Казалось бы, трудно сегодня рассказать что-нибудь новое, что было бы связано с именем Тараса Шевченко, тем более - найти новые материалы, которые хоть частично восстанавливали бы «связь времен». Но иногда происходят события, неожиданно опровергающие это утверждение.
Каждый исследователь творчества Шевченко, разумеется, принимает во внимание, что на протяжении жизненного пути Шевченко встречался с огромным количеством людей. Среди них были такие, которые в свое время составляли интеллектуальную элиту нации, а были и простые крепостные. Каждый из них интересен по-своему, так как может помочь уточнить ту или иную сторону биографии поэта или выяснить отдельные черты его характера.
Именно поэтому меня привлекла цитата из журнала «Литературно-научный вестник» (Львов, 1901, кн.12, с.23, хроника). Позволю себе привести ее целиком: «У г. Лаврентия Петровича Бойко, который живет в с. Белоцерковцы Лохвицкого уезда Полт. губ., сохраняются вот какие рисунки, сделанные, как говорит Бойко, самим Шевченко: 1) Портрет Л.П.Бойко, 2) Икона Спаса Нерукотворного. Сей Бойко служил у Тарновского, где и познакомился с ним Тар. Гр. и на память нарисовал его поличье (портрет) и икону. Собственно, икона уже не у Бойко, а продана им г. Владимиру Пищанскому, живущему в Лубнах. Действительно ли рисунки сделаны бессмертным поэтом, не можем сказать, а только слышали о них». Подписано криптонимом: Щ.Д.
Кроме этого, ссылка на эту заметку в несколько измененном виде содержится в книге «Тарас Шевченко. Мистецька спадщина. Т.4. 1857-1861» (К., 1963, с.94, поз.312). Что касается сведений о самом Л.Бойко, то в 10-м томе академического издания сочинений Шевченко (К.,1963,с.139) находим комментарий: «Бойко Лаврентий Петрович - крепостной музыкант Тарновских». Информация о портрете была выявлена также во время научной экспедиции по шевченковским местам, которая проводилась в 1960 году силами студентов Киевского госуниверситета под руководством Н.И.Дубины (ныне - профессор). Тогда же появились первые газетные сообщения о портрете, а в упомянутом академическом издании, которое тогда как раз готовилось, этот портрет комментировался как утраченный. В очередной раз вопрос о судьбе портрета встал сейчас, при подготовке нового расширенного 12-томного издания произведений великого Кобзаря, выходящего в издательстве «Наукова думка» и, к сожалению, безнадежно «затормозившегося» на 4-м томе.
Теперь следует пояснить, почему именно этот материал привлек мое внимание. Во-первых, фигура Лаврентия Бойко заинтересовала меня в связи с изучением нашей родословной, поскольку он был прапрадедом моего отца. Во-вторых, в год последнего юбилея Кобзаря нам наконец посчастливилось найти этот самый портрет, который в нашей семье с конца двадцатых годов считался пропавшим. (Интерес к нему в те годы был связан со сбором шевченковских материалов для Киевского музея Шевченко). Оказалось, что портрет долгое время хранился у далеких родственников на Ровенщине. А путь поисков портрета пролегал через Львов, Полтаву, Чернигов, Санкт-Петербург...
Во всяком случае, речь идет о портрете лица, которое, с одной стороны, исходя из приведенных данных, было знакомо с Шевченко, а с другой стороны - представляет определенный интерес для меня как одна из ветвей генеалогического древа. Хотелось бы подчеркнуть, что в данном случае не идет речь об окончательном признании авторства Шевченко, однако сам факт этой находки вряд ли можно считать малозначительным.
Итак, мы уже имеем дело с конкретным документом, который кое в чем связан с именем Шевченко. Что же он собой представляет? Это портрет, написанный маслом на холсте, его размер - 270х220 мм. Краска, которой написана одежда и фон, сейчас выглядит как черная. Кое-где она обсыпалась. На обороте есть надпись, которая может быть расшифрована как «Лавр. Петр.». Видимо, ее сделал кто-то из родственников много лет назад. На лицевой стороне просматривается надписанная фамилия, заканчивающаяся на «-ко» или даже на «-нко», с характерным завитком снизу. По краям проходят складки, свидетельствующие о том, что когда-то давно портрет был обрамлен или натянут на деревянную основу. Помещаем его репродукцию.
Дальнейшие объективные рассуждения затрудняет отсутствие другой иконографии Л.Бойко. Для меня же идентификация личности Бойко менее затруднена, поскольку я заручился свидетельством двух его оставшихся в живых внуков, которые безоговорочно узнали на портрете лицо деда (по детским впечатлениям и по рассказам своих родителей). При визуальном анализе вывод об авторстве Шевченко напрашивается далеко не сразу. По мнению специалистов из Киевского государственного музея Т.Г.Шевченко, творческий почерк автора портрета в чем-то напоминает манеру Глафиры Псиол (имеется в виду портрет Варвары Репниной, написанный в тот же период). К счастью, в Киевском художественном институте была проведена бесплатная и достаточно добросовестная экспертиза, ее выводы подписаны профессором кафедры техники и реставрации живописи А.Ф.Беляем. Кроме традиционных для таких случаев сведений о грунте, основе живописи, о наполнителях, вяжущих, защитном слое и проч. отмечен и ряд особо важных моментов. Так, все пять пигментов живописного слоя относятся к числу таких, которые использовались художниками начиная с периода не позднее середины ХVIII века. Последние строки заключения экспертов гласят: «Портрет не имеет никаких позднейших подновлений. На основе проведенных исследований можно допустить, что портрет написан в первой половине ХIХ столетия. Для полной атрибуции этого портрета необходимо искать аналогичные атрибутированные произведения, а также архивные материалы».
Помимо прочих допущений все же интересно определить, когда мог Шевченко познакомиться с Лаврентием (Лаврином) Бойко и, возможно, написать его портрет. Наиболее вероятной является версия, по которой это могло произойти во время пребывания поэта в Качановке (ныне - село Ичнянского района Черниговской области) в 1843 и 1845 годах. Как известно, в этот период Шевченко по поручению Киевской археографической комиссии ездил по Украине и делал зарисовки для альбома «Живописная Украина». Вряд ли в селе можно было найти более качественные краски, и, возможно, рука гения все же прикасалась к этому полотну полуторавековой давности, явно написанному «на едином дыхании»... Впрочем, в имении В.В.Тарновского-старшего (1810 - 1866) в Качановке бывали многие художники, о чем свидетельствует неопубликованный доныне альбом «Качановка», хранящийся в Черниговском историческом музее. Он содержит множество автографов гостей, среди которых имена Репина, Ге, Жемчужникова, Прянишникова, Маковских и многих других. Среди них, конечно, Шевченко и еще одно достаточно известное имя - В.И.Штернберг (1818 - 1845). Именно на Штернберга в данном случае падает «подозрение» в авторстве загадочного портрета. В самой Качановке сейчас создан музей-заповедник, куда и передан портрет.
Ну а что же с упоминаемой в журнале 1901 года иконой? Эту загадку разгадать, наверное, не удастся никому. В.Пищанский - давний покупатель иконы, похоже, канул в лету. На запрос в Лубны о проживающих там Пищанских я получил неутешительный ответ - с такой фамилией давно никто не значится.
Здесь также следует упомянуть, что в ходе упомянутой научной экспедиции 1960 года возникло предположение, что Бойко мог быть прототипом скрипача и виолончелиста Тараса Федоровича - героя русскоязычной повести Шевченко «Музыкант», написанной в 1854 - 1855 годах. Во многих местах этой повести идет речь о селах Качановка (названном Кочановка) и Дигтяри, Тарновский назван Арновским, а действие происходит во время поездки Шевченко по Украине. Упомянут там и Штернберг, встречавшийся с Кобзарем в мае 1843 года. Любопытно, что имя и фамилия Лаврентия Бойко полностью совпадают с именем и фамилией двоюродного брата Шевченко по матери (Бойко - девичья фамилия матери поэта). Это могло обратить на себя внимание при их встрече. Но на сегодняшний день в шевченковедении бытует прежняя версия о том, что прототипом Музыканта был другой крепостной музыкант - Артем Наруга.
Итак, справедливость вынуждает признать, что пока портрет имеет ценность исключительно как изображение человека, знакомого с Шевченко. Поэтому, как мне кажется, стоит привести короткую справку о Лаврентии Петровиче Бойко. Нам хорошо известно, что у него было семеро детей (трое сыновей и четверо дочерей) и не менее тридцати двух внуков. Одним из них был Петр, мой прапрадед, у которого было 12 детей, в числе которых моя прабабка Татьяна (1885 - 1965), в свою очередь породившая 10 детей... Как видим, число гордых наследников портретируемого сегодня исчисляется уже четырехзначным числом.
Наш далекий предок умер в глубокой старости накануне первой мировой войны в Белоцерковцах (ныне - Пирятинский район Полтавской области), место его захоронения находилось в усадьбе, сейчас там проходит шоссейная дорога... Мать его служила горничной в имении Василия Тарновского. Об отце Лаврина никогда ничего не было известно, что наталкивает на определенные мысли, особенно если учесть нравы этого высокопросвещенного помещика. Кстати, подлинные потомки Тарновских отнюдь не затерялись. Одну из его наследниц мне удалось отыскать - она жительница Киева.
Потомков Л.Бойко в Белоцерковцах и соседних селах называли не иначе как «Лавриненцы», по имени предка. Немало интереснейших преданий довелось мне услышать от тамошних старожилов. Известно, что со временем Бойко стал членом земской управы Лохвицкого уезда Полтавской губернии. У него было много земли, в свое время он сам выкупился из крепостных. Помнят и о том, что когда-то односельчане предали его проклятию, на что были свои причины. По поручению Тарновского Лаврину, как управляющему, было велено собрать у вольных казаков документы, подтверждавшие право на владение соседними землями. Когда поручение было выполнено, коварный помещик сжег эти документы в каких-то своих корыстных целях. А вина, как водится у крестьян, пала на «стрелочника»... Хотя пан Тарновский как бы во искупление своих грехов в 1861 году построил церковь на берегу реки Многа. А на судьбу портрета эта история повлияла отрицательно - потомки Лаврина недолюбливали и с портретом обращались крайне небрежно, его спас защитный слой равномерно нанесенного смоляного лака.
Окончательно развязать весь узел проблем и неточностей могли бы обращение к фондам Черниговского городского архива и детальное профессиональное исследование портрета. А архивный фонд Тарновского, хранящийся в Черниговском историческом музее (более 1000 документов) и частично в Республиканском архиве в Киеве, содержит в основном многочисленные письма к родне и знакомым, среди которых было немало выдающихся личностей. Ведь Тарновский-старший учился в Московском университете, был знаком с Гоголем, Глинкой. Среди этих документов практически нет датированных 30 - 40-ми годами ХIХ столетия, да и встретить упоминание о рядовом крепостном музыканте там маловероятно. Неизвестно, обогатит ли портрет Шевченкиану, но сейчас он нуждается в тщательной реставрации и консервации. Его готовы были бы экспонировать в Каневском музее Шевченко, а в Киевском музее был замысел включить портрет в число экспонатов выставки сомнительных живописных работ Кобзаря. Возможно, настанет день, когда в этой запутанной истории будет поставлена точка.