Крым в конце весны мистичен. Горы преисполнены духами, туманами и нежными ароматами редчайших цветов... В пещерах оберегает лунные камни от рук вандалов Белый спелеолог... А на поверхности, в свете луны, над головой пролетают хищные птицы...
Как раз в это время на полуострове оживает мир потустороннего. И даже на одних и тех же горных тропах каждый раз могут случиться совершенно неожиданные происшествия...
Ориентир — Скелет динозавра
Пока на плато Караби нет толп туристов, наша спелеологическая команда отправляется в пещеры. Максимально поднять нас в горы может только вездеход спасательной службы Крыма. Водитель Андрей рассказывает последние новости из будней спасателей. Этой весной уже вытаскивали одного «спортсмена» из водопада. Представьте: человек занимался каньонингом (спуск в водопад) на... бельевой веревке и без страховки! Конечно, сорвался, пролетел 27 метров... К счастью, обошлось только поломанными ногами. Хуже было бы повредить мобильный, тогда бедняга не смог бы набрать «01» и к его поискам приступили бы не раньше лета...
Дорога заканчивается у метеостанции. Татары построили ее еще до революции, но советская власть, уничтожая память о нации, не обошла стороной и метеостанцию, возведенную в татарском стиле. Ныне здесь возвышается двухэтажная бетонная коробка — довольно популярная как приют для туристов, особенно зимой, когда в палатках холодно. Койка здесь стоит от десяти гривен за сутки.
Нас соблазнить комфортом трудно — мы выбираем «трехчасовой пешеходный тур» в глубь Караби-яйла (в переводе с татарского — Черного пастбища). Когда-то эта земля была отдана под колхозы, сейчас популярна среди украинских и иностранных экспедиций. Пересекая холмы, направляемся к плато Караби. Ориентиры — скала Скелет динозавра и выложенные из камня горки. Наконец, поворачиваем в лесок и перед нами открывается сказочная поляна, устланная прошлогодней листвой. Аккуратно собираем растущие на территории лагеря цветы. Вкладываем их в страницы любимых книг, в скором времени вся взятая с собой литература уходит на сбор гербария.
Половецкая баба в... пещерах
Утром горы окутаны особым туманом — «обезьяной». Он надвигается на лагерь очень быстро, и уже спустя пару минут исчезают горизонт, скалы, деревья и, в конце концов, протянутая рука. Горы сразу наполняются магией и становятся «живой зоной», которая может пленить в лагере даже опытнейших сталкеров. Вот и наши дежурные вернулись из утреннего похода к колодцу без воды — заблудились. Было решено идти за водой к ближайшей вертикальной пещере Кастере.
Чтобы найти дорогу обратно, свой путь помечаем цветными лентами на кустах. Благодаря опытному спелеологу Сергею Лысенко, уже через 15 минут мы на месте. Перед глазами — огромная, размером с комнату, «воронка» в пещеру Кастере. Она была открыта в 1999 году и названа в честь французского спелеолога, описавшего подобные дискам минеральные образования. Такие же были обнаружены и в этой крымской пещере.
Проверив снаряжение и закрепив веревку, пытаешься не думать о 67 метрах спуска. Пещерные склоны покрыты мхом. Но в какой-то момент они заканчиваются и дальше лезть приходится по одной лишь веревке. Это так называемая бутылка. Пока идешь по «горлу», упираешься в стену. Зато на дне «бутылки» оказываешься в просторной галерее.
В пещере абсолютная темнота, поэтому открываешь ее постепенно, освещая фонариком то летучую мышь, то чистые лужи с питьевой водой, то... половецких баб! По крайней мере так фантазия одухотворяет кое-где возвышающиеся мокрые пузатые сталагмиты. В пещере не покидает ощущение, что за тобой все время наблюдают. Жутковато искать фонариком по темным углам чьи-то глаза... В голове крутится рассказ о пещерном духе — Белом спелеологе. Дабы не разгневать его, нужно знать три главных правила: в пещере запрещается шутки ради вспоминать Белого спелеолога, говорить что-то типа: «Хух, все-таки спустился, а думал, что разобьюсь» и уж совершенно недопустимо отбивать на память кусочек сталактита или брать лунный камень. В случае нарушения правил Белый спелеолог может завести человека на Красную тропу — проход в глубь пещеры, откуда не возвращаются...
Выносить из пещер можно только воду и глину. Последняя нужна для ритуала «посвящения в спелеологи». На поверхности у костра глиной мажут лоб тем, кто спускался впервые.
