UA / RU
Поддержать ZN.ua

Мода на все малороссийское

Использованная в названии фраза, закавыченная и без ссылок на первоисточник, гуляет страницами (бумажными и web) пространства русскоязычных текстов...

Автор: Евгений Зарудный

Использованная в названии фраза, закавыченная и без ссылок на первоисточник, гуляет страницами (бумажными и web) пространства русскоязычных текстов. Установить авторство я не смог, но с большой долей вероятности можно утверждать, что скорее всего фраза восходит к Гоголю. Весной 1829 года он писал «почтеннейшей маменьке» в Васильевку: «Здесь так занимает всех все малороссийское, что я постараюсь попробовать, нельзя ли одну из них («папенькиных малороссийских комедий» – Авт.) поставить на здешний театр». Таким образом автор «Ганца Кюхельгартена» объяснял свою просьбу прислать ему в Петербург малороссийские сказки, легенды, тосты, модные в столичных салонных кругах.

Недавно мы стали свидетелями мировой моды на Украину – благодаря помаранчевой революции. Мода длилась недолго, впрочем, на то она и мода. Какой след оставит в мировой культуре восстание украинцев осенью 2004 года — вопрос остается пока открытым. Особенно если вспомнить, что след, оставленный восстанием гетмана Мазепы, оказался довольно глубоким: Вольтер, Гюго, Байрон, Делакруа, Лист, Чайковский, Паганини…

В отличие от спорадической европейской, российская мода «на все малороссийское» имела совершенно иную природу и поэтому всегда отличалась завидным постоянством.

Все началось с Алексея Михайловича Тишайшего: «Москва жадно впитывала в себя все, чем была богата Украина; …подозрительное отношение к Киеву, которое еще было в начале XVII века в Москве, во второй половине XVII века сменяется, наоборот, стремлением привлечь в Москву побольше южно-русских ученых. Правда, Москва еще очень усердно ищет греческих ученых (братья Лихуды и другие), но «мода на все малороссийское» одолевает» (В.В.Зеньковский. История русской философии).

Одолевает она и Петра Алексеевича, и особенно императрицу Елизавету Петровну. Именно в ее развеселое царствование великорусское увлечение малороссийством может быть с полным основанием охарактеризовано как мода. Романтика высшей пробы: простолюдин, из сельской грязи произведенный в сиятельные графы, заключает тайный брак с самодержицей всероссийской. Увлечение государыни красавцем-малороссом служит причиной монаршей любви к украинцам. «Возлюби меня, Боже, в царствии небесном Твоем, как я люблю народ сей благонравный и незлобивый», – молила Всевышнего Елисавет, вознося руки к киевскому небу. Народ же, правильно разобравшись в ситуации, молил о восстановлении гетманства, каковое моление было услышано и высочайшим повелением удовлетворено. Первым и последним имперским гетманом становится Кирило Разумовский. По совместительству – брат возлюбленного императрицы и президент Петербургской академии наук. (Приняв президентскую булаву в восемнадцать лет, Кирило Григорьевич рулил российской наукой аж до своего семидесятилетнего юбилея.)

Говорят, что жена Леонида Брежнева очень любила фигурное катание. Оттого и полюбился спорт сей благонравный и незлобливый всему народу советскому. Так что причинное объяснение «моды на все малороссийское», бытовавшей в царствование Елизаветы Петровны, особой теоретической проблемы не составляет. Как и тяга к европейской культуре (а последняя предстала перед московитами в форме культуры малороссийской) царей-прогрессистов Алексея и Петра. Феномен «варварского филио» к культуре покоренных народов – явление довольно распространенное в мировой истории (кроме хрестоматийной эллинофилии римлян укажем, например, на англофилию шотландского короля Малькольма ІІІ). Сильная культура покоряет победителей. Слабая гибнет или в лучшем случае выживает, надеясь на военный реванш. Вот, скажем, монголо-татары приблизительно одновременно покорили мусульман Средней Азии и православных христиан Восточной Европы. Вскоре победители вынуждены были признать, что нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед – Пророк Его. В отличие от христианской, исламская культура наглядно продемонстрировала свою мощь. Такой же сильной в отношениях с северными варварами показала себя культура Малой Руси XVII – начала XVIIІ века.

Сложнее поддается объяснению великорусская «мода на все малороссийское» в ХІХ веке. К тому времени ни о каком «филио» к малороссийской культуре уже не может быть и речи, поскольку никакой такой культуры москали-«россияне» знать не знают и помнить культурного родства не хотят. Как писал о культурном уровне малороссов известный российский «украинофил» Виссарион Белинский: «какой-нибудь вельможный гетман отличался от простого казака не идеями, не образованием, но только старостию, опытностию, а иногда только богатым платьем, большими хоромами и обильною трапезою» (чем, кстати, доказывал «бесклассовость» украинского общества, рьяно оспариваемую ленинцами, истово любившими неистового критика). Какая такая малороссийская образованность? Какие такие малороссийские идеи? О чем вы? Полудикий быт, чугунная форма, галушки да свиное сало…

И не в самой Малороссии, оказывается, дело, а в огромном таланте Гоголя, чей пытливый «ум вылавливал в мутной воде петербургских интересов «спрос на все малороссийское» (И.Золотусский). Дескать, легко же умному ловить рыбку в мутной воде. Не было, получается, всеобщих восторгов по поводу малороссийской культуры. «Мужицкая жизнь сама по себе мало интересна для образованного человека: следственно, нужно много таланта, чтоб идеализировать ее до поэзии. Это дело какого-нибудь Гоголя, который в малороссийском быте умел найти общее и человеческое» (снова Белинский).

Почему-то в великорусском быте, да что там в быте, в самой истории Московской не находили ничего общего и человеческого даже самые большие таланты великорусской поэзии – с Пушкиным во главе. Хотя было в России и удалое казачество, была и борьба с католической Польшей, и басурманским Крымом и Турцией. Но «характер народа большею частию был бесцветен, разнообразие страстей ему мало было известно» (Гоголь). Так сказать, «ни красавец ни урод, ни румян ни бледен, ни богат ни беден, ни в парше ни в парче, а так, вообче» (Л.Филатов). Для искусства же, которое питается ярким чувством и близко не занимается дедуцированием вымороченных абстракций «человеческого вообще» (для каковой цели существует философия и наука), «неблестящие, – по определению Гоголя, – с виду русские песни и русский дух» – что корова под рыцарским седлом.

Констатация убогой поэтической креативности великорусского народного духа не должна вызывать обиду у его представителей: ничего личного, только логический вывод. Точно так же мы можем констатировать примитивность нашей дохристианской мифологии; справедливо замечено, что из древнеукраинской мифологии «найживучішою виявилася демонологія («нижня» міфологія) – уявлення про духів природи, домашніх духів, чаклунів, відьом, «божих людей», водяних та ін., окремі компоненти якої зберігаються і тепер. «Вища» ж міфологія (вірування у головних богів) дохристиянського світу виявилась менш сталою. У народній свідомості збереглося лише розмите уявлення про колись головних богів дніпровських слов’ян: Перуна, Даждьбога, Стрибога, Хорса, Волоса» (Українці: народні вірування, повір’я, демонологія). Как и большинство европейских народов, мы позаимствовали «высшую» мифологию у древних эллинов, которая и теперь живее всех живых мифологий (и, понятное дело, мертвых; древнеукраинской в частности).

Однако украинский народный дух не удовлетворился классическим заимствованием, а создал свою модерную казацкую мифологию, которая, по точному замечанию М.Поповича, «вытесняет всю предыдущую национальную мифологию и до сих пор остается украинским национальным мифом». Подобный модерный национальный миф, как и соответствующая ему идея, отсутствовали в имперской России. Этим обстоятельством и определяется устойчивая великорусская «мода на все малороссийское». «В истории и характерах Южной Руси искали тех романтических красок и мотивов, которых не хватало в истории Руси Московской», – признается современный российский исследователь (А.Миллер). Причем не в истории и характерах исконной – Киевской – Руси производился поиск, что выглядело бы логичным, учитывая, во-первых, московское воровство киевского наследства и, во-вторых, тот факт, что в данном случае речь идет о преданиях «старины глубокой», а чем древнее предание, тем краше миф. Вместо этого рыскали там, где великорусским духом и Великой Русью даже и не пахло! Столь эстетически привлекательным в своем романтическом совершенстве оказался украинский национальный миф.

В империалистический и особенно советский период российской истории «мода на все малороссийское» сходит на нет (вспоминаются разве что украинские песни И.Козловского, исполняемые при дворе генсека, да вышиванка Никиты Хрущева). Россия учится обходиться без внешних идео(мифо)логических подпорок. Она пытается создать свой национальный миф и до сих пор ищет свою национальную идею – в муках ответа на вечные российские вопросы «что делать?» и «кто виноват?». Кто виноват в грандиознейшей геополитической катастрофе ХХ века и что делать с этой Украиной?