UA / RU
Поддержать ZN.ua

Любко Дереш: «Те, кто называет меня вундеркиндом, за базар ответят!»

Робертино Лоретти, как известно, вырос. С юными гениями или вундеркиндами всегда так: вырастают, несмотря ни на что, и, соответственно, теряют статус юных гениев или вундеркиндов...

Автор: Яна Дубинянская

Робертино Лоретти, как известно, вырос.

С юными гениями или вундеркиндами всегда так: вырастают, несмотря ни на что, и, соответственно, теряют статус юных гениев или вундеркиндов. А вместе с ним, как правило, теряют все. Дальнейшая история либо просто печальна, либо даже трагична — а затем возникает грозный вопрос: кто виноват? Не те ли, кто когда-то назвал наивного ребенка гением, взвалив на него непосильное бремя, в конце концов его сломавшее?!

В начале нового тысячелетия в вялотекущем современном укрлитпроцессе произошло заметное событие, повод для дискуссий как минимум на несколько лет вперед. Повод по имени Любко Дереш. Семнадцатилетний мальчик из маленького городка под Львовом опубликовал сначала во львовском андеграундовом журнале «Четвер», а потом в издательстве «Кальварія» (договор на произведение несовершеннолетнего автора подписывали родители!) свой дебютный роман «Культ».

И началось. Восторги: в украинской литературе появилась новая звезда, наш Пелевин вместе с Ницше и Борхесом! Сомнения: а был ли мальчик, может, это вообще мистификация, коллективный псевдоним нескольких взрослых дядей? Скепсис: юноша, очевидно, изложил в этой книге весь свой небольшой опыт, о чем он будет писать дальше? И предостережение: смотрите, погубите бедного ребенка, разве впервой?..

На сегодня Дереш, которому уже двадцать один, написал и издал еще две книги: «Поклоніння ящірці» и «Архе». Его произведения мгновенно расходятся на хлипком украинском книжном рынке, переиздаются, переводятся в братских славянских странах, а «Культ» уже возили на Лейпцигскую книжную ярмарку и продали не последнему немецкому издательству.

Между тем Любко заканчивает учебу по специальности «Учет и аудит» на экономическом факультете ЛНУ, ведет здоровый образ жизни, вежливо общается с прессой и на равных — с поклонниками (за спинами которых во время раздачи автографов его трудно разглядеть!) и совершенно не производит впечатления испорченного или угнетенного ранним успехом. Так что не вижу оснований думать, что именно эта история о юном гении должна закончиться быстро и печально.

Ведь для таких существует и запасной выход. Вырасти и стать взрослым гением.

— Любко, как ты думаешь, когда тебя наконец перестанут воспринимать как вундеркинда и начнут оценивать «по-взрослому»?

— Я не могу, конечно, назвать точную дату... очевидно, для этого еще понадобится немного времени. В конце концов люди должны понять, что я достиг европейского совершеннолетия, потому меня уже нельзя определять словом «вундеркинд». Надеюсь, это произойдет после выхода следующей книги, ведь мне к тому времени, наверное, исполнится двадцать два года. Она будет немного отличаться от всего ранее написанного, в частности от последнего моего романа «Архе». Скорее, это будет своеобразным возвращением к более классическим формам наподобие «Поклоніння ящірці». Я хотел бы, чтобы эту книгу воспринимали без оглядки на мой возраст.

— Ты не боишься этого момента? Ведь взрослых писателей много...

— В действительности в отношении как к вундеркинду никаких поблажек нет, как это может показаться со стороны. Возможно, даже наоборот, выдвигаются завышенные требования: дескать, дитя лезет во взрослую литературу, возьмем с него за полный билет! Поэтому пусть будет то, что будет. Думаю, бояться здесь нечего. А те, кто называет меня вундеркиндом, рано или поздно за базар ответят.

— В литературной среде упрямо ходят слухи, что «золотой мальчик» Любко Дереш продан издательству «Кальварія» полностью и навсегда. Не будем говорить о деньгах, но насколько у тебя кабальный договор по остальным условиям? Должен ли ты выпускать, например, книгу в год? Можешь ли при желании пойти к другому издателю?

— Во-первых, хочу сказать, что никаких договоров с «Кальварією» на мое творчество вообще мы не подписывали. «Кальварії» принадлежат пока что только те три произведения, которые уже опубликованы в этом издательстве, а мое дальнейшее творчество целиком свободно. Уже готов новый роман, и думаю, что есть смысл предложить его нескольким издателям, которые проявят к нему интерес, а потом посмотреть, кто сможет предложить лучшие условия. Поскольку все же литература — это рынок, а не родственные отношения, и писатели тоже должны прислушиваться к рыночным требованиям.

