UA / RU
Поддержать ZN.ua

Неврозы, которые нас объединяют

Почему же мы никак не можем объединиться?

Автор: Олег Покальчук

Ведьмаку заплатите чеканной монетой, ведьмаку заплатите — зачтется вам это!

Песня барда Лютика

Белорусские события вернули многих украинцев в состояние посттравматического стрессового расстройства, напомнив о воодушевлении зимы 2013/2014 года, постепенно сменившемся разочарованием, длящимся по сей день.

Впрочем, это общенациональное стрессовое расстройство довольно давнее. Только в новейшей истории мы можем припомнить три масштабных эйфорических всплеска — 1991-го, 2003–2004-го и вот, крайний, 2014-й. Это если не считать разных промежуточных микромайданов. Да еще выборов, общенациональных и местных. Со всеми их сопутствующими высокими мечтами и приземленными разочарованиями. Поэтому если вам встретится взрослый вполне социализированный человек без невроза, то это, скорее всего, иностранец.

Время всех этих всплесков порождало значительное количество разных культурно-политических инициатив, индивидуальных и групповых. И иногда во главе этих инициатив оказывались даже вполне себе честные и достойные люди. Хотя они довольно быстро теряли эти качества, если им приходилось становиться властью. Честь менялась на статус, а достоинство — на деньги. Такой себе матримониальный обмен в период достижения политико-половой зрелости.

И надо всем этим неизбывно несся театрально-драматический народный вопль: «Когда же вы наконец объединитесь?». Дальше этот стон обычно сопровождается рядом эпитетов, преимущественно неприличных. Почему люди, которых нецензурно обзывают, должны хоть как-то внимать этим призывам — одна из загадок украинской политической жизни с ее неповторимым ландшафтом и вечно меняющимся климатом. Поэтому поговорим о некоторых составляющих этого невротического явления.

Есть такая зоологическая легенда о дикобразах. Якобы с наступлением холодов эти животные инстинктивно пытаются сбиться в стаю, чтобы согреться, но тридцатисантиметровые иголки не дают им прижаться друг к другу. Они разбегаются в стороны от взаимных уколов, и все начинается сначала. Единственная правда состоит в том, что дикобразы в основном живут в горах, где бывает довольно холодно. Это животное нестандартное и спасается от холода в очень качественно выкопанных сложных норах, фактически схронах. Насчет длинных иголок и схронов тут есть вполне определенное сходство с украинцами. Как и со взаимными уколами и тенденцией «нагреть» друг друга.

Наверное, одно из самых устойчивых верований человечества — это миф о грядущем всепоглощающем единстве как средстве избавления от всех напастей. Такой социально-политический Грааль.

Несколько замечаний о том, как это работает на самом деле.

Общественно-политические движения и политические партии всегда и везде принципиально различаются по членству и алгоритмам решения своих задач. Поэтому с движениями в Украине все всегда было замечательно. А с партиями, мягко говоря, никак.

Превращение движения в партию простым (дешевым) путем ее переименования и регистрации приводит лишь к тому, что рассыпается структура и дискредитируется идея движения. В итоге остается кучка амбициозных аферистов некогда бывших народными любимцами, наперегонки бегающих с одного телеканала на другой и стремящихся вывалить в прайм-тайм очередную порцию банальностей.

В украинской политической реальности традиционно преобладает «обкомовское мышление», включающее в себя преобладание конъюнктуры над идеей, скучную или утопическую политическую платформу. А также рекрутинг не творческих, но исполнительских сил. Если кадры все же подбираются, начинается титаническая прокрустова работа по превращению творческих людей в послушных исполнителей, как в старом рассказе Пелевина «Омон Ра», где советскому космонавту торжественно отрезали ноги, чтобы он смог поместиться в отечественном космическом корабле.

Продолжая космическую аллегорию, можно сказать, что за время существования украинской политики вокруг ее ноосферы кружит пояс из обломков неудавшихся политических проектов, уже, наверное, размером с кольца Сатурна. Эти обломки постоянно сталкиваются друг с другом и даже на какое-то время сцепляются, порождая красивые оптические явления. Но не более того.

К нашему исторически сложившемуся объединительному несчастью добавилась еще и мировая когнитивная катастрофа. Все констатируют неуверенность, растерянность и непонимание происходящего. Объясняют это то мировым терроризмом, то эпидемией, то падением нравов и прочими 5G.

Но все это — следствие, а не причина.

