UA / RU
Поддержать ZN.ua

Нация в поисках государства — вторая попытка

Любые сравнения вызывают разные оценки. Но зерно истины можно найти всегда. Так же и аналогии в истории найти нетрудно, но находим ли мы в этих сопоставлениях зерно истины?..

Автор: Сергей Махун
Первый Генеральный секретариат Украинской Центральной Рады. Сидят (слева направо): И.Стешенко, Х.Барановский, В.Винниченко, С.Ефремов, С.Петлюра. Стоят: П.Христюк, Н.Стасюк, Б.Мартос. Сверху: В.Садовский. Июнь 1917 г. Киев

Любые сравнения вызывают разные оценки. Но зерно истины можно найти всегда. Так же и аналогии в истории найти нетрудно, но находим ли мы в этих сопоставлениях зерно истины? Можно ли учиться на своих ошибках? Попробуем все же разобраться в причинах катастрофического поражения Украинской национальной революции 1917—1921 годов, этой второй попытки — после Гетманского государства Богдана Хмельницкого середины XVII века — украинского народа обрести собственное независимое государство. Нацию вряд ли можно считать полноценной, если она не хозяин на своей земле. С этой аксиомой трудно не согласиться.

Еще Карл Маркс и Фридрих Энгельс разделяли нации на «исторические» и «неисторические», то есть безгосударственные. Прошло несколько десятилетий, и в конце Первой мировой войны (1914 — 1918) карту Европы и Западной Азии нельзя было узнать. На обломках трех империй — Германской Гогенцоллернов, Австро-Венгерской Габсбургов и Российской Романовых — возникли такие независимые государства, как Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехо-Словакия, Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. Югославия), Украина, Грузия, Азербайджан, Армения. Существенными (скорее унизительными, что и привело через 20 лет к пересмотру Версальской системы силовыми методами) были изменения границ, которые слишком произвольно трактовали победители — страны Антанты. Доказывать свою «историчность» необходимо было чаще всего силой оружия и благодаря ситуативным союзникам, опять же из разных лагерей.

«Горе побежденным». Так что ставка украинских самостийников на Центральные государства (на них сначала опиралось правительство УНР, а потом гетман Павел Скоропадский) оказалась ошибочной с точки зрения геополитики. Запоздалые попытки взаимопонимания с Антантой в начале 1919 года потерпели крах. Великие державы-победители (США, Великобритания, Франция), диктовавшие в Версале свои условия миру, заблокировали малейшие несмелые попытки Украинского государства добиться международного признания. 40-миллионная нация на целых 70 лет осталась «неисторической»; в 1920 году украинцы оказались пасынками у четырех государств — Советской России (впоследствии — СССР), III Речи Посполитой, Румынии и Чехо-Словакии.

Еще одной причиной поражения освободительной борьбы украинцев называют постоянные раздоры между национал-демократами и социалистами. Первые так и остались в меньшинстве; социалисты «местного разлива» (в отличие от соседей-поляков, где проводником нации стал социалист Юзеф Пилсудский, который сполна реализовал националистическую программу, «садясь в поезд на станции «социализм», а выходя на станции «независимость»), как пишет Исидор Нагаевский, «некритически копировали московских социалистов и, как блудные овцы, крутились в их тени, а это парализовало их добрые намерения и планы» («История Украинского государства двадцатого века»). Надежды многочисленных и влиятельных партий социалистического толка на «союз с демократической Россией» привели к парадоксальным результатам: руководство Центральной Рады, даже находясь под постоянным давлением широких слоев населения, которые требовали немедленного строительства государства, фактически сопротивлялось этому неотвратимому процессу. Счет шел на дни, недели, а 7 (20) ноября 1917 года (большевики в Петрограде находились при власти уже две недели) ЦР провозглашает III Универсал о создании Украинской Народной Республики... в составе «демократической» федеративной России. О какой «демократической России» шла речь? Этот вопрос так и повис в воздухе…

Едва ли не самой страшной, скорее самой трагической, «ошибкой» Рады, возглавляемой Михаилом Грушевским, стала демобилизация многотысячной украинизированной военной массы, которую необходимо было только структурировать. И польские, и чехословацкие легионы формировались, а потом «обстреливались» в намного более сложных условиях. Томаш-Гарриг Масарик вывез через Дальний Восток боеспособные части «белочехов», которые стали цементирующим фундаментом независимой Чехо-Словакии. Третья Речь Посполита рождалась в военном противоборстве с литовцами за Вильнюс (Вильно), с украинцами-галичанами за Львов, с немцами за восточные Силезию, Померанию.