— Вообще-то, больше распространена практика, когда автор находит «своего» издателя и в дальнейшем, если все благополучно, остается с ним. Тебя что-то не устраивает в «Кальварії»?

— Повторяю: это не является делом такой вроде бы семьи — издатель и писатель, это дело рынка. Мои книги — тоже рыночный товар. С того момента, как я передаю права издателю, он ведет себя с произведением не как с частичкой моего сердца, а как с товаром, и, соответственно, я должен вести себя со своим завершенным продуктом так же: как с товаром. Я по образованию экономист, поэтому более или менее понимаю эти принципы. Надо жить современно и, по возможности, грамотно.

— А твои заграничные контракты — это преимущественно моральное удовлетворение, слава в определенных кругах или «взрослые» гонорары тоже?

— Я думаю, что и первое, и второе, и третье. То есть я еще не знаю, насколько высокими будут мои гонорары, это зависит от того, как книга будет продаваться. Увидим.

— Мог бы ты писать «в стол»? Имею в виду, если бы у тебя не было, как сейчас, полной уверенности, что это будет опубликовано.

— Не знаю... Жизнь покажет, я ничего не могу обещать.

— А когда ты писал свою первую вещь?

— Я ее писал для себя, для друзей. В определенном смысле, очевидно, это можно было назвать «писанием в стол». Я пишу прежде всего для того, чтобы самому получить удовольствие от процесса написания, процесса перечитывания написанного, иначе зачем писать, если не в кайф?

— Ты часто встречаешься с читателями, видишь их лица и, думаю, представляешь себе, чего именно они от тебя ждут. Какой соблазн побеждает: пытаться соответствовать ожиданиям или, наоборот, ни в коем случае себя не повторять?

— Однажды одна знакомая посоветовала мне хитрую вещь. Она сказала: если ты не можешь найти книгу, которую тебе было бы приятно читать, напиши ее сам. Я воспользовался этим советом, когда писал «Поклоніння ящірці», когда писал «Культ», когда писал «Архе». И сейчас вижу, что все эти книги вызывают интерес у читателя. Таким образом я убедился: то, что интересно лично мне, интересно и моему читателю. Соответственно, я нашел корреляцию между своими интересами и интересами людей, покупающих мои книги. Так что в этом плане я спокоен.

— Можно проследить, как от довольно понятных и сюжетных вещей ты дошел до всяческих текстовых игр и абстракций. Сейчас возвращаешься обратно? Почему именно так?

— Скажем так: я никогда не обещал, что всегда буду таким, каким меня привыкли видеть. В этом произведении — очевидно, речь об «Архе» — я просто писал то, что мне действительно хотелось, то есть мне был интересен эксперимент. Каждое произведение хронологически рождено какой-то внутренней или внешней жизнью писателя. Так же и «Архе» — он был порожден моим интересом к определенному набору идей, возникших у меня в то время и которые я в этой книге изложил.

— Насколько для тебя в творчестве важен собственный опыт? Ведь у молодого человека его не слишком много, какие факторы ты используешь, когда он исчерпывается?

— Добавляю, как это ни смешно, фантазию. Но практика показывает, что такая смесь опыта и фантазии — не самый худший вариант. Люди читают, говорят мне потом приятные вещи, как им было интересно и тому подобное. Я понимаю, что читателям это нравится. Следовательно, это действительно не наихудшее из того, что может быть.

— Сейчас часто можно услышать в контексте разговора о молодых авторах: вот некоторым, не будем показывать пальцем, сразу везет, но потом... А действительно, если честно: что плохого и трудного в раннем успехе?

— А что плохого вообще в жизни, в нашем существовании? Я не думаю, что на такие вещи нужно смотреть отдельно. Это часть жизни. Я пытаюсь воспринимать ее спокойно, целостно, не убегать, не притворяться, что меня это не касается. Вот и все.

— По-твоему, можешь ли ты позволить себе... не буду говорить «творческий кризис», а «отпуск»? Например, если ты два года не будешь выпускать книги, тебя будут ждать — или необходимо любой ценой удержаться «в обойме»?

— Не знаю, ждали бы меня или нет. Пока что «творческий отпуск» не планирую, поскольку у меня есть постоянное желание, даже потребность что-то писать. Если наступит этот «творческий кризис», тогда и поговорим.

— Твоя нынешняя жизнь проходит преимущественно за компьютером, на литературной андеграундовой тусовке или где и как?

— Мне сейчас приходится совмещать многие вещи: и с учебой как-то заканчивать, и успевать писать, и помогать родителям, наконец, и друзьям нужно внимание уделять... Поэтому на литературные тусовки времени не остается.