Мир по каким-то причинам стремительно ускоряется. Если раньше вы сидели в вагоне поезда, согласно купленным соответственно статусу билетам, и с интересом рассматривали в окно знакомые и новые пейзажи, то теперь этот поезд уже мчится с огромной скоростью. И условная картинка за окном смазывается, расплывается до неузнаваемости. Нарастают вибрации внутри вагона. Все ваши вещи, элегантно-небрежно разбросанные в зоне комфорта, летят в угол, разбиваются, ломаются и портятся.

У объединительного невроза есть две составляющие. Первая — это неразрешимая проблема лидерства. Следует заметить, что опции лидерства, руководства и управления — совершенно разные вещи. Современное политкорректное слово «лидер» на самом деле означает вождя с безусловным авторитетом, вследствие которого он требует безоговорочного подчинения. Поэтический запрос на это есть, мы вообще нация поэтов во всем. Но вождизм — очень древний формат, он существует с тех времен, когда никто не считался ни с материальными, ни с человеческими затратами. И сегодня мы наблюдаем окончательную гибель старых автократий, вне зависимости от личных качеств вождей и достаточно мутных перспектив их преемников.

Эффективное руководство требует даже не столько компетенции, сколько умения поступаться собственными амбициями ради успеха всего проекта. И отказа от вечной украинской тенденции непременно подбирать в окружение людей глупее себя. Более того, компетенция в одной области совершенно не означает права высокомерно изрекать какую-то глупость в другой (из свежего — нобелевский лауреат Алексиевич, несущая примитивную чушь об украинском Майдане).

Эффективное управление вообще не предполагает значительной персонализации, что для нашего национального характера почти невозможно. Потому что эффективное управление, вопреки всем либеральным книжкам — самое негуманное. Оно по определению не считается с соплями и воплями своего коллектива, не говоря уже обо всех остальных. Оно мгновенно ликвидирует бестолковых смутьянов, качающих права, а толковых так же мгновенно повышает и награждает, чтобы они заткнулись и не мешали.

Поэтому, продолжая аналогию с обкомом, самая желаемая и реалистичная должность у нас — Начальник. В начальники выбиваются (именно — «выбиваются») два типа людей — «комсомольцы» и «аферисты». Первые совсем не обязательно должны иметь опыт комсомольской работы, хотя мы видим блестящие карьеры бывших комсомольских аппаратчиков и молодых коммунистов, некогда верных ленинцев, составлявших «молодой» отряд коммунистической партии.

Сегодняшний комсомолец — это респектабельный негодяй или негодяйка с хорошим пониманием того, как система работает на самом деле, и полным отсутствием морали. Комсомолец обычно «демократ», аферист — обычно «революционер». Аферисты — начитаны, но системно необразованны. И компенсируют это телевизионной харизмой и актерским талантом. Карьеристы — вечно голодные, рвущиеся наверх, к властным рогам изобилия. Аферисты, как мелкие хищники, охотятся в горизонтальном измерении, они более активны, но менее жадны. Обожравшийся и прилегший отдохнуть аферист легко становится заметной добычей для более крупного хищника, нападающего сверху.

Оба типа начальников хорошо дополняют друг друга, потому что не являются прямыми конкурентами в беспощадной борьбе за инструменты накопления ресурсов, то есть за людей. Иногда они вступают в ситуативные союзы, изредка даже публично. Что у народных масс вызывает горячие слезы умиления. Которые быстро высыхают, как только массы понимают, что их опять надули. И так до следующего раза.

Теперь немного о народных массах, требующих от своего или чужого начальника, чтобы он с кем-то объединился. Есть три типа союзов: унитарный, федеративный и конфедеративный. Первый наиболее стабилен. Но исключает любой плюрализм и демократию, хотя возгласы об объединении рождаются именно из демократических убеждений. Возможно, причиной этого являются литературные и кинематографические мифы о пестром, полуголом и полупьяном казацком войске, которое выбирало себе гетмана криками и бросанием шапок вверх. После чего одерживало невероятные воинские победы над хорошо вооруженным врагом. Демократы, требующие авторитарного управления, где они почему-то непременно должны быть начальниками, — это очень по-нашему.

