Вера Рич |
Вера Рич — известная английская переводчица. Родилась в 1936 году в Лондоне, который остался ее родным городом на всю жизнь, хотя путешествовала она и работала примерно в 35 странах (неточность связана с изменением границ!).
Вера Рич много работала с украинской и белорусской поэзией. Антология белорусской поэзии в переводе на английский язык «Как вода, как огонь» (ЮНЕСКО, 1971 год) была первой, вышедшей на западноевропейском языке. Также пани Вера переводила с польского, русского, чешского, хорватского, норвежского и испанского языков. Она является учредителем и редактором журнала Manifold Magazine of New Poetry.
Вера Рич, хорошо знающая, что такое советская цензура, — активный защитник правды в литературе. Об этом и не только — наш разговор с человеком, посвятившим свою жизнь поэзии и миру перевода.
— Я доподлинно могу назвать дату, с которой началась моя карьера переводчика — 24 апреля 1956 года. В то время я училась в колледже, у нас поощрялись переводы французских и латинских стихов. Так вот, на моем двадцатом дне рождения среди гостей был украинец Владимир Мыкула. Друзья попросили меня перевести какое-нибудь стихотворение, а под конец дня Владимир спросил: «Ты не против перевести одно украинское стихотворение для публикации в журнале? — Хорошо. Но я... не знаю украинского языка. — Это не проблема. Ты выучишь!..»
Вот так, пользуясь словарем и антологией поэзии, я начала изучать украинский.
У меня тогда были теплые отношения с белорусской общиной в Лондоне, и когда они узнали, что я буду переводить для украинского журнала, то предложили мне переводить еще и с белорусского. Дескать, «если украинцам нравится твоя работа, то она должна быть действительно хорошей».
Моим первым опубликованным переводом был «Пролог» к поэме «Моисей» Ивана Франко, напечатанный в 1957 году в «Українському віснику», который выходил в Лондоне. На сорокалетие этого события Союз писателей Украины наградил меня премией имени И.Франко, чем я очень горжусь и по сей день.
Первый сборник переводов, стихотворения Тараса Шевченко, вышел в 1961 году, когда отмечали столетие смерти поэта. С тех пор я начала работать с украинской, белорусской поэзией и прозой, а также переводить с польского, румынского, чешского, русского, древнеанглийского (хотя последние трудно назвать переводами), перевела цикл стихотворений с испанского.
Свыше сорока лет я работала на журналистской ниве в Центральной и Восточной Европе — эта работа тоже была связана с переводом.
— Пани Вера, с какими «трудностями перевода» вам как специалисту приходилось сталкиваться?
— Мой принцип: переводчик должен создавать свою версию произведения в максимально приближенной к тексту-оригиналу форме. Перевод должен воспроизводить как содержание, так и стиль оригинала. Например, в поэзии должны быть сохранены ритм, ритмомелодика, система рифмования, аллитерации и тому подобное. И также нужно сохранить, я бы назвала это «спецэффекты стихотворения»: особенности его стиля, прежде всего профессионализмы, сленг, жаргон, религиозную, академическую лексику и т.д.
На самом деле ни один перевод не бывает совершенен. Тем не менее я открыла для себя то, что его можно очень приблизить к оригиналу.
Приведу пример. В «Заповіті» Шевченко есть ключевое слово «окропіте». Как перевести его на английский язык? Словари рекомендуют использовать глаголы sprinkle или spatter (забрызгивать, распылять. — Д.Д.), но знатоки английского поймут, что у этих слов несколько иное содержание. Следовательно, я была вынуждена искать что-то новое.
Несколько месяцев я пыталась найти нужное слово-образ, чтобы максимально точно передать речь Шевченко в «Заповіті». И поняла, что мне необходимо слово, которое используют священники, когда святой водой должны «окропить» тех, кто хочет приблизиться к Божьей благодати, ощутить Божий дух в себе. Это символизирует духовное очищение.
И я нашла! 1500 лет тому назад в английском языке было нужное мне слово. Согласно лингвистическим исследованиям, оно пришло в английский из языка германских племен. В древнеанглийском (англосаксонском) это слово звучит как bletsian. А дальше это «языческое» слово подверглось христианизации и превратилось в bless («благословить». — Д.Д.). Именно его до сих пор используют священники, именно его я и пыталась отыскать.
Итак, мне пришлось отыскать для своего перевода слово, которое сегодня знает небольшая группа людей, которое едва не потерялось в историческом водовороте событий... Это, я вам скажу, довольно тяжелый и кропотливый труд. Однако для переводчика главное — результат.
— Расскажите о сути конфликта, связанного с белорусской литературой, а точнее, с вашими переводами. В своей статье вы написали: это война, в которой затронули вашу репутацию как переводчика. Так что, собственно, произошло?
— Мои проблемы с Беларусью начались еще в начале 70-х. В 1971 году впервые появился том переводов белорусской поэзии на западноевропейский язык — сборник «Как вода, как огонь». Книга вышла под патронатом ЮНЕСКО. После того как несколько месяцев московский главлит (не минский!) требовал, чтобы этот сборник «рассыпали», поскольку мое предисловие не было согласовано с политикой партии, определявшей советские стандарты.
