Доктор Кристиан Барнард - пионер операций по пересадке сердца. В последние годы ведет уединенный образ жизни, редко покидая свою ферму, и лишь иногда показывается на людях.
Сегодня руки Барнарда, пораженные жестоким артритом, совсем не похожи на руки хирурга высочайшего класса. Ныне 73-летний Кристиан Барнард - владелец одной из крупнейших в ЮАР ферм, известный писатель (скоро в Лондоне должна выйти в свет его четвертая книга) и рядовой южноафриканский миллионер. Правда, нет-нет - и его лицо озарит улыбка, которая снова делает его тем самым Барнардом, суперхирургом, осмелившимся в 1967 году совершить, казалось бы, невозможное - пересадить человеческое сердце.
Сам Барнард с большим удовольствием вспоминает время, когда он в течение суток превратился из заурядного врача (его-то и в ЮАР мало кто знал) во всемирную знаменитость.
А потом, на гребне всемирной славы, Барнард впутался в довольно сомнительную историю с кремом для кожи «Глисель», целебные качества которого вызывали большие сомнения у специалистов. Эта история и связанный с нею скандал значительно подорвали его авторитет во врачебном мире, однако принесли немалое богатство и позволили приобрести ту самую ферму, где он сейчас живет. Именно здесь, на ферме, он и начал заниматься писательским трудом.
«Сегодня моя жизнь гораздо покойнее, чем прежде. Наверняка это издержки возраста», - утверждает Барнард. Не совсем так: во многом этому способствовала его третья жена - 31-летняя Карин Сецкорн, которая родила доктору семь лет назад чудесного сынишку. Барнард просто души в нем не чает.
Родился он в бедной семье, вырос в небольном городке, где и приобрел профессию врача. Первая его жена, медсестра Алетта Лоуи, помогла ему не только выжить в глухой провинции, но и стать тем, кем он мечтал стать, - хирургом-кардиологом. Она же родила ему двоих детей (старшая дочь Дейдра сейчас учительница, а сын Андре скончался от передозировки наркотика в 1984 году). Алетта помогала Кристиану во время первых операций на сердце. «Это были золотые дни, - вспоминает сотрудничавший с Барнардом доктор Тербланш, - мы все, особенно Кристиан, были одержимы идеей пересадки сердца, и он был генератором этой идеи. И в конце концов мы своего добились».
Впрочем, кроме манипуляций с сердцами пациентов, Барнард активно занимался еще и составлением коллекции сердец покоренным им дам. В автобиографической книге «Вторая жизнь» он с большим удовольствием рассказывает о своих победах. Особо он выделяет Джину Лоллобриджиду, которую «нашел настолько же сексуальной, насколько не удовлетворенной женщиной».
«Однажды, - вспоминает Барнард, - она приехала ко мне на свидание в своем «Ягуаре» и повезла к себе домой. Она была в прекрасном меховом манто, под которым ничего не было».
Правда, когда Джина прислала за ним свою очаровательную секретаