В прошлом номере мы рассказали об эксперименте, проведенном «ЗН» по примеру московской «Литературной газеты», которая в 1970 году проверяла на практике работу советской почты. Каждому из наших собственных корреспондентов в одиннадцати областных центрах Украины направлялось по десять конвертов, опущенных в почтовые ящики в разных районах Киева.
Напомню вкратце результаты: в Днепропетровск, Чернигов, Хмельницкий, Одессу, Львов и Запорожье письма пришли через два дня; в Николаев — через четыре; в Симферополь, Херсон и Донецк — через пять; в Харьков — через шесть дней после отправки. Причем в пяти последних городах конверты, судя по местным штемпелям, прежде чем попасть к адресатам, «вылеживались» на почте от одних до трех суток. Одно из писем, адресованных во Львов, задержалось в пути на два дня, а одно из посланных в Запорожье вообще пропало по дороге.
Прежде чем обратиться за комментариями к руководителям почтового ведомства, мы решили повторить и второй эксперимент, проведенный тридцать лет назад корреспондентами той же «Литературки». Пусть не доказательный с точки зрения статистики, зато весьма наглядный.
Речь идет о своеобразном «соревновании» между письмами, разделенными ни много ни мало — целым веком. Журналисты «ЛГ» в свое время взяли из архива Музея Льва Толстого в Москве несколько конвертов, подписанных рукой классика и проштемпелеванных на почте XIX века. По сходным адресам были посланы контрольные письма, которые, увы, проиграли состязание в скорости.
Как это делалось
в Одессе,
а как — во Львове
Подбирая кандидатуру для нашего эксперимента, мы сначала остановились на Лесе Украинке. Великая украинская поэтесса и драматург достаточно долго жила в Киеве и вела обширнейшую переписку. В архиве Института литературы им. Т.Шевченко я заказала те письма Леси Украинки, при которых сохранились конверты: из переписки 1893—94 годов с Осипом Маковеем, 1900-го — с Филаретом Колессой и Владимиром Гнатюком. Все они проживали в то время во Львове.
Адреса всех на конвертах оказались продублированы: кириллицей — «Австрія, Галиція, Львовъ» и латиницей — «Osterreisch, Galiciya, Lemberg». А изучение почтовых штемпелей показало, что наш эксперимент провалился, не успев начаться. Например, письмо «Вл. П. (Вельмишановному Пану) Осипу Маковею» было отправлено из Киева 6 ноября 1893 года, а во Львове-Лемберге оказалось... 20 ноября! Владимир Гнатюк Лесино письмо от 31 января 1900 года получил лишь 13 февраля. Где уж тут восхищаться скоростями почты позапрошлого века!
— Письма шли через границу, — пояснила мне сотрудница архива института Алла Дыба, — а на границе проходили через две цензуры — российскую и австрийскую. Неудивительно, что на дорогу уходило около двух недель.
Что ж, есть повод немного поторжествовать. Киев и Львов находятся теперь в одном государстве, — следовательно, и почтовом пространстве, — а цензура из обыденной прозы жизни XIX века превратилась в возмутительное явление, запрещенное законом. Письма из столицы Украины в наш Пьемонт идут сегодня куда быстрее двух недель, и в проверке этот факт не нуждается. Правда, для чистоты эксперимента стоило бы отправить письмо, скажем, в Вену... Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Но эксперимент в чистом виде все-таки состоялся.
Подходящее почтовое отправление я обнаружила в архиве Александра Конисского — украинского писателя XIX века, по причине «буржуазного национализма» избежавшего в советское время канонизации в школьных программах. В августе «ЗН» писало о нем в связи со 165-летним юбилеем. Так вот, в 1898 году Конисский закончил работу над самым масштабным своим произведением — биографией Тараса Шевченко, материалы для которой собирал десять лет. Писатель подготовил две версии своего труда — на украинском и русском языках. Украинский вариант книги в двух томах вышел в 1898—1901 годах во Львове. Письмо, о котором пойдет речь, относится к переписке по поводу издания русскоязычного варианта в Одессе.
Это «открытое письмо», а проще говоря, почтовая открытка. Адрес на обороте гласит: «г. Кіевъ, Его Высокоблагородію Александру Яковлевичу Конискому, Бибиковский бульваръ, соб. домъ».
«Согласно Вашему письму отъ 16 июня высылаем Вамъ за бандеролью напечатанные уже 6-ть листовъ «Жизнь Тар. Шевченко». Присланныя Вами клише мы получили отъ У.Комарова, будут же онh употреблены въ печать, когда получимъ на то разрешеніе цензуры.
20.VI. Директоръ Распорядитель (роспись)».
Да, без цензуры в те времена ничего не делалось... Но речь сейчас не об этом.
В XIX веке ни на открытках, на на конвертах не было принято писать обратный адрес. Однако тут нам повезло: директор-распорядитель использовал стандартный бланк издательства. На нем читаем: «Одесса, Пушкинская, 20, Книжный Складъ высочайше утв. Южно-Русск. О-ва Печатного дела».
31 октября с. г. в 9.30 в почтовый ящик на бульваре Шевченко (бывший Бибиковский бульвар) было опущено контрольное письмо, адресованное в Одессу, ул. Пушкинская, 19, в Управление по делам печати и информации. По нашей просьбе конверт от этого письма вернули нам тоже по почте.
Сверим штемпеля. 1898 год: Одесса — штемпель от 20 июня, Киев — 22-го; 2001-й: Киев — 31 октября, Одесса — 2 ноября. Один-один!
А из Одессы в Киев письмо, если верить штемпелям, дошло еще быстрее: 6 ноября — одесский штемпель и 7-го — два киевских (главпочтамта и нашего почтового отделения). Два-один в пользу XXI века!
И все-таки. Когда в понедельник, 5 ноября, около полудня я звонила в Одессу, наше письмо еще не было там получено. Хотя на местной почте, как мы видели, оно было еще 2-го. Понятно, если письмо, адресованное в организацию, не вручили адресатам в пятницу, раньше понедельника этого сделать уже не могли. Но факт остается фактом: реально письму понадобилось на дорогу шесть дней включительно.
Кстати, по результатам нашего предыдущего эксперимента Одесса была в числе лидеров...
Смотрим дальше. Все-таки, получив наше послание 5 ноября, одесситы в тот же день отправили нам ответное письмо. На почте его проштемпелевали на следующий день. В среду, судя по штемпелям, письмо было уже в Киеве — но до редакции «Зеркала недели» добралось только к четвергу, 8 ноября. День задержки на старте — и день на финише. Итого, четыре дня в пути. Уже без выходных.
Не знаю, насколько долгим был в 1898 году путь от киевской почты до «соб. дома» Александра Конисского. Однако налицо, что даты, проставленные на открытке одесским издателем и местной почтой, совпадают — 20 июня.
Так что в почтовом состязании XIX и XXI веков позапрошлый в лучшем случае соглашается на ничью. Несмотря на 103 года форы.
Отдельные недостатки на отдельных участках...
— Но объемы почты XIX века несравнимы с современными! — не преминул отметить генеральный директор государственного предприятия почтовой связи «Укрпочта» Василий Георгиевич Мухин, к которому я обратилась за комментарием к нашим экспериментам.
Впрочем, по его же словам, от чрезмерной загруженности украинская почта сейчас не страдает. Еще в 1990 году она перерабатывала более полутора миллиардов единиц (!) внутренней корреспонденции. К концу нынешнего наберется что-то около трехсот миллионов. Пик падения объемов пришелся на 1998-й. Последние три года, утверждает руководитель «Укрпочты», кривые на графиках потихоньку ползут вверх. И все равно почтальон «с толстой сумкой на ремне» — персонаж уже почти мифологический.
На жителя Украины в среднем приходится сейчас по шесть писем в год. Для сравнения: на жителя Эстонии — 16; Германии — около ста. Не то чтобы в западных странах люди настолько больше писали друг другу в частном порядке. Объемы делает в основном деловая переписка, которая у нас пока что пребывает в зачаточном состоянии. А ведь именно в деловом мире часто решающую роль играет скорость передачи информации. И на западной почте работает строгое правило: сегодняшние письма приходят по адресу самое позднее — завтра.
— Какие же реальные причины мешают скостить до одних суток контрольные сроки доставки корреспонденции в Украине?