Федеративное объединение более реалистично для создания, потому что щадит амбиции групп-участников, сохраняя за ними некоторые права в обмен на общие обязанности. Но для такого объединения должна быть понятная всем без исключения реалистичная цель, одинаково выгодная всем участникам. История, в том числе новейшая, знает такие объединения. Но их костяк составляла многократно воспетая в народных песнях «голота», санкюлоты-голодранцы, люди, которым почти нечего было терять. Они могли только сообща что-то быстро приобретать. Поэтому они всегда зовут всех на улицу или на площадь, а не в скучные кабинеты и аудитории. На основании этого, в шестидесятые, Франкфуртская школа неомарксистов провозгласила студенчество новым революционным классом. Для бунта этого оказалось достаточно. Но для революции — совершенно нет. Как только голота действительно отвоевывает себе какой-то ресурс, начинается процесс его дележа, и на этом равенство и братство заканчиваются. Но те, кто не участвовал в процессе, продолжают взывать к объединению.

Это вполне касается и Украины, как бы гордо ни называли мы свои знаковые события «революциями». С точки зрения эволюции мировоззрения этот термин еще более-менее применим, но не более. Поскольку никакого изменения общественного строя за 30 лет, по сути, не произошло. Он как был, так и остался постколониальным, компрадорски-олигархическим. Менялся лишь удельный вес национального фольклора в декорациях. Люди, да — изменились сильно, а вот режим «глубинного государства» — нет. Потому что это — непересекающиеся на самом деле Вселенные.

Конфедеративное объединение или картельный принцип — тот тип отношений, при которых по большому счету никто никому ничего не должен. Все имеют некую приблизительно очерченную цель, которую каждый понимает по-своему, но это понимание никоим образом не нарушает самобытности другой группы, состоящей в этом объединении. Вот примерно таким образом выглядят и взаимодействуют украинские политические и околополитические группы, как бы они сами себя ни называли.

Все попытки торжественного провозглашения каких-то общих принципов заканчивались ничем. После ритуального подписания, совместные декларации и протоколы о намерениях их подписантами в истории Украины не выполнялись никогда, начиная с самой Конституции Украины. Традиционный следующий этап, быстро наступающий после праздничного распития шампанского — взаимные обвинения в вероломном нарушении этих самых принципов.

В этой конкретике нет ничего унизительного, ни одна из этих моделей единства и взаимодействия не является более приоритетной, чем другие. Всё зависит от обстоятельств и поставленных задач. Украинская проблема объединения в том, что перевозбужденное умными западными книжками общество требует от себя и своих начальников поведения, к которому страны, описанные в этих книжках, шли лет примерно двести. С одной стороны, мы признаем, что находимся в начале европейского политического пути, что идем туда, где разудалых вольных казаков пускают только как гастарбайтеров. Но, с другой — констатируем, что мы тоже европейцы и всё такое прочее, поэтому мы должны.

Кроме того, в словосочетании «политическая сила», слово «сила» на самом деле является определяющим. Если у вас нет сил, но вы почему-то хотите получить их в кредит у народа под непонятно что, то это так не работает. Народ наш, может быть, и не очень образован, но уж точно не глуп, особенно если дело касается умения торговаться.

И последнее, на что хотелось бы обратить внимание. Любая совместная деятельность, даже очень масштабная, не является групповой. На основании этих наблюдений, например, за животными, делались ошибочные выводы об антропоморфных мотивах их поведения. У группы есть, помимо общих задач, конкретная групповая цель, мотивирующая ее участников на тактическом уровне. Совместная деятельность — это сумма индивидуальных активностей с совершенно разными мотивациями. Главная цель совместной деятельности — это сам процесс деятельности, в которой ее участники самореализуются. Но отнюдь не результат, потому что результат существует как доминанта только в планах группы.

Отсюда и зудящий запрос масс на состязание своих начальников в лидерстве, но не поиск самого лидера — как только главного начальника находят, так немедленно начинают свергать, потому что процесс важнее результата.

Тридцать лет все наши объединители призывают к объединению, но исключительно в жанре восстания и революции. Этот примитивный способ рекрутирования кадров предполагает не социальный лифт, а революционную лестницу, по которой гипотетически может вскарабкаться любой достаточно прыткий недоумок. На самом деле эта лестница просто нарисована в декларациях и призывах, как очаг папы Карло в каморке у Буратино-Пиноккио.

Если признать, что ресурсное мышление у нас доминирует над идеалистическим, моральным, религиозным и так далее, то уже частично можно избежать невроза. А политическим начальникам можно посоветовать заплатить своим потенциальным подчиненным чем-то более весомым, нежели обещание светлого будущего.

Вы сильно удивитесь результатам.