UA / RU
Поддержать ZN.ua

Марьинка. В надежде увидеть рассвет

Восемь утра. Вовсю шумит базарчик на центральной площади. Дети бегут в школу. Дворники машут лохматыми метлами. По своим делам деловито трусят дворовые псы. В парке бригада мужичков белит бордюры.

Автор: Леся Литвинова

Восемь утра. Вовсю шумит базарчик на центральной площади. Дети бегут в школу. Дворники машут лохматыми метлами. По своим делам деловито трусят дворовые псы. В парке бригада мужичков белит бордюры.

Утренняя Марьинка на первый взгляд ничем не отличается от десятков других маленьких городков, разбросанных по всей стране. Но только на первый.

Война лезет из всех щелей, прорастая через декорацию мирной жизни. Мир наизнанку, превратившийся для местных жителей в обыденность.

- Я свою собаку привязала, пусть сидит. А то соседские где-то ногу откопали и жрут второй день. Ничем же не отгонишь…

- Не будет у меня картошки в этом году. Посадить-то посадила, но как прилетело - так всю и "выкопали". Кабачков под забором чуть-чуть осталось. Там, где не достает.

- А что там про крыши говорили? Вроде как из Киева какие-то депутаты приезжали. До зимы хоть что-то залатают?

- Ты в туалет будешь идти - пригнись и перебежечками. Там стенка простреливается. Всю посекли. Латать - смысла нет.

В огородах можно найти все - от осколков "Градов" до сердечников снайперских пуль. От срезанных залпом деревьев до прошитых очередью газовых баллонов. Но жизнь в доме с огородом, даже на простреливаемой окраине, все равно намного легче. И подвал всегда под боком, и на огороде что-нибудь да уцелеет, и тепло зимой будет - ценность собственной печки по достоинству можно оценить только сейчас, зная, что газа в городе не будет.

Пятиэтажки в центре - как памятник освобождению города. Побитые "Градами", выгоревшие изнутри и постепенно зарастающие молодыми деревцами, пробивающими себе путь через покореженные плиты перекрытий. В некоторых из них продолжают жить люди…

Пятого этажа нет, от четвертого осталось полстены, на третьем рамы под тяжестью сдвинувшихся перекрытий ввалились внутрь, второй этаж заливает дождями, а на первом живет семья с ребенком. Занавески на окнах и два горшочка с комнатными цветами.

Третий подъезд уничтожен почти полностью, во втором и первом живут люди. Немного. Но почти на каждом этаже есть семья. На некоторых - две.

В каждой квартире - ключ от подвала. Подвалы оборудованы капитально - с запасами еды и воды, с буржуйками и дровами, с детскими колясками и нарами для взрослых. Зимой в этих подвалах будет теплее, чем в квартирах. Газа в городе нет, электричеством панельный дом не сильно прогреешь. Буржуйка не выгонит из подвала запах сырости, но обогреет.

В квартире на первом этаже живет семья. Родителям - за 70, единственной взрослой дочери - 45. У нее астма, эпилепсия и много всего по мелочи. Когда темнеет, даже если относительно тихо, она проситься в подвал. Ей страшно. А от страха начинаются приступы. Родители помогают ей спуститься вниз по узенькой лестнице, на которой двоим взрослым разминуться тяжело. И там ждут рассвета. У мамы скачет давление, и в последнее время "скорая" приезжает к ней несколько раз в день. Отец не знает, как он будет справляться, если жены не станет. О ее скорой смерти говорит обыденно, без трагизма и надрыва. Просто констатирует факт: я с дочерью не справлюсь.

На разбитых стенах школьного бассейна две надписи - "Зачем?" и "Все боятся мертвых, а бояться нужно живых".

Первоклашки рисуют осень. Зеленый листик. Красный листик. Окна класса до середины заложены мешками с песком - как раз на уровне детских головок. Рядом с мешками лежат мягкие игрушки, не сглаживая, а, скорее, подчеркивая нереальность происходящего. В коридоре на стенках полоски разноцветного скотча - чтобы было понятно, под какой стенкой можно или нельзя стоять при обстрелах. Зеленая полоска. Красная полоска. Красных больше.

Из дверей школьного буфета уютно пахнет домашней выпечкой. На дверях - плакат, демонстрирующий, какие предметы могут быть опасны, и что делать, если нашел мину.

На месте школьного вахтера - военный в бронежилете и с автоматом. За спиной у него, в углу - огромный бак с запасом питьевой воды.

Двор школы метет 70-летняя Петровна:

- Вы знаете, как остановить войну? Остановите… Знаете, как бы я вас после войны встречала! У меня такой диван широкий - все поместятся. Только остановите.

Работы в городе практически не осталось. Шахта, где работали мужчины, осталась по ту сторону линии разграничения. Молокозавод невозможно запустить без газа, который шел из Донецка.

Кто мог уехать - уехал. Но для того, чтобы перебраться хоть куда-то, нужны деньги на квартиру, стабильная работа на новом месте и минимальный запас на первое время. В соседнем Курахово цены на квартиру с начала войны подскочили с 500–800 до 2–3 тыс. грн. Спрос рождает предложение, и терять свою выгоду никто особо не хочет…

Иногда, попробовав обжиться в другом городе, люди возвращаются. Жизнь в собственной квартире, даже под обстрелами, все равно легче, чем в съемном жилье на безопасной территории. Остаются те, кому не к кому и не на что уезжать. Остаются инвалиды и лежачие старики. Которых никуда не увезешь. Остаются их родственники, которые не могут их бросить. А дальше выживают по мере возможности. Счастье, если в семье есть пенсионер, зачастую его пенсия - единственный доход семьи.

Среди разрушенных домов и разбитых дорог - заботливо высаженные под домом клумбы. Полоски цветов под прошитыми осколками заборами. Они говорят о войне больше, чем надпись "Мины" на стене бывшего райотдела милиции. Попытка создать подобие нормальной жизни в реальности, вывернутой наизнанку. Они идеально ложатся в картинку почти мирной жизни между рассветом и закатом солнца, за который жители Марьинки успевают прожить еще один день.

Школа работает до двух часов. Детский садик - до 12. После трех часов улицы начинают пустеть. В пять можно встретить редких людей, которые спешат домой. В шесть на улицах пусто. Ветер гонит осенние листья, и город в лучах закатного солнца кажется нежилым. Даже коты и собаки куда-то исчезают. Город ждет ночи.

Ночная тишина последних дней пугает местных больше, чем обстрелы. К обстрелам они привыкли и на слух определяют, откуда и что летит. Наперечет знают, какой угол простреливается снайпером, и под какой стенкой дома безопасно. У ночных перестрелок есть своеобразное расписание. И если в час ночи все еще тихо - они не могут заснуть. Лежат с открытыми глазами и вслушиваются в тишину. Сверяются с уровнем связи в мобильных телефонах: когда уровень сигнала падает, это почти всегда обозначает скорое начало обстрела.

Осенние дни короткие. В семь наступает темнота. Абсолютная темнота, накрывающая десятки маленьких городков по обе стороны разграничения. Все замирают в надежде увидеть новый рассвет.