Не успело человечество как следует опомниться после культурно-технологического вызова, брошенного ему изобретением Интернета и усовершенствованием цифровых технологий, как со спринтерской скоростью перед ним открываются все новые и новые рубежи виртуальной безграничности. Множество инноваций и новейших технологий уже сегодня поставили в практическую плоскость «вот-бери-сейчас-и-пользуйся» то, что совсем недавно мы считали всего лишь призрачной отдаленной тенденцией, недосягаемой «еще-не-теперь-а-где-то-вскоре» стадией общественного развития с многозначительным лейблом «постиндустриальная (или же информационная) эпоха».
Информационная эпоха метет вьюгой в ворота каждого народа, каждого сообщества и каждого индивида: кто-то (кто готовит сани летом) в ожидании радуется, готовясь к рискованным, но многообещающим соревнованиям со стихией, кто-то настойчиво устанавливает ветряные мельницы, кто-то острит информационные мечи, кто-то утюжит паруса; другие, наоборот, вместе возводят каменные стены, наглухо закрывая двери и окна, чтобы обороняться от чего-то до сих пор неизвестного и к тому же незваного. Однако есть и такие, кто упрямо не замечает маняще-грозных порывов вьюги, считая разговоры о вызовах информационной эпохи развлечением болтунов-интеллектуалов, пока не стукнет в дверь, и тогда, по старой привычке, — «на фарт ощупью».
Ода потребителю
Перефразируя солдафонскую шутку о старшине, можем с легкостью вывести закон успешного развития социально ориентированной рыночной экономики: «1. Потребитель всегда прав. 2. Если потребитель не прав, смотри 1». Именно потребитель является альфой и омегой эффективности любой инициативы: как коммерческой, так и благотворительной, как развлекательной, так и образовательной, как спекулятивной, так и просветительской.
После полной теоретической победы доктрины всевластного потребителя навсегда в исторический утиль списывается формула «не нравится — не покупай». Формула, в которой потребителю отводилась второстепенная функция. В соответствии с ней, главную скрипку общественного прогресса играли производители, диктовавшие условия, предлагая на рынок «то» и «тогда», «что» и «когда» было удобно и выгодно именно им, с классической формулой «на каждый товар найдется свой покупатель».
Основным движителем изменения философии рыночного развития стал именно поворот человечества к информационной эпохе. Настали времена, когда каждый производитель с легкостью может узнать о том, что именно предпочитают потенциальные потребители, не проводя сверхсложные маркетинговые исследования, а лишь существенно расширив собственные аналитические подразделения, которые сегодня могут не только изучать поведение потребителей, но и в значительной степени формировать его, используя безграничные возможности, которые предоставила им современная информационная цивилизация.
С изменением философии рыночной экономики положение потребителя существенно улучшилось, но вместе с тем стало более уязвимым. Информационная индустрия уже сейчас предлагает ряд утонченных взаимодополняющих способов манипулирования потребительскими вкусами — вплоть до прямого их формирования. Шлифуются способы эффективного формирования общих ценностей и требований потребителей, и таким образом имеем весь комплекс отрицательных явлений, порождающих то, что мы уже привыкли называть «потребительской психологией».
Тем не менее открытые возможности — это также стихия, и от того, насколько ловко сообщество учится управлять этой стихией, прямо зависит степень полученных им дивидендов или/и убытков. От ошибок не застрахован никто, но, как известно, лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что потеряно. Не заметить информационную революцию трудно, однако пассивно наблюдать за ней — позиция до неприличного инертная, особенно теперь, когда эта революция делает свой новый определяющий виток — к интерактивности.
Именно коммуникация, виртуальный диалог, двусторонняя инициатива и реактивное взаимодействие между производителем и потребителем красной нитью пометит новый этап информационной эпохи.
В каждой сфере общественной жизни будет наблюдаться усиление взаимодействия по вертикали «продуцент — клиент», однако нигде эта тенденция не приобретает такую выразительность, остроту и значимость, как в медиаиндустрии и смежных областях нематериальных развлечений — то есть повсюду, где потребитель выступает в роли читателя, слушателя и зрителя.
Оставляя в стороне (учитывая их очевидность) размышления о непосредственной зависимости интерактивности и демократии (и прежде всего свободы слова), нелишне посмотреть на проблему интерактивности не с позиций общественных ценностей, а скорее с нейтральной, аналитической точки зрения. Это поможет познать сущность этого явления, а уже со временем легко инструментализовать его при необходимости в общественный контекст развития демократии.
Галопом по эпохам
Имманентно каждый вид искусства требует от его потребителей ответной реакции. От того, насколько плодотворен и полноценен диалог, то бишь мультилог, между автором и потребителями, зависит общее развитие обоих. Философия творчества базируется на постулате взаимодействия, когда не только идеи автора влияют на потребителя (слушателя, зрителя, читателя), но и обратная реакция потребителей формирует творческую культуру самого автора.