— Почему в развитых странах одни сроки, а у нас другие? В некоторых государствах, скажем, в Англии, расписание поездов привязывают к королевской почте. А мы, пользуясь услугами железной дороги, привязывались к их расписанию. Когда мы просили сместить на час, скажем, отправление поезда «Киев—Симферополь», потому что типографии не успевали отпечатать периодические издания, а мы не успевали вовремя их подвезти, нам отвечали: это ваши проблемы.
Мы пытались реанимировать авиапочту. Но сейчас регулярного авиасообщения между областными центрами Украины практически нет. В прошлом году мы сделали один авиамаршрут: все тот же «Киев—Симферополь». Но потом авиакомпания сообщила нам: извините, мы этот рейс прикрываем — нет потока пассажиров.
Вот почему в этом году мы практически полностью перешли на автомобильные перевозки собственным транспортом. Но тут возникает новая проблема — качество дорог. Мы купили прекрасные машины — «Вольво», МАЗы, КАМАЗы. Но расчетную скорость для них приходится ставить — 50 км/ч. В то время как на дорогах Германии, Польши, Прибалтики средняя скорость — 75 км/ч.
Автомобильные перевозки — это, во-первых, экономически выгодно, во-вторых, скорость доставки повышается, а, кроме того, мы меняем схему сортировки почты. Теперь, если в Ривном вы опустили письмо в Ивано-Франковск, нет необходимости везти его в Киев в центр сортировки, делать такой огромный круг. Это тоже существенно повлияет на скорость.
И еще: мы можем доставить письмо на следующий день в областной центр. Но если это письмо адресовано в село, то его сначала нужно доставить в районный центр, а только потом — в это село. А есть такие села, что дождь прошел, и туда проехать практически нельзя...
— Но эксперимент касался именно областных центров. И показал, что во многие из них письма не столько «едут», сколько потом «вылеживаются» на месте: то есть письмо доставляют адресату лишь через день-другой после того, как оно пришло на почту. Чем это объяснить?
— Мне трудно сказать, с чем это связано. Может быть, просто с халатностью отдельных наших работников, такие случаи есть. Может быть, какие-то форс-мажорные обстоятельства. Для этого у нас существует служба почтовой безопасности (подобные службы действуют не только у нас, а во всех странах), которая как раз и выявляет: на каком этапе застряло письмо? Кто виноват? Увольняем, наказываем, лишаем премии. Сегодня в украинской почте работают 120 тысяч человек. Это огромный механизм, работать абсолютно идеально он не может.
...Что ж, нормальный ответ нормального руководителя. В стиле гайдаевского «Не может быть!»: «Вот какие отдельные проявления несознательности встречаются среди отдельных граждан на отдельных участках семейного фронта». Думаю, что-то подобное слышали от начальников почты и журналисты «Литературной газеты», пытаясь отследить те самые этапы, на которых застревали в пути «меченые атомы». И пришли тогда, в 1970-м, к такому выводу: ход писем замедляет прежде всего их ручная сортировка.
Помните, раньше на конвертах были специальные прямоугольнички для индекса, а на обороте — образец написания цифр, которые могла бы считывать машина? Кто-то аккуратно выводил их по пунктирным линиям, а некоторые «несознательные граждане» писали цифры как попало: мол, все равно никакой машины нет, почта сортируется вручную.
— Да, сортировка писем у нас ручная. Мы отказались от ее автоматизации по простой причине: объемы корреспонденции настолько упали, что применение машин стало неэффективным, экономически невыгодным. Ручная сортировка будет продолжаться до определенного этапа: когда объем нарастится хотя бы до 500 миллионов. В принципе, это не проблема. Мы вели переговоры с фирмой «Сименс» о покупке одной сортировочной машины, хотели поставить ее в дирекции обработки почты в Киеве — там, где проходит самый большой поток писем. Но и это сейчас невыгодно. Машина может за два часа перекрутить весь суточный объем писем, а потом будет стоять. А стоит она очень дорого.
— Но это бы ускорило доставку писем?
— Ни в коем случае! На этапе сортировки почта никогда не задерживается. Ручная сортировка у нас обеспечивает обработку всей почты по графику к моменту выхода машин. Такой проблемы нет. Есть много других...