Такой военной мощи, которой располагала УНР на заре независимости, не было тем более и у прибалтийских государств, и у Финляндии. Не дождались мы «своего Маннергейма» (кстати, сослуживца П.Скоропадского). И. Нагаевский писал: «Бывали случаи, когда украинские фронтовые части пробивались с Московщины в Украину, и там своя родная власть держала их на станциях по нескольку дней в холодных вагонах, без еды, под карантином, и это очень плохо влияло на настроения патриотичных воинов...» Чем, кроме как недальновидностью, ограниченностью лидеров УНР, — это на грани понимания и здравого смысла — можно объяснить такие факты?

Пассивность сельских масс (в абсолютном большинстве украиноязычных, в отличие от крупных городов Надднепрянщины, где доминировал русский и обрусевший элемент) с их знаменитым «якось воно буде…» (из Григория Сковороды), ожидание социальных чудес от правительства... Большевики нашли адекватный ответ. Они разговаривали с пролетариями и крестьянами на понятном им, конкретном языке (блестящий популистский пиар-ход — первые законы ленинского правительства о земле, мире, войне и прочее). Интересно, что в городах Галичины также доминировал неукраинский (польский и еврейский) элемент. Сознательность украинцев на бывших подавстрийских землях была на значительно более высоком уровне. И все же Акт Соборности (Злуки), подписанный правительствами Украинской Народной Республики и Западно-Украинской Народной Республики 22 января 1919 года, стал только манифестацией добрых намерений. Реальное объединение так и не состоялось. Симон Петлюра писал перед самой своей гибелью в 1926 году: «При том состоянии национальной сознательности нашего народа, его организованности и дисциплинированности, в котором застали его годы 1917—18, только скоординированной акцией обеих его частей — надднепрянцев и галичан — можно было достичь идеала государственной самостоятельности». Психология и поведение украинских политиков во время освободительной борьбы — это, наверное, тема отдельного разговора. Дмитрий Донцов дал им такую жесткую характеристику: «Их самая любимая мелодия — «Согласие в семействе», они так же увлечены праздничной феерией под названием «Возрождение Украины», которая предстает перед их глазами, так же забывают, что сцена является лишь сценой, так же не хотят видеть, что делается за кулисами».

И именно в январе 1919 года, во время триумфа Злуки, Владимир Винниченко (постоянный оппонент С.Петлюры) красноречиво признавался: «Да какая мы власть!» А диктатор ЗУНР доктор Евгений Петрушевич первые два месяца после избрания главой Национальной Рады почему-то проводит в Вене. Именно в это время в польско-украинском противостоянии чаша весов склонялась в сторону возрожденной Варшавы…

О том, насколько непрогнозируемой была ситуация в 1918 — 1920 гг., свидетельствует тот факт, что кроме вооруженного противостояния в украинском лагере (между гетманцами и петлюровцами), российском (между белыми и красными) на шахматной доске под названием «Украина» мощной фигурой была армия крестьянского батьки Нестора Махно. Последний заключал ситуативные союзы со всеми силами, кроме белых и гетманцев. Шла война между деникинцами и петлюровцами. Фактическая оккупация Украины в 1918 году немецкими и австро-венгерскими войсками, которые пришли на нашу землю по договоренности с УНР и очень скоро свергли это «правительство», подготовила большевизацию населения, подорвала веру в Украинское государство как самодостаточный организм. Правительство Павла Скоропадского стало заложником обстоятельств и постепенно эволюционировало в сторону москвофильства, подписав позорный договор о федерации (опять) с белыми россиянами, которые взялись возрождать «Единую и неделимую».