В противовес мне появились переводы малоизвестного Уолтера Мэя, которые (я об этом могу говорить со всей ответственностью) были сделаны при посредстве русского языка. То есть белорусского колорита там было очень-очень мало. Эти переводы вообще не имели никакой художественной ценности.
Недавно я узнала: ЮНЕСКО начало проект по созданию СD-диска «Белорусская поэзия на английском языке». Я удивилась, поскольку мне об этом никто не сообщил. И там собирались разместить переводы именно Уолтера Мэя, а не мои. У меня сложилось впечатление, что меня преднамеренно хотели отстранить от этого дела. Когда я начала бить во все колокола, решили-таки, что мои переводы тоже должны быть размещены. И мне просто не дали времени для подготовки качественных переводов. Кто-то «наверху» оставил всего несколько недель для завершения проекта. Я рассматриваю это как попытку изъять мои переводы с белорусского литературного рынка.
— Вы видите здесь политические мотивы?
— Да, несколько моих статей в журнале Times Higher Education Supplement были довольно критическими по отношению к политическому режиму господина Лукашенко. И это, в частности, связано с закрытием Лицея гуманитарных наук, Европейского университета гуманитарных наук, политической цензурой академических исследований и т.п. Я могла бы и дальше продолжать этот перечень.
По крайней мере я сделала все возможное для того, чтобы люди со всего мира могли открыть для себя мир белорусской литературы.
— По вашему мнению, литература непосредственно связана с политикой? Отражает ли литература, состояние ее развития и т.д. политическую ситуацию в стране?
— Я убеждена: любой художник отреагирует на несправедливость вокруг себя. Художник — тоже общественное существо... И эта реакция, это беспокойство и является тем политическим моментом, о котором вы говорите.
— Не могли бы вы сказать несколько слов о работе над переводами выдающейся украинской поэтессы Лины Костенко? Трудно ли было работать над ее поэзией?
— Я начала работать с произведениями Лины Костенко еще в 60-х годах. Потом был проект, связанный с переводом антологии творчества шестидесятников... По разным причинам он так и не осуществлен. Но я тогда перевела многие ее стихотворения, которые считаю чрезвычайно утонченными, многогранными и высокохудожественными. Такое восприятие произведений, конечно, огромный толчок к переводу.
В 2000 году, когда продолжалась работа над антологией украинской поэзии ХХ века, я прислала составителям свои переводы стихотворений Лины Костенко. Однако предпочтение отдали некоторым довольно слабым версиям из США (имею в виду переводы М.Найдана и других), которые не сохранили утонченную форму и ритмомелодику оригинала. Составитель объяснил мне это тем, что «американцы не понимают рифмы».
— Не могли бы вы дать универсальный совет: что нужно для того, чтобы стать профессиональным переводчиком?
— Переводчик, имея врожденные способности (талант от Бога, генетическую детерминированность), должен тренировать свои языковые качества так, как атлеты тренируют свои мышцы перед выступлениями на Олимпийских играх. Он должен работать с языком, с литературными текстами, обогащать себя новыми словесными оттенками, чтобы максимально точно передать содержание и стиль каждого слова в произведении и, что самое важное, должен быть поэтический «инсайт», очень тонкое чувство слова... Аристотель пишет об этом в «Поэтике»: «Инсайт» (он называет это «метафорой») — единственная вещь, чему нельзя научиться. Остальное — это результат добросовестного труда, изучения языка, художественная практика и тому подобное...
А еще переводчик должен обладать способностью погружаться в перевод полностью, не вставлять свои слова, свои мысли и т.д. Перевод — это окно, сквозь которое должен сиять свет произведения-оригинала. И это окошко должно быть создано из чистейшего в мире стекла.
Именно это превращает перевод в искусство, чего не может дать компьютерный перевод. Вы, наверное, знаете много анекдотов по поводу компьютерного перевода, в частности о переводе пословиц. Например, «Out of sight, out of mind» (полностью выбросить кого-то из своей жизни, забыть о ком-то. — Д.Д.) компьютер переводит как «оболтус-невидимка». И таких примеров можно привести множество.
— Знаю, что многие талантливые люди не любят подобные вопросы, тем не менее... Какие у вас планы на будущее? У вас приближается юбилей. Какой подарок вы хотели бы себе сделать?
— Вы знаете, мой день рождения — за два дня до страшного события для всего мира, аварии на Чернобыльской АЭС, в нынешнем году ее двадцатая годовщина. Это огромное предостережение человечеству, это такой трагический кадр нашей истории, такая рана, которая вряд ли сможет зажить... Это постоянная память. Лина Костенко очень много и очень правильно об этом писала, она жила в той зоне отчуждения, а это говорит о многом!
В 2006 году я обязана многое сделать... Но, если удастся, я бы очень хотела провести несколько празднований с моими друзьями в Украине — в Киеве и во Львове. И, конечно, в Минске, если меня не объявят персоной non grata...
— И в завершение. В чем для вас заключается вечность перевода?
— Вечность... Знаете, в моем возрасте вечность уже близка, но у меня еще очень много работы, которую должна выполнить, прежде чем встречусь со святым Петром... Ведь на небесах мне придется отвечать не только перед сонмом ангелов за свои земные грехи, но и перед моими авторами, которых не успела перевести...