Еще пять лет форы...
С нашей стороны было бы несправедливо, скрупулезно подсчитывая каждый день задержки писем в пути, полностью проигнорировать трудности почтового ведомства, переживающего сейчас вместе со всей страной не лучшие времена.
— Мы переживаем тяжелый период. При СССР существовало единое почтовое пространство, все магистральные схемы работали на Союз. Все это нужно было пересмотреть в рамках отдельного государства. И теперь главная наша задача — сохранить эту уникальную почтовую сеть. Сегодня «Укрпочта» имеет более 15 тысяч отделений связи во всех уголках Украины, транспортные маршруты, пункты обработки, сортировки почты. И хотя они сейчас не загружены на сто процентов, потому что строились на прошлые, миллиардные объемы, мы стараемся ничего не разбазарить.
Почта предоставляет около 80 разных услуг. Кроме традиционных — письмо, посылка, перевод, — мы доставляем периодические издания (почта не обязана это делать), выплачиваем пенсию и другие социальные выплаты, принимаем коммунальные платежи. Кроме того, рассылка рекламы, гибридная почта (счета за коммунальные услуги) и торговля: от открыток, конвертов и марок — вплоть до средств гигиены, моющих средств и канцелярских принадлежностей, — особенно в сельской местности. У нас сейчас по статистике 46% — это «прочие услуги». Для сравнения: письменная корреспонденция — 16%, посылки — 2,2%, переводы — 8,2%.
Почему мы этим занимаемся? С тем, чтобы сохранить инфраструктуру. Вот когда у нас пойдет 70 % письменной корреспонденции, мы уже не будем так торговать. Хотя это нормально: новозеландская почта, скажем, по договору с министерством экологии ведет перепись перелетных журавлей.
Мы не получаем от государства денег, мы хозрасчетное предприятие. Нам нужно 120-ти тысячам служащих выплатить зарплату, выдать спецодежду, купить автотранспорт, компьютеры, серверы, арендовать линии и т.д. и т.п.
— И как оплачивается сейчас профессия почтальона?
— Персонал почты — это не только почтальоны (их у нас 47 тысяч). Это еще и операторы-сортировщики, водители и так далее. Зарплата у нас сегодня невысокая: почтальон получает 200—220 гривень плюс комиссионные от продажи товаров. Но зато зарплата стабильная, без задолженностей. Только в этом году она повысилась на 27 %.
— Существует мнение, что обычную «бумажную» почту в обозримом будущем вытеснит электронная. Как вы оцениваете свои шансы в этой конкуренции?
— Этот вопрос актуален. Я был на заседании Всемирного почтового союза в Берне, и там поднималась эта тема. Почта должна быть готова к тому, что с развитием информационных технологий будет сокращаться пересылка бумажных отправлений. Но отказа от пересылки как таковой не будет. Если человек заказывает через Интернет какие-то товары, их все равно нужно привозить. Почта свое место найдет.
Мы к концу этого года завершаем создание собственной информационной сети. Она нужна и для наших корпоративных целей, а плюс к этому будет предоставлять услуги клиентам: электронное письмо, перевод и т.п. С одной стороны, мы вроде бы подрезаем сук, на котором сидим, — но понимаем, что не сможем влиять на процессы, происходящие в мире.
Пока это где-то полпроцента от общего объема корреспонденции. Электронный перевод мы внедрили в мае прошлого года, и за это время его объем вырос в несколько тысяч раз, — но в общей массе все равно составляет 5—6 %. Люди с опаской относятся к новым технологиям, хотя стоит электронный перевод столько же, сколько обычный, а скорость его гораздо выше.
...Впрочем, о проблемах и достижениях своего предприятия любой руководитель может распространяться неопределенно долго. И в конце нашей беседы я задала конкретный вопрос: так когда же в нашей стране почта будет приходить к адресатам в соответствии с мировыми стандартами?
И, как ни странно, генеральный директор «Укрпочты» дал достаточно конкретный ответ:
— Я думаю, что через пять лет мы уже сможем говорить о том, чтобы газету приносили утром, а письмо — на следующий день.
Что ж, подождем пять лет.