В Гвинейском заливе деловито покачивались на волнах суда телеметрического контроля. Накануне Королев честно предупредил:
— При подъеме и спуске будет тяжело. В полете есть немалый риск, о чем собачки не смогли нам рассказать. Много неизвестных: невесомость, радиация, заатмосферные высоты.
После объявления минутной готовности перед стартом голос Королева все же дрогнул. Земля впервые отпускала к звездам своего сына, а он вдруг сказал такое простое, земное слово, которому суждено было стать знаменитым: «Поехали!»
Через пятнадцать минут после запуска радиосигналы «Востока» запеленговали на Алеутских островах. С американской радарной станции в Пентагон ушла шифровка для президента Кеннеди: русский в космосе. Дежурный сразу же передал ее в спальню Белого дома, для президента.
Первый американский астронавт Шепард 5 мая 1961 года совершит только баллистический полет продолжительностью 15 минут, а первый американский орбитальный полет будет 20 февраля 1962 года, корабль «Меркурий» выведет на орбиту астронавта Джона Гленна.
Гагарин успел рассмотреть сказочный ореол вокруг Земли. Тормозное устройство сработало отлично. Корабль охватило сильное пламя, от температуры в 10 тысяч градусов затрещало защитное покрытие. На высоте 4000 метров произошел отстрел люка и выстрелил тормозной парашют. Корабль под огромным оранжевым куполом раскачивали земные ветры. Приземлился! Королев отдал последние команды и отбой всем средствам связи, слежения, поиска, эвакуации, вычислительным центрам.
Тогда не было нынешних пультов управления со всей их сложной конструкцией. Переговорная точка стояла на обыкновенной солдатской белой тумбочке. И рука Королева с микрофоном дрожала от волнения. Многое давило на плечи Королева. Он знал цену этого полета. Да, сто раз перепроверены все расчеты, но ведь перед самым стартом при последней проверке на герметичность обнаружилась утечка. И был доклад оператора: перепроверить сигнализаторы, нет контакта от входного люка. А Гагарин уже трижды докладывал, что готов к старту. Королев спокойно и мягко призывал не волноваться, Гагарин робко попросил: «А можно пустить немножко музыки?» Они подбадривали друг друга до последней минуты.
В глухом владимирском лесу,
невдалеке от израненных берез, где взорвался гагаринский самолет, в полуметровой щели в снегу, нашли кожаный бумажник Юрия, и в нем, в потайном кармане была единственная фотография — молодого Королева. Я тоже в Звездном городке видела и этот бумажник, и уже поблекшую, пожелтевшую фотографию, конечно же, любительскую. Королев там стоял в наглухо застегнутой шинели, перетянутой портупеей, взгляд мудрый, оценивающий.
А в их общем деле был и такой случай. Когда впервые человек вышел в космос, в открытый космос, обнаружилось, что «Восход-2» не пошел на ожидаемую посадку, а по-прежнему мчится по орбите. На командном пункте были Королев и Гагарин. Конструктор посмотрел в сторону командира отряда космонавтов, сказал: «Принимайте решение». У Юрия Гагарина уже хватило опыта, смелости, знания космической техники, чтобы принять единственно правильное решение, которое он передал экипажу: «Вам разрешается посадка на восемнадцатом витке с помощью ручного управления». Королев внимательно взглянул в его глаза, восхищенно воскликнул: «Молодец!» Ценил за знания, преданность общему делу.
Нейл Армстронг, ступивший первым на Луну, в Звездном сказал (и по-русски):
— Все мы побывали в космосе, входя через ту дверь, которую открыл Гагарин.
Пятиметровый бронзовый монумент первого космонавта, к подножию которого он положил цветы, оставил его равнодушным, но когда подошла Валентина Ивановна Гагарина, он обнял ее худенькие плечи, долго смотрел в ее лицо пристальным взглядом — и неожиданно для всех смахнул одну и другую слезу.