Когда книги писали от руки, музыку исполняли в салонах, а картины хранили в частных собраниях, взаимодействие «автор — потребитель» происходило на буквальном уровне: высокое искусство было преимущественно прерогативой незначительного слоя общества, а для автора почти нормой было физическое присутствие на значительном количестве собственных презентаций. Обратная реакция на устное народное творчество, которая тоже полноценно изобиловала в доиндустриальную эпоху, также поступала сразу после исполнения произведения, так что диалог между автором/исполнителем и потребителем не прерывался, творя и органично развивая тогдашний культурный дискурс.
Зато с изобретением печатного станка человечество плавно перешло в эпоху конвейерной индустриализации. Времена, когда выполнить копию зачастую было не проще, чем создать оригинал, уходили в небытие. А с ними и камерность искусства, при которой автор был в непосредственной связи с критической массой своих почитателей.
Конвейеризация творчества сыграла мощную просветительскую и интеграционную общественную роль, но вместе с тем у авторов исчезло реальное представление о влиянии творческого продукта на общество и потребителя (делать выводы только по весьма условным и многозначительным показателям количества продажи продукта — дело скорее коммерческое, чем онтологически присущее творчеству).
Однако, учитывая полнейшее доминирование преимуществ этой модели над ее недостатками, человечество было вынуждено принять ее, заменив первоначально существующую связь между автором и потребителем на внешне подобные формулы обобщения отзывов читателей, представленных ими во время опросов или же в письмах. Несмотря на то, что с позиций формальной логики эта модель абсолютно хаотическая, она прочно внедрена во все современные форматы творчества, а ее функциональность не вызывает у нас никаких нареканий, поскольку кажется очевидной и единственно возможной (ведь получить отзыв от десятка тысяч небезразличных читателей — дело, возможно, и полезное, но крайне хлопотное и явно физически просто непосильное).
Новейшая констелляция
Решение хорошо подзабытой дилеммы пришло неожиданно и случайно, причем оттуда, откуда никто не ожидал — а именно из Интернета, который все комментаторы в один голос считали носителем и движителем конвейеризации.
Клин действительно выбивают клином. Интернет — как синоним массовости и информационной беспредельности, нивелирования единицы-потребителя — привнес в современный культурный дискурс явление интерактивного творчества, де-факто повернув отношения автор — потребитель в первичный статус тесной салонной коммуникации, причем придав ей принципиально новые черты, такие как селективность, эвентуальная анонимность, гибкость относительно времени и формата коммуникации, а также радикальная осведомленность относительно другой стороны (одним кликом в Интернете можем собрать достаточно полную картину о собеседнике за несколько секунд или минут).
Однако и это не главное: засилье принципов конвейеризации побуждает обе стороны диалога установить другой формат отношений, сущность которых состоит во взаимном дополнении автором потребителя, а потребителем автора. Перетекание функции автора к потребителю и наоборот — принципиальное отличие нового формата отношений между сторонами. Их амплитуда иллюстрируется мощным современным трендом информационного общества, который заключается в понятии «открытые интерактивные ресурсы».
Обходя юридические, этические и коммерческие стороны регулирования этой формы собственности, отметим, что по сути (а для творчества именно суть, а не форма является чертой определяющей) речь идет о революции общественных креативных стандартов.
Бешеный успех (с финансовой точки зрения речь идет о девятизначных суммах доходов) новых форматов интерактивного предоставления продукта творчества уже сегодня побуждает американских и европейских идеетворцев к надлежащему осмыслению этого феномена. Кое-кто даже отважился говорить о нем как о «практической морфологизации ноосферы» в терминах де Шардена и Вернадского. Кроме финансовой, коммерческой и культурной сторон этого явления достойно внимания также и без того присущее американской психологии культивирование непридуманной «сказки» о двух студентах, которые за год выстроили виртуальную империю, не выходя из дому. Так что речь идет и об идеологии.
Примеров успешности интерактивных открытых ресурсов немало: это и энциклопедия нового формата Wikipedia, и крупнейшая поисковая система Google, портал обмена персональным видео Youtube, ряд новейших компьютерных игр, в которых до 90% содержания создают сами участники, а также форумы и отделы прямых комментариев читателей на интернет-страницах большинства газет. Более того, уже сегодня некоторые производители фильмов и носителей для их проигрывания заявляют о внедрении форматов интерактивности в кино. Зрителю, например, будут предлагать самому выбрать решение за того или иного героя, в соответствии с которым и будет развиваться дальнейший сюжет ленты. Серьезно думают и над тем, чтобы передавать зрителям запахи, соответствующие сюжету картины.
Каждое новое явление, прежде чем открыто заявить о себе, приближается к нам намеками, отдельными частями и признаками. Его своевременное распознание — это не только эффективное оружие для надлежащей защиты от возможных отрицательных его сторон, но и способность набросить на него общественное лассо, возможность вовремя приручить, чтобы со временем эффективно использовать.