За полвека жизни в журналистике на мою долю перепадало множество разных заданий, но одно запомнилось особенно.
— Сейчас в Ялтинском доме творчества писателей отдыхает Сергей Смирнов, — сказал однажды редактор. — Надо сделать с ним интервью для Крымского телевидения...
В то время Сергей Смирнов без отрыва от отдыха работал над книгой об обороне Лиепаи. По ходу беседы он встал из-за стола, подошел к шкафу и выдвинул огромный нижний ящик, доверху заполненный письмами.
— Кто бы и сколько бы ни писал о войне, — сказал он, — никому не сравниться вот с такими произведениями. Когда пишет фронтовик, каждая строка выверена жизнью и смертью.
Эти слова вспомнились мне, когда недавно я раскрыл книгу С.Смолянникова и В.Михайлова «Веду бой за правду», основу которой составили воспоминания гвардии капитана Алексея Яковлевича Лещенко, командира легендарной 35-й батареи, одного из тех, кто последним покинул Севастополь трагическим июльским днем 1942 года. И кто потом сдержал свою клятву, вернулся на мыс Херсонес, установив на место символический заветный камень. И, главное, вернул из забытья все — до единого! — имена и мертвых, и живых своих батарейцев, тех, чьей кровью был омыт этот камень: комиссара батареи Арема Сунгурьяна, комендора Николая Шевцова, пулеметчика Алексея Семенюка, радиста Якова Шейкина, командира орудия Романа Чападзе и многих других.
Все они заступили на дежурство по боевому обеспечению береговой обороны флота в ночь с 21 на 22 июня 1941 года. И необходимость в таком обеспечении возникла уже «ровно в четыре утра».
Из дневника комбата: «Проводя работу по сигналу «Развертывание», мне и в голову не приходило, что это настоящая боевая тревога, а не учебная. О том, что напала фашистская Германия, у меня и мысли не было, ведь недавно был заключен договор о дружбе и ненападении».
Боевое дежурство батареи затянулось почти на год, а для многих и вовсе длиной в жизнь. Скупые, честные, выстраданные строки, уникальные фотографии, фотокопии документов и схемы открывают картину одновременно и героическую, и трагическую, которую не способен воспроизвести никакой художественный вымысел. Это надо пропустить через сердце. За
65 лет рукопись комбата так и не была обнародована. Нетрудно понять почему. Она несла в себе ничем не закамуфлированную, кровоточащую правду о войне. А потому в прокрустово ложе «краткого курса» не укладывалась.
Очень уж неудобные факты приводил комбат. О том, например, как проспала первый вражеский налет вахтенная службы Херсонесского маяка, чей свет послужил хорошим ориентиром для асов люфтваффе... Или как в разгар сражения гигантский ствол крупнокалиберной башни, отражавшей очередной штурм, не выдержал непосильной огневой нагрузки — произошел самопроизвольный взрыв.
Из дневника комбата: «Я увидел страшную картину, вся горизонтальная броня башни сорвана, обслуга убита, и трупы горят в бушующем пламени...»
Уже через два часа на место взрыва прибыли особисты, и ничто не спасло бы ни в чем не повинного командира от расстрела на месте, если бы не вмешательство флагмана артиллерии Черноморского флота Августа Рулля. К концу июня 42-го года близилась развязка, одна за другой выходили из строя батареи Северной стороны. 35-я оставалась последним бастионом крупного калибра. И у Лещенко было в наличии лишь шесть шрапнельных снарядов.
Из дневника комбата: «Я навел орудие туда, где виднелось особенно большое скопление врагов. Выстрела не слышал, но на том месте, куда целил, немцев вдруг как ветром сдуло. Невозможно передать словами, что это такое: стрельба картечью из 12-дюймовых орудий! Каждый выстрел стоил фашистам сотен солдат и офицеров».
Снаряды закончились. Напоследок приберег командир надежный запас взрывчатки: с десяток мощных глубинных бомб и несколько килограммов тротила. Когда кольцо окружения сомкнулось, он дал приказ на уничтожение. Батарея погибла, но не сдалась. А остававшиеся в живых батарейцы еще сражались две недели, отбивая атаки превосходящих сил противника, с надеждой глядя на море: не прорвется ли к ним через сплошной огневой заслон спасательный катер. И чудо случилось, пробились таки к Херсонесу несколько сторожевиков. Горсточка бойцов в ночь на 2 июля 1942 года сумела пробить себе штыками дорогу к причалу, да еще и раненного командира вынесла на руках.
В книге «Веду бой за правду» помещена фотокопия послужного списка комбата. С присущей ему бескомпромиссной прямотой в сакраментальной графе о родственниках за границей он честно указал: «Двоюродный брат отца Лещенко Петр Иванович эмигрировал с белыми в 1920 году». Вот такой компроматище! Тень опального певца, чей «Чубчик кучерявый» тайком напевали даже самые правоверные особисты, в те годы вполне могла поставить крест на судьбе советского человека. И Алексея Яковлевича привлекали, исключали из партии, восстанавливали. Что не помешало ему после госпиталя поучаствовать в героической обороне Кавказа и сделать для победы все, что было в его силах.
До последнего вздоха Алексей Яковлевич Лещенко упорно посылал свои записки в газеты, журналы, получая вежливо-уклончивые отказы. И все же такие рукописи, выверенные жизнью и смертью, не горят. Два капитана первого ранга, два писателя — Сергей Смолянников и Виктор Михайлов — продолжили гражданский и творческий подвиг Сергея Смирнова, создали эту книгу, предоставив наконец слово фронтовику — слово правды. Их поступок ценен вдвойне, поскольку за плечами двух капитанов не было ни центрального телевидения, ни державной поддержки. Издание помечено ремаркой: «Книга не реализуется через торговую сеть». Остается уповать, что она попадет хотя бы в библиотеки — последний бастион «самой читающей в мире» страны.