Ни стыда. Ни совести. Ни сиквела.
«Очень Страшное Кино», комедия
Как бывает при разного рода эпидемиях и пандемиях, все началось с достаточно невинного явления. А именно — с противостояния офиса президента и достаточно влиятельной, как оказалось, части журналистского сообщества.
Невинным это явление вполне можно считать потому, что смена информационной клиентелы вокруг новой власти для Украины, к счастью, явление достаточно обычное. Хотя и сопровождается внутрикорпоративными склоками и медийной шумихой, но все это длится недолго. Да и сама «смена» обычно состояла в незначительной ротации внутри околопрезидентского пула, а «джентльменский набор» оставался прежним.
В этот раз все было иначе. Если упростить все до синопсиса, то президент после нескольких неудачных попыток общения с медиа решил послать по известному непечатному адресу всех журналистов вообще. Журналисты незамедлительно ответили тем же. Президент был неподдельно удивлен, как в известном анекдоте: «...ну а нас-то за что?».
Посылать в целом было за что. Изрядно обленившееся сообщество, жившее «сливами» инсайдов и компроматов, неприкрыто подрабатывающее «на подхвате» у второсортных во всех смыслах слова политиков, хотело все тех же привилегированных условий благородного лентяйства, как и при предшественниках. При том, что ниже плинтуса падала даже грамотность, не говоря о стилистике. Люди, пишущие буквами, еще как-то держались, телевизор демонстрировал дно дна и останавливаться не собирался. Малое количество нормальных медийщиков на фоне общего проседания вдруг оказались Эверестами журналистики и Говерлами нацональной словесности.
Но посыл из офиса предполагал, что «посылающие» сделают все гораздо лучше собственными силами. Прямо вот сразу после гордого отъезда с проклятой Банковой в новые светлые дали. А дальше произошло то, что произошло. И продолжает происходить.
Для меня эта ситуация с журналистами тогда была чем-то вроде «летучей мыши из Уханя». Произошло нечто экзотическое и интригующее. Но во что оно превратится, было не вполне понятно.
На сегодняшний день мы видим катастрофическую ситуацию в коммуникации между властью и обществом.
Обстоятельства этой катастрофы следующие.
Власть продолжает существовать в парадигме избирательной кампании, которую она триумфально выиграла. Социология свидетельствует, что этот триумф был достигнут за счет технологически эффективного объединения совершенно разных, иногда диаметрально противоположных по взглядам групп населения. Важная часть этой технологии — отсутствие какой-либо идеологии, поскольку идеология связывается в массовом сознании с ее отстаиванием, с борьбой. Следовательно и с жертвами. Но поскольку мы традиционно считаем, что жертвы должны быть исключительно у противника, то реальная идеологическая борьба становится уделом очень немногих.
Журналистская клиентела всегда была эффективным посредником, а иногда и симулятором идеологических месседжей для масс. Дело здесь не в морали, а в функционале. Такая ниша существует везде. А тут впервые возникла ситуация, когда вообще нечего интерпретировать, даже намеков нет. Попытки искать скрытый замысел и тайную идеологию за банальностью высказываний и аппаратными склоками тоже ни к чему не привели. В эту зияющую пустоту мгновенно устремилась разная антиукраинская нечисть, аппетитно откусывая у победителей обратно свой электорат. Управленческие кадры, хотя и с меньшей прыткостью, снова заполнились профессиональными коррупционерами и недолюстрированными жуликами.
Здесь можно воскликнуть: нет никакого провала, медийное пространство насыщено, базовый электорат все еще позволяет чувствовать себя уверенно, а пресловутая песня о шлёпках популярнее строгих патриотических текстов с маршевой музыкой!
Ошибка заключается в том, что электорат не равен социуму. Точно так же, как менеджерский опыт не равен опыту государственного управления. А привлечение внимания не означает обратную связь. Похожее — не значит тождественное.
Президент и его окружение совершают классическую «ошибку выжившего». Это статистический термин, описывающий последствия неверной выборки информации для проведения исследований. Если изучать лишь положительный опыт, мы получим весьма милые и правдоподобные, но бесполезные результаты. Склонность недооценивать недоступные прямому наблюдению данные обрекает такого управленца на вечные скитания кругами менеджерского ада в унылом среднем звене.
Немножко увеличим масштаб происходящего. Повсеместную деформацию социальных, политических и экономических отношений, связанных с ковид-19, можно назвать «биодиктатурой», поскольку все ограничения прав и свобод граждан — это чистая самодеятельность национальных правительств, нарушающая их конституционные права с помощью репрессий. При отсутствии какой-либо внятной идеологической платформы, коррупционном реванше и хорошо организованных идеологических атаках оппозиции, при злорадном хихикании прессы, президент и его окружение продолжают активно общаться, как им кажется, со своим электоратом. При этом социальная дистанция с обществом стремительно увеличивается.
Если соединить вместе два известных мема, получается примерно такая картинка. Маленький мальчик, желая сделать что-то хорошее на кухне, нечаянно поджигает квартиру. И, как известно, прячется от огня в самом надежном с его точки зрения месте — под кроватью. Но под кроватью его уже ждет с конфеткой чужой дядя из-за поребрика.
Практика информационной войны не предусматривает выдумывание каких-то особых средств поражения. Нужно лишь усиливать естественное противоречие, превращая его в неразрешимый конфликт, а конфликт — в войну. Отступление от перепуга или по недомыслию нужно превращать в бегство, одновременно направляя отступающих в расположение противника.
Эту войну Украина сейчас проигрывает стремительно, потому что исчезло само понятие стратегической коммуникации. Ну, какая стратегия вообще может быть, если средний горизонт планирования — три месяца? Структуры, которые должны заниматься «страткомом» в разных ведомствах, либо ликвидировали, либо перевели в режим генерирования пафосной бессмыслицы. Задачи, которые перед ними ставятся, и задачами-то назвать никак нельзя, потому что законодательная база для работы, а не для болтовни, в принципе отсутствует.
Общество никогда не бывает едино с властью, народ не бывает един с партией, это все хуже или лучше придуманные политические мифы. Но эти составляющие государств также не могут быть слишком далеки друг от друга — начинаются революции, мятежи и дворцовые перевороты. Ленинское выражение «верхи не могут, низы не хотят» как характеристика революционной ситуации устарело по причине архаичности классовой теории. Но деструктивное изменение потенциала напряжения между полярными частями, как в конденсаторе, — это остается неизменным.
Еще одно сравнение, которое может проиллюстрировать ситуацию с растущим социальным дистанцированием власти от общества. Представьте себе, что президент спускается к обществу вниз по лестнице эскалатора. Ну, или поднимается, не важно. Пусть это будет, например, эпизод из телесериала. И все формальные черты стремления к народу у главного действующего лица присутствуют. Он стремительно двигается, жестикулирует, говорит правильные слова. Но никак не приближается, а наоборот.
Потому что едет этот эскалатор в обратную сторону. Комическая ситуация для кино, но совсем невеселая для нас. Потому что все участники процесса уверены — они находятся там, где должны, и поступают правильно. (Да-да, общество тоже не является скопищем святых угодников и массы никогда не страдали избытком интеллекта. Мы же наблюдаем узурпацию отдельными группами граждан права представлять все общество в целом. Причем эти группы еще и воюют друг с другом, на радость дяде с конфеткой.)
Социальное дистанцирование власти от идеологии, от ценностей — опасно. Эскалатор демагогии движется, и поскольку они стоят спиной к направлению движения, падение может быть очень болезненным.
И пора снимать маски. Они все равно не помогают.