Интересно, что то же самое делали и красные, используя интернациональную риторику, и местные «национальные кадры». Добавим поляков, которые на востоке аннексировали украинские, белорусские и литовские земли; построение государства «од можа до можа» в 1920 году не было такой уж фантастикой. Румыния, несмотря на катастрофические поражения в Первой мировой, получила «за верность» от Антанты немалые дивиденды, в частности Северную Буковину и Бессарабию. Французские, греческие части появились было на юге Украины, но быстро ретировались после болезненных большевистских инъекций. Сотни отрядов всяческих атаманов в ситуации беззакония и анархии чувствовали себя как рыба в воде…

Остановимся на отрицательных чертах нашего национального характера, которые стали, так сказать, союзниками врагов украинской независимости. Политическая наивность и пассивность большинства украинцев, соглашательство, комплекс «провансальства» (или «драгомановщины», по меткому выражению интегрального националиста Дмитрия Донцова), хаос мыслей и пестрота политических партий и течений, самовлюбленность их лидеров… Сколько бы мы ни говорили о неизбежности исторического прогресса, но тысячу раз прав Александр Шульгин, который в статье «Fatum истории» 25 апреля 1918 года писал: «Государственность, самостоятельность, власть со всеми ее трудностями и неожиданностями не пришла, а свалилась на нас» (25 апреля 1918 г.). На сугубо личный взгляд автора ситуация в 1991 году отличается от начала 1918 года очень мало. Назвать независимость взлелеянной многими поколениями очень сложно.

Именно в этой, очень тяжелой ситуации украинский социум оказался не готов к борьбе за свое государство. Дмитрий Донцов дает ему такую сокрушительную характеристику: «Замість боротьби — виховання, замість догматів віри — розслаблюючий крититизм, замість моралі сильних — етика лагідних, замість твердости — м’якість; замість нації — людськість; замість накиненої своєї правди — толеранція до ворожої». Такие черты национального характера, как неполноценность, второсортность, вера в социальный прогресс, пацифизм на грани пораженчества, вера в федерализм, национальный социализм, стали предпосылкой поражения украинской революции.

Запад, в свою очередь, проводил привычную ему политику двойных стандартов. За «Линией Керзона» на востоке — это уже была Россия. Норман Дейвис в своем фундаментальном труде «История. Европа» правильно заметил: «Распад Российской империи в них (западных учебниках истории. — С.М.) редко обсуждают таким же тоном, как параллельный распад Австро-Венгерской и Османской империй. Кроме Польши, Финляндии и трех прибалтийских республик — эти все государства признала мирная конференция, — национальные республики, вышедшие из-под власти, не имели того же статуса, что и республики, которые откололись от центральных государств. Мало кто из историков усматривает в отвоевывании Советской Россией Украины и Кавказа что-то другое, кроме сугубо «российских» событий. Еще большая беда заключается в том, что создание Советского Союза, начавшееся в декабре 1922 года, часто считают только простой сменой названия... Длительный процесс распада империи и пятилетние «победы» большевиков, чтобы восстановить ее в новой форме, можно обойти молчанием». Что-то знакомое. Так и до сих пор за пределами нашего государства Украина для многих — это «где-то в России».

Среди важных причин поражения национальной революции — нехватка кадров национально сознательной интеллигенции, офицерского корпуса, административных работников, экономистов как на Надднепрянщине, так и в Галичине. Александр Шульгин, говоря о подмосковской Украине, отмечает: «Украине пришлось вести свое государственное строительство среди неслыханных обстоятельств, на руинах обессиленной России, на руинах мировой войны. Конечно, более высокая культура народа могла бы ему помочь в это время... Но многолетними мерами старого режима наш народ был как раз брошен в темноту безмерную...» Этот горький диагноз в такой же мере относился и к Галичине, где украинцы были «неисторической нацией», хотя и в рамках региона Австро-Венгерской империи.

Наш земляк, уроженец Киева, выдающийся поэт, искусствовед, критик, художник Максимилиан Волошин писал в остропублицистической статье «Россия распятая»: «Каждое государство вырабатывает себе форму правления согласно чертам своего национального характера и обстоятельствам своей истории. Никакая одежда, взятая напрокат с чужого плеча, никогда не придется вам по фигуре…». Этот постулат в одинаковой мере относится и к Украине. Прислушиваемся ли мы к нему?