Ядерные грибы на Казантипе
Имеются в нашей команде и отъявленные индустриальные спелелологи. Все путешествие они мечтают о 125-метровом подъемном кране, брошенном на недостроенной атомной станции.
По данным интернет-сайтов, кран вибрирует и раскачивается, поэтому обуздать его — испытание для настоящих экстремалов. Лагерь планируем разбить прямо в реакторе. Пять часов медитативного путешествия на «вездеходе» спасательной службы, и мы наконец в Щелкино. Однако, попав в промзону, нашему разочарованию нет предела: атомную станцию оккупировала группа рабочих — работают бульдозеры, краны грузят на машины диковинные металлические конструкции... Из будки к нам вылезают мужики в спортивной форме, говорят, мол, кран срезали в прошлом году, но за 120 гривен они организуют экскурсию по станции.
Вооружившись фонариком, заходим за молчаливым проводником в огромные ворота. Внутри — сыро и довольно опасно: с потолка свисают тяжелые провода, пол весь в шлюзах — глубоких и не очень, с крышками и без. Слева и справа комнаты с тяжеленными толстыми железными дверями. «Двери здесь по шесть тонн каждая», — говорит наш проводник и просит спрятать камеру при подходе к энергоблоку, где должен был бы работать ядерный реактор.
Впечатление станция производит мистическое — гигант, поглотивший энергию и деньги миллионов людей, так ни одного дня и не работавший... Лучшего местечка для философских размышлений на Казантипе не найти.
Вылезя на крышу станции и окинув взглядом бесчисленное количество зданий-спутников вокруг, бетонный подземный ход, ведущий в озеро, которое создали специально для охлаждения турбин, брошенную технику, мы в один голос спросили: а что будет со станцией? Проводник глянул на нас загадочно и сказал: «Здесь будут выращивать грибы, у нас даже в документах это значится». «Какие грибы, ядерные?» — переспросил кто-то из наших. Но проводник лишь ухмыльнулся. Не надо быть Холмсом, дабы понять, что станцию разбирают на лом. А жаль, этот объект мог стать полезным и принести немалую прибыль, если превратить его в экскурсионный.
Новый Старый Крым
Возвращаться в Симферополь решили через городок Старый Крым. Тут жил с семьей опальный писатель Александр Грин. Сюда в 50-х приезжал Константин Паустовский — большой поклонник его творчества — чтобы поддержать семью Грина после его смерти. Пробыл Паустовский здесь всего три недели. Оказалось, достаточно, чтобы открыть музей. Этот трогательный домик, в котором останавливался писатель, окружен небольшим садом. Здесь есть столетний орех, под которым сидел Паустовский. В музее — приветливый экскурсовод позволит присесть на кушетке, на которой спал писатель, и расскажет любопытнейшие истории из его жизни.
В трех километрах от Старого Крыма, в глубине Крымских гор, находится еще одно наше «открытие» — армянский монастырь Сурб-хач ХIX века. Смотритель обители Акоп бросает ради нас трактор и идет открывать ворота. Деньги он не берет, просит положить по три гривни за экскурсию в ларчик у входа.
Проходим через арку во внутренний дворик. Акоп рассказывает о каждом новом кирпиче, найденном во время раскопок, водит нас по братскому корпусу, заводит в бывшую трапезную монахов. В центре монастыря возвышается храм Сур-Ншан. На стене подвешен колокол — современная легенда храма. Недавно Сурб-хач готовили к съезду армянской общины, на который в Крым должно было прибыть около тысячи человек. Но в храме не было колокола. Акоп согласился сделать его собственными руками из... обычного газового баллона. Несмотря на малопривлекательный материал, колокол хорошо звучал. Однако, как только его покрасили, он замолчал. Бутафории ради его все-таки подвесили. Удивительно, но через месяц он все же «заговорил». Мастер Акоп утверждает, что колокол ожил благодаря храму. Действительно, входя в него, чувствуешь невероятно мощную энергетику.
Со времен Средневековья и по сей день у прохода к алтарю армяне заказывают личные кресты «хачкары», чтобы те поддерживали их. Храм намоленный. Здесь не служит батюшка, однако прихожане сносят сюда образа и ставят возле них свечи. А молитвы на армянском языке очень мелодично поет сам Акоп. Он не стесняется своей музыкальной безграмотности, вспоминает Шаляпина, завещавшего петь всем, главное — громко...
Акоп похож на дух монастыря, только в людском обличье. И этот седой человек, посвятивший свою жизнь храму, поразил нас не меньше, чем сама обитель...