Франция содрогнулась от горя в тот день, когда фото Юрия Гагарина, окаймленное траурными рамками, появилось в газетах. Он улыбался своей бессмертной улыбкой, с которой когда-то сказал: «Моя жизнь — одно прекрасное мгновение». И с того дня во всех школах Франции — общеобразовательных, католических, реформатских, частных лицеях, колледжах — 12 апреля начинается с рассказа о жизни и подвиге летчика, открывшего человечеству дорогу в космос. Французы ценят мужество. Совсем недавно он был гостем этой страны, где его встречала широкая людская река, разлившаяся на все сорок пять километров от аэродрома Ле Бурже до русского посольства. У могилы Неизвестного солдата рабочий в спецовке отдал ему свою медаль за участие в Сопротивлении. В предместье Парижа, в рабочем городке Пюто его машина ехала по красному ковру гвоздик, а в небо взлетали тысячи голубей. В рабочее предместье Иври он въехал по улице Гагарина. Машину остановили, десятки рук потянулись за рукопожатием. В городе Сен-Дени ему присвоили звание почетного гражданина и вручили «Золотую звезду». Он выступал во дворце ЮНЕСКО, был гостем ветеранов полка «Нормандия-Неман». Приемы в его честь собирали огромные толпы. Им восхищались. Он говорил о Жюле Верне, величайшем фантасте, который первым запустил в космос снаряд с тремя астронавтами. На Международной выставке авиации и космонавтики он уверял, что человечество с лихвой окупит все, что затратит на штурм Вселенной, что покоренный космос приблизит к людям тайны Земли, ее недр, он «принесет людям горы хлеба и бездну могущества», как и пророчествовал гений Циолковского. Французы решили, что русские не ошиблись в выборе первого: обаятелен, умен, общителен. Не разочаровал и американцев, выступая на сессии ООН. Но Франция была последней страной из тридцати, которые принимали Гагарина как самого желанного и почетного гостя. И многие газеты обошла фотография юной матери из Марселя: она поднесла Гагарину своего малыша и робко попросила:
— Поцелуйте его, вы же святой… Вы увидели землю глазами Бога, вы были рядом с Богом.
В Париже ему подарили очаровательного котенка, и всю дорогу до Москвы он спал у Юрия под сорочкой, не подозревая, что станет самым любимым подарком из всех, какие он привозил детям.
…Почему мы обо всем этом забыли, он же был частицей всех нас… Он был и гостем Украины.
На трикотажной фабрике
«Киянка», взглянув на взволнованные лица женщин в нарядных платьях, на их пылающие щеки, на глаза, светившиеся от радости и восторга, он воскликнул:
— Нигде и никогда не видал сразу столько красивых девчат! Честное слово!
Позже мне об этом рассказала Тамара Заборовская: и как он просто говорил с ними, как оценил ткань, заправленную в станок, как оплакивали гибель Гагарина словно брата родного, и тут же сочинили письмо его жене и решили помогать гагаринским дочерям, чем могут. Связали шапочки зимние потеплее, шарфики, рукавички. Отправили в Звездный. Скоро от Лены и Гали получили письмо. Очень хорошее, их руками написанное. Про Юрия Гагарина сказала она так, что лучше не сказать:
— Свой он был, понятный!.. А почему? Как и я, голодал в войну, ремесленник. Работал и учился, как многие из нас. Недосыпал — жить спешил. Многое вытерпел… Я рядом с ним стояла, в глаза его смотрела, лицо хорошее, честное…
Потом про него песню сочинили: «Как будто ты из сказки на землю приходил. У неба отпросился, да отпуск кратким был». Верные слова… А в Звездном городке мы все ж побывали, и Валентина Ивановна вкусным чаем и собственного приготовления печеньем нас угощала.
А был ли счастлив? Я видела двух разных Гагариных. Одного, сразу после полета, по-юношески стройного, с лучистыми глазами, когда он прилетел в Красноярск на слет молодых строителей Сибири и Дальнего Востока. Он не прошел по ступеням к сцене, на трибуну, а взбежал, взлетел. Зал задрожал от ликующего восторга. У этого Гагарина было открытое, доброжелательное, без лукавства и притворства лицо очень доброго, счастливого человека. Таким же оно было и на следующий день в Дивногорске, когда закладывали памятную плиту в котловане Красноярской ГЭС. Едва он ступил на строительную площадку, машинисты подъемных кранов включили все сирены, десятки сирен. Такого салюта он еще не видел, не слышал.
При последней нашей встрече, за полгода до гибели, это был совсем другой человек: погрустневшие глаза, взгляд терпеливого и усталого человека, этот бы уже не взлетел птицей на трибуну. Может, сказывалась усталость после недавней защиты диплома Военно-воздушной инженерной академии? Прошел день, другой — и больше не было даже намека на ту знаменитую «гагаринскую» улыбку. Даже среди верных друзей по училищу. Жизнь уже не казалась ему одним счастливым мгновением. Гражданина Вселенной засыпали охапками цветов, принимали в королевских замках и президентских дворцах, в Аккре тысячи людей стояли вдоль его пути и держали в руках факелы и свечи, гостеприимно освещая ему дорогу в сумерках. А через неделю высшие чины (никакой он не «баловень судьбы», а тоже заложник системы, заложник славы) Гагарина «воспитывали», чтоб не зазнался. А легко ли выдержать, даже при всем многотерпении и скромности, когда затискивали к прилавку ГУМа, куда забежал за игрушкой, мещанское любопытство, обывательский взгляд: а ну, какой ты, наш герой? У него было отменное здоровье и хрупкое человеческое сердце. Но кто думал о его сердце?
