Вы когда-нибудь пробовали разделить плохое настроение с хорошей подругой? Может получиться неожиданный и весьма интересный эффект...
Перед тем, как встретиться, мы договорились: состояние — мерзкое, жизнь — сплошное разочарование, а на душе скребутся голодные кошки. Хмуро поздравив друг дружку с весенней депрессией, мы забрели к Лене домой и уселись при тусклом свете торшера пить черный кофе. За окном чернел поздний апрельский вечер. Черный спортивный костюм, висевший на спинке кресла, казалось, вот-вот вскинется пустыми рукавами и начнет метаться над нашими головами, изображая жуткого призрака. Но самым гадким в лениной комнате было зеркало — огромное реликтовое чудище с крашенной под бронзу гипсовой лепкой. Оно обладало уникальной способностью старить все, что могло поймать в себя. Даже яркая китайская салфеточка в этом монстре казалась линялой тряпкой, а наши головы с увядшими прическами и лица с осыпавшейся под глазами тушью походили на два пыльных мяча, которыми жизнь всласть наигралась в футбол. Антураж был самый подходящий, чтобы затеять излюбленную дамскую игру в «ах как не повезло!»
Когда текущие неприятности, начиная от дождей и заканчивая мужским коварством, были исчерпаны, пришлось переходить к глобальному анализу судьбы.
— Знаешь, — тоскливо протянула Лена, — у меня все с детства не заладилось. Я ведь балериной мечтала стать. Пока меня бабушка в студию водила — она сухонькая такая и ростом с вершок, — говорили, что я очень даже способная. А когда однажды мама пришла во всей красе пятидесятого размера, хореограф сникла и посоветовала «больше не мучить бедную девочку».
Я сочувственно вздохнула и, чтобы избавить подругу от лишних мук откровения, понимающе отметила, насколько скучна и безрадостна ее сегодняшняя участь клерка. Лена ощутимо напряглась. Да ладно, мне-то в жизни еще больше не повезло: я не стала юристом, географом, археологом. А все попытки сотворить хотя бы едва заметную карьеру на писательском поприще свелись к маленьким хроникальным заметкам. Наверное, я нечаянно принялась думать вслух, потому что Ленка очень энергично закивала головой и начала безжалостно меня жалеть. Все-таки хореограф была права — какая из нее могла получиться балерина, если к тридцати годам она успела перегнать маму по объемам?
Мы угрюмо замолчали, враз ощутив, как мучительно хочется разобидеться, разругаться, разреветься... Из назревшего неловкого положения Ленка первой пошла искать выход — через холодильник.
— Если бы я стала балериной, маялась бы всю жизнь на диете, — заявила она, бухая на стол гигантские бутерброды с колбасой и сыром, — а сейчас лопаю, что хочу и сколько хочу. Вчера в старые джинсы не влезла, так плюнула на все — пошла и купила новые. Хочешь примерю?
Я не хотела, поскольку все положительное, кроме бутерброда, продолжало вызывать принципиальное раздражение. Но Лена, скинув халат, уже втискивалась в синий коттон и какую-то облипающую белую кофту. Я снова приготовилась ей сочувствовать... Однако джинсы смотрелись на удивление ладно. Даже мистическое зеркало, от которого я втайне ждала поддержки, не смогло обнаружить изъян в резко постройневших ногах подруги. Счет был явно в ее пользу, поэтому мне пришлось напрячься, расписывая прелести недавно купленного пальто.
— Вот видишь, — благодушно заявила размягченная собственным великолепием Ленка, — мы еще многое можем себе позволить. И мужики, между прочим, клюют.
Удар ниже пояса: у Ленки намечается очередной роман! Оказывается, сначала об этом событии она не хотела сообщать, считая его не совсем серьезным, но теперь в срочном порядке пересмотрела позиции и решила преподнести мне эту новость вроде как на десерт. Дожевав второй ломоть батона с колбасой, я торжественно вытащила из нафталина памяти старого, зато катастрофически верного ухажера. Не в пример списанным джинсам и кратковременным увлечениям, он годился в дело при любых обстоятельствах. Сейчас я это оценила, как никогда!
Закончив с одеждой и мужчинами, мы принялись забивать друг дружке «голы» мелкими производственными удачами. К обоюдному удивлению, их оказалось гораздо больше, чем каждая из нас могла предположить.
...Победе над унынием Лена отсалютовала ярким светом люстры. Старое зеркало растерянно мигнуло и отразило две разрумянившиеся азартные физиономии, на которых даже осыпавшаяся тушь выглядела как боевой раскрас. Из распахнутого окна дохнул свежестью апрельский вечер... Он оказался густо-синим. Черный спортивный костюм мы затолкали на полку шкафа, а в чашки со свежим кофе добавили белых сливок.