Был вечер. Петров бежал в роддом. Он отвез жену рано утром, уже двести раз звонил и теперь летел через бордюры и клумбы, чтобы узнать, как она там, его Наташа.
Родильный дом был оцеплен. Под окнами, через каждые десять метров стояли крепенькие мужики в шляпах и курили.
«Наверное, кто-нибудь из правительства рожает», — подумал Петров. Он остановился под вторым от угла окном и тихо позвал:
— Наташа!
— Отойди и замолкни! — посоветовал ближайший мужик из охраны. Остальные смотрели издали. Взгляд их был тяжелый, как пианино.
— Товарищи! — пискнул Петров. — Я понимаю! Роддом на военном положении. Я ничего не имею против. Мне бы свою жену... Я никого не разбужу...
Вдруг из-под куста появился горбун с фонариком и представился:
— Ассоциация «Друг». Обслуживание родильных домов, моргов и семейных торжеств.
— Да мне, вроде, ничего и не надо, — смутился Петров.
— А не надо, так и дуй отсюда, — посоветовал горбатый и в двух словах указал Петрову направление.
— Жену вот только покричу и дуну, — пообещал Петров.
— Три тысячи!
— Что — три тысячи??!
— Три тысячи давай! Мы и покричим, — пояснил горбатый.
— Да вы чего?!! — удивился Петров. — Мне и самому не трудно. Ната...!!!
— Цыть! — приказал здоровый мужик и вынул ломик.
Петров полез в карман и отдал три тысячи. Горбатый взял деньги и сурово спросил:
— Фамилия?
— Петрова.
Председатель выхватил из-под полы жестяной рупор и заорал страшным голосом:
— Петрова Наташенька! Солнышко мое!! Тебе не было больна-а-а-а???
От этого крика в роддоме зажглись все окна, забегали врачи и медсестры, закричали новорожденные...
— Петрова Наташенька!! — продолжает реветь горбатый. — Это я, твой муж!! Выгляни в окошечко, солнышко-о-а-а-а!!
В окне второго этажа возникла знакомая ночная рубашечка. Глаза у Петрова наполнились слезами и он кинулся к окну:
— Наташенька!!
Здоровенный мужик перехватил Петрова на лету, а горбун просипел:
— Доставка мужа к жене — четыре восемьсот.
Петров вытащил пять тысяч и бросил назад не глядя... Могучая рука предпринимателя вознесла Петрова к самому окну с материнской нежностью.
— Кто это? — спросила чуть напуганная Наташа.
— Одна фирма, — пояснил Петров, и тут же услышал снизу:
— Триста, четыреста, тысяча пятьдесят...
— Ты как? — спросил Петров жену.
— Нормально.
— Триста, четыреста... две семьсот... — нудным голосом считал горбун.
— Ты так кричал, — сказала Наташа, — у тебя что-то с горлом?
— Триста.., четыреста.., пятьсот...
Наташа вдруг ойкнула, схватилась руками за живот и побежала к кровати.
— «Рожать хочет!», — испугался Петров и закричал:
— Опускай!
— Четыре семьсот, — сообщил горбун, когда здоровенный мужик плавно, как финский лифт, доставил Петрова на землю.
— Всего, значит, двенадцать тысяч двести двадцать четыре рубля, — подсчитал горбун.
Петров сунул бизнесменам последнюю купюру.
— Сдачи не надо!
— Невозможно так, — сказал председатель. — Мы тебе не шашлычники! Пантелей! Дай ему на сдачу песен.
Здоровенный мужик протянул Петрову книжечку с голубым бантом:
— Держи, клиент! Колыбельные народов мира! На двенадцати языках. Пригодится. Ночью вспомнишь...
Уходить Петрову не хотелось.
— А что вы еще можете? — спросил он у горбатого.
— Объем услуг громадный, — охотно пояснил председатель «Друга». — Можем мальчика или девочку. На выбор. Десять штук стоит. Можем, чтобы волосики курчавые. Двенадцать шестьсот. Можем, чтобы дети без стафилококка. Можем за женой закрепить телохранителя, чтоб негр не родился. Но это нужно договор заранее заключать. За девять месяцев. Ну, если ты жену очень любишь, можем, чтобы ты за нее боль терпел. Сорок пять тысяч все удовольствие.
Таких денег у Петрова с собой не было.
— Не уходите, мужики, — попросил Петров и понесся через клумбы и бордюры домой. За деньгами.