Он обещал мне, главному редактору Оренбургской студии ТВ, дать интервью для цикла «Парни из нашего города». Лишь тогда глаза его зажглись прежним восторгом, когда заговорили о будущем космонавтики, о международных орбитальных станциях, что деньги, потраченные на космос, будут работать на экономику страны, на разработку новых технологий, новых средств связи, новых материалов, породят новые отрасли промышленности.
Все, кто был в студии, завороженно слушали Гагарина. Но прощаясь, он вдруг предупредил:
— Это интервью в эфир можно давать только после разрешения Каманина.
— Вам?.. Разрешение? Вас — визировать?
Мое несказанное удивление что-то тронуло в нем, в тот миг и приоткрылся новый, неведомый прежде Гагарин. В его голосе прозвучала явная обида и горечь:
— Дисциплина. Каманин — генерал, я — полковник. И вообще начальников надо мной много, так что разрешение на интервью необходимо.
С горечью подумала и я: укатали сивку крутые горки — и упросила помощника первого секретаря обкома помочь связаться с дачей Каманина. Долго убеждала генерала, как важно для нас это интервью. До сих пор помню, как я, сугубо штатский человек, у телефона стояла по стойке «смирно». Столько металла было в его голосе:
— Он знает мое мнение на этот счет… Знает же!..
Я говорила, что, видимо, знает, коли не соглашался. Уговаривала несколько дней.
— Да уж так и быть! Даю добро.
— Устно? Осложнений для него не будет?
— Сказал же!
Спешу на улицу Аксакова, в отчий дом Валентины Ивановны, он только там останавливался, успокоить «гражданина Вселенной», мол, есть добро!
Он дома, сам открыл дверь, в старенькой гимнастерке, без погон, в высоких рыбацких сапогах.
— Дозвонились… До Бога высоко, до Каманина — далеко… А мы на Сакмару собираемся. Там такие лещи! Иные — по 3 килограмма!
Снова — беспечный смех. До Каманина-то далеко, а пока заветная ночная рыбалка с друзьями. И жизнь — прекрасна. Обретен душевный покой, потому и любил приезжать в Оренбург, подальше от Москвы. Значит, дорог был ему город, где впервые подчинил себе, своим рукам, своей воле дрожь МиГа, когда земля из-под шасси уходила со свистом, нараставшим вместе со стрелкой высотомера. И машина уносилась туда, куда птицы уже не долетали.
Он и погиб, как настоящий летчик: ушел навсегда в свое небо и остался в каждом из нас, как праздник, достойно выдержав все тягчайшие испытания. Американцы оставили на Луне медаль с профилем Гагарина. Оценили!
И еще о гибели Юрия
Гагарина. О ней написал сонет Дмитрий Павлычко. Народная молва долго творила легенды о его бессмертии: то его унесли к себе инопланетяне, то он живой еще и бродит среди людей. И даже космонавт Волынов по ТВ на всю страну поведал, что некто, назвавшись Гагариным, позвонил ему, сообщив факты, известные только гагаринскому набору. Совсем недавно был даже фильм о том, что его убили, мол, кому-то, на самом верху, он врезал всю правду-матку. И самолет-то специально запустили, чтобы на сильной воздушной волне они попали в штопор. Недоброжелатели «спивали» его. Неправда, что пил. Он добился через все препоны (его берегли!) разрешения снова летать. Был дублером Комарова. Несколько месяцев ежедневно изучал корабль нового типа. Готовился к новому самостоятельному полету. Строгие врачи Звездного придирчиво проверяли каждого летчика перед вылетом. Он уважал себя и дисциплину. Причина гибели: после штопора самолет из-за неточных (приблизительных!) показаний высотомера (такая была еще техника) не успел выровняться, машину подвели доли секунды. Однажды Герман Титов на бумажной салфетке, за ужином у друзей, нарисовал все это. А Алексей Леонов, стоя в студии рядом с Волыновым, сказал: «Он погиб. Мы собирали все, что было разбросано вокруг той страшной ямы, и я нашел часть уха с родинкой на шее. Я знал эту родинку». И добавил: не верьте, что Гагарина не уберегли. А разве орлы берегутся, взлетая выше гор? Он мечтал полететь на Луну, он сурово тренировался для этого полета.
