О героической борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками как на фронте, так и в тылу написано сотни романов, снято множество кинофильмов. Казалось, нет в истории Великой Отечественной войны «белых пятен». И все же спустя почти 60 лет мы хотим открыть читателям еще одну страницу летописи войны. Наш рассказ о людях, чей подвиг долгое время помнили лишь очевидцы, имена которых до сих пор хранит партийный архив...
... Осенью 1943-го из Славутского лагеря смерти через вырытый под землей 96-метровый туннель бежали 15 советских военнопленных, членов подпольной организации. Сами немцы признали впоследствии, что по конспиративности работ, дерзости и инженерии подкопа подобного случая в истории Второй мировой войны не было. Однако до сих пор единственным документом, который отметил подвиг героев, было практически никому не известное постановление бюро Хмельницкого обкома КПУ от 27.04.1968 г., «любезно» признавшее деятельность подпольной патриотической организации советских военнопленных под руководством Лопухина достойной награды.
Такой была оценка. Но вернемся к событиям в Славутском лагере...
Осенью 41-го, оккупировав Славуту, немцы организовали в полутора километрах лагерь-лазарет для раненых и больных военнопленных, медперсонал которого также состоял из пленных офицеров и бойцов Красной Армии. Лагерь назывался «Гросс-лазарет Славута-цвай лагерь 301». Он был размещен на месте бывшего военного городка в десяти 3-этажных зданиях, обнесенных густой сетью проволочных заграждений. Вдоль них, через каждые 10—15 метров, стояли вышки с часовыми, вооруженными пулеметами. Тогда в лагере находилось 15—18 тысяч советских военнопленных, а всего за годы войны здесь умерло 150 тысяч человек!
«Жизнь была невыносимой, тысячи околевали от голода, сыпного тифа, дизентерии, — читаем в воспоминаниях бывшего узника Иевлева Максима Федоровича. — Рацион военнопленных состоял из 200 граммов хлеба наполовину с древесными опилками, двух черпаков баланды, сваренной из магара, шелухи гречихи, нечищеной картошки с ботвой, прелого гороха и немолотой пшеницы. Медикаментов практически не давали, за исключением марганцовки. Перевязочный материал фельдшеры и санитары делали из негодного белья. Грязные бинты стирали, кипятили и снова пускали в ход...»
Жизнь узников слегка облегчилась лишь с приходом в лазарет в 1942 году нового старшего врача — молодого хирурга Романа Лопухина. Перед самой войной Роман закончил Краснодарский медицинский институт. Служил под Сочи. В 1941-м был направлен под Киев, где и попал в плен. Немцы перевезли его в Славутский лазарет.
Первым делом Лопухин добился у лагерного начальства лучшего обеспечения узников медикаментами и одеждой. Он всячески задерживал выписку выздоровевших, чтобы хоть на какое-то время отложить их отправку на каторгу в Германию. Многих пленных ему удалось оставить при лазарете в качестве санитаров. Идя на чудовищный риск, летом 1942 года, Роман начал создавать подпольную организацию. Благодаря возможности выходить в город, Лопухин установил связь с действовавшими в округе партизанскими отрядами и Шепетовским подпольным райкомом партии. А главной целью подпольного сопротивления стала организация побега из лагеря.
Убежать из лагеря, минуя густые проволочные заграждения, было делом нелегким, тем более, что после неудавшегося побега десяти человек 3 февраля 1943 года, немцы усилили наружную охрану и стали специально подселять к пленным во всех блоках «внутренних полицаев». Оставался единственный выход — подкоп. Решение рыть его окончательно созрело в конце апреля 43-го, когда в лагерь-лазарет привезли группу военнопленных из Житомира. Именно они рассказали славутчанам о похожих побегах в их лагере. Узнав о существовании заброшенной канализационной сети под лазаретом, подкоп признали возможным.
Организацией работ занялся сам Лопухин. Пользуясь авторитетом у администрации лагеря, он добился замены двухъярусных нар в камерах на железные кровати. Затем, якобы, чтобы не пропадали снятые доски, предложил открыть в блоке столярную мастерскую по изготовлению ящиков для посылок, рамочек для фотографий, к которым немцы питали особую слабость, и прочей хозяйственной утвари, а также соорудить сушилку для сухарей. Так, в «столярке» одновременно с рамочками собирались крепления для будущего тоннеля, ящики для выноса грунта, а сушилка для сухарей стала местом входа в тоннель, откуда и начинался подкоп. Чтобы отвлечь внимание охраны, Лопухин организовал лагерный струнный оркестр, заглушавший своими длительными репетициями шум подземных работ. Инструменты — гитары, скрипки, балалайки, мандолины — изготавливались в той же столярной мастерской, а струнами служили старые телефонные провода.
К маю 1943 года группа, готовившая побег, насчитывала более 20 человек. Тоннель рыли по ночам. За часовым зорко наблюдал человек, и в случае опасности немедленно подавал сигнал. Отработанную землю сбрасывали в заброшенную канализационную сеть. Для работы пленные надевали «спецодежду» и деревянные колодки, которые никогда не вытаскивались наружу. Тому, кто «шел в забой», привязывали к ногам веревку — для сигнализации и чтобы в случае обвала его можно было вытащить. В тоннель можно было пролезть только по-пластунски, он был размером примерно 60 х 60 х 70.
Самыми сложными были первые 15—20 метров — не хватало воздуха. В «забое» можно было находиться всего 10—15 минут. Поначалу для нагнетания воздуха подпольщики использовали приспособление типа кузнечных мехов, собранное из бормашины. Но из-за шума от нее пришлось отказаться. Позже для большего поступления воздуха коловоротом проделывали отдушины. Грунт был тяжелый — песчаный с гравием. Врач Бида, самый выносливый и крепкий, за 6—8 часов проходил всего 0,5 метра.
Однажды вечером под колесами грузовой машины, въезжавшей на кухню, произошел небольшой обвал, который немцы, к счастью, не заметили. Той же ночью узники, выбравшись на территорию через окна, заложили углубление тарой, ветхой одеждой и присыпали землей, а пролегавшую в том месте часть туннеля хорошо укрепили. Это было единственное ЧП на пути к свободе. Для большей конспирации узники завели правило: никогда не говорить о подкопе между собой. Многие участники даже не знали всех подпольщиков, лишь ту «пятерку», с которой работали. Лопухин понимал: каждый стук, неосторожный шорох, каждое лишнее слово, неверный шаг и чужой взгляд грозят полным провалом, а значит — неминуемой гибелью.
К сентябрю туннель подобрался к наружной лагерной проволоке, и часовые, видимо, услышали странный шорох из-под земли. В лагере сразу поползли разговоры, что «где-то копают». Для обыска в блок прислали солдат с собаками, но так ничего и не обнаружили. Налеты повторялись по 2—3 раза в неделю. Бывало, что немцы являлись как раз в момент проведения подземных работ, и пленным по сигналу дежурного надо было успеть за считанные минуты выбраться из узкого туннеля, переодеться и упасть на койку. Риск стал слишком велик, и на время было решено работы прекратить.
Однажды утром «фрицы» зачем-то приказали пленным рыть канаву вдоль проволоки, напротив блока №2, как раз там, где пролегал туннель. Казалось, провала не миновать… Рабочие выкопали траншею глубиной примерно 60—70 см, а подкоп располагался на глубине около двух метров. Вечером часть его пришлось срочно засыпать. На следующий день траншея углубилась еще на 70—80 см. И лишь когда немцы сами проверили ломом прочность и целостность грунта, было приказано все засыпать.
К работе подпольщики вернулись только через неделю. Оставалось примерно 20 метров до кювета у дороги, где выходить было более-менее безопасно. 20 ноября подкоп был закончен.
Первая попытка бежать из лагеря, назначенная на 24 ноября, из-за погодных условий — не по-осеннему ясного вечера, — сорвалась. На следующий день пошел желанный дождь. Назначили время — 23.00. Всех участников, а бежать должны были наиболее физически здоровые и выносливые 80—90 человек, разбили на десятки. Лопухин был в числе первых. К месту спуска подходили поодиночке. Согласно плану, после выхода наружу пленные должны были ползти по-пластунски к реке примерно 2,5—3 км, где их ждали партизаны. Каждому выдали кованые скобы — для самообороны в случае стычки с немцами и для скрепления плота — для дальнейшей переправы через реку. Вот как описывает момент побега Максим Федорович Иевлев:
«... Мы спустились в туннель. Доползли примерно до половины, как вдруг движение приостановилось. Сверху донеслись пулеметные очереди. Туннель, набитый людьми, застонал — наступила мучительная минута отчаяния и разочарования. Надо было срочно вылезать обратно, но никто не хотел этого делать. Когда двигаешься вперед, есть надежда на спасение, на свободу. Однако все же пришлось вернуться...»
Это был не полный, но провал — одного из беглецов увидел охранник на вышке. В результате вырваться на волю удалось лишь 15 из 90 человек, в основном военнопленным из числа медперсонала.
Через пару дней, 26 ноября 1943 года, на территории Славутского лагеря приземлился немецкий самолет с генералом и специальной комиссией. Собравшись у выхода из туннеля, немцы пробовали залазить в него, снимали на пленку. Даже эсэсовцы не скрывали своего восхищения.
— Москау метрополитен! — воскликнул один из полковников.
Но самое смешное, что целый день гитлеровцы не могли найти вход в туннель! Возвращаясь обратно в блок, те, кому не удалось бежать, заложили его огромной бочкой из-под капусты и засыпали.
После побега оставшийся медперсонал и всех подозреваемых забрали в гестапо, а затем под усиленным конвоем отправили в Германию.
Беглецы влились в партизанский отряд Героя Советского Союза И.Музалева, где Лопухина назначили начальником санитарной службы. Он пробыл в отряде до момента расформирования 28 апреля 1944 года. Потом, вплоть до января 1946-го, он был начальником лазарета для уже освобожденных советских военнопленных. Демобилизовали старшего лейтенанта Лопухина по состоянию здоровья. 10 сентября 1948 года в возрасте 32 лет в результате тяжелой болезни Роман умер.
...Спустя 20 лет о событиях в Славутском лагере были написаны документальные повести. Но ни в одной из них не было всей правды. Первую повесть, «Не забудьте!» А.Шэуджена, участники событий сразу назвали полной фальсификацией. В ней наряду с серьезными ошибками автор поставил во главе подпольной организации Чамокова, который никакого отношения к подполью не имел. Факты, приведенные во второй повести автором И.Хомичем, — одним из бежавших из лагеря, очевидцы посчитали надуманными и не соответствующими действительности. По их отзывам, роль автора как организатора побега, явно «выпячена и преувеличена», а сам Лопухин «удостоен» лишь нескольких слов. Но эти издания или, скорее, отклики на них очевидцев и участников подпольной организации и послужили в 1967—68 годах толчком к началу сбора архивными учреждениями и партийными органами сведений, восстанавливающих историческую правду о героическом побеге.
В процессе переписки были собраны десятки подробных воспоминаний, множество фотоматериалов. Многие факты действительно оказались весьма противоречивыми, но ни в одном из них более не умалялась роль Лопухина в деле спасения советских военнопленных. Подтверждали это и сотни ходатайств о присвоении Роману Лопухину посмертно звания Героя Советского Союза. Но до сих пор подвиг командира подпольщиков и его соратников так и не оценен по заслугам.