Знаменитая вдова. В сердце ее он по-прежнему жив и любим. И каждый год 27 марта идет к нему на свидание к Кремлевской стене. И все мысли о нем, и договаривает те слова нежности, которые не успела сказать при жизни, потому что, съездив много раз в дремучий владимирский лес, к той рваной ране в земле, где взорвалась и ее жизнь вместе с его самолетом, она поняла твердо, раз и навсегда: он не погиб для нее, он жив в ней, и будет в ее сердце, пока оно бьется, пока она есть на земле.
В тот заветный час, на космодром его собирая, она впервые увидела, что он уже не с ней, лицо стало недоступно строгим, торжественным, а потом осветилось неведомой ей тайной. Она крепко обняла мужа, сказала твердо: «Все будет хорошо. Сердце бы чуяло беду. О нас не думай. Всего себя сосредоточь на том, главном». А после триумфальной встречи на земле грустно покачала головой с косой до пят: «Ой, не завидую ни тебе, ни себе… Спрос-то с тебя какой теперь будет». На столе лежали десятки газет, и на первых страницах улыбался ее Юрий. Были и ее портреты. Ей по душе пришелся только один, сделанный Василием Песковым. Счастливое лицо в слезах при известии, что корабль благополучно приземлился. Но все чаще говорили, мол, он теперь Колумб Вселенной и принадлежит человечеству. На международном фестивале кино, куда съехались красавицы планеты, Джина Лолобриджида к немалому его смущению обняла и поцеловала Юрия, воскликнув:
— Вот мужчина, достойный самой преданной любви!
Валентина видела эту сцену по телевидению, а когда он вернулся домой, устроила выволочку:
— Что ж дальше-то будет?
Он обнял ласково:
— Не они, Валюша, мыкались со мной по Заполярью. Мы уж вместе будем до самой последней березоньки на могилке рядом, а скоро дочерей будем замуж выдавать.
Не суждено — «до березоньки». И такая была пронзительная тоска в каждом слове, когда произнесла с горьким вздохом: «Лучше быть обыкновенной женщиной, иногда очень счастливой, иногда не совсем такой, чем самой знаменитой вдовой».
Остаться вдовой в 33 года. Да никто не посмел бы осудить ее, если бы встретился верный друг. Но не было среди встреченных за долгие годы одиночества равного Юрию по духу, даже похожего на него. Он был особенный, не гнул шапку, не угождал сильным мира сего. Не льстил и не заискивал ни перед кем, не криводушничал. Никогда не попирал слабого, невезучего. Не выбирал друзей ради выгоды. По-детски доверял людям. Был щедрым. Когда после полета ему подарили «Волгу» (и она какое-то время была единственной на весь Звездный), на ней больше ездили другие, чем он сам: то жену товарища спешно катила в роддом, то шлейф невесты из нее торчал, то кто-то встречал на ней матушку на Ярославском вокзале.
Выросли без него дочери, не увидел он и своих внуков. За 30 лет трудового стажа в поликлинике Звездного Валентину наградили орденом. Но на лондонский аукцион «Сотби» передала часы Юрия и костюм гражданский. Взяла неподалеку клочок земли под огород. Руки привыкли к труду, да и подспорье в бюджете. В доме, где каждый день искрился полновесным счастьем и всегда было многолюдно, теперь тихо и одиноко. У дочерей своя жизнь в Москве. А она не может расстаться со Звездным.
Мне позволили посетить служебный кабинет Юрия Гагарина. Я присела в его простенькое креслице и тотчас увидела настольный календарь и последнюю запись его рукой: 27 марта — полеты, ТВ, «Огонек» ко Дню космонавтики в 17.00. 28 марта — сразу, утром к Вале». Но 28 — он уже ушел в бессмертие. Кратким был его земной срок: 34 года, чуть больше жизни Христа. Он отвез ее в больницу 24 марта, приезжал каждый день. А под утро, перед его гибелью, вдруг ударилась в окно черная птица. Улетела — и опять вернулась раз, другой. Нарастало тревожное предчувствие беды. С той минуты не могла глотнуть воды после таблетки. И как только на пороге появились космонавты, она сразу все поняла: с Юрой несчастье.
Но все беды земные изживаются, проходят. Людям остается история.
Ах, этот день двенадцатый апреля,
Как он пронесся
по людским сердцам!
Казалось,
мир невольно стал добрее,
Своей победой потрясенный сам.
Александр Твардовский сочинил это сразу, быстро, и стих облетел всю страну. Особый день! Человек из черной и необъятной бездны космоса впервые увидел свою Землю, как шар, словно голубой школьный глобус. Потом этот человек покорил всю планету своей искренней обаятельной улыбкой. Имя «Гагарин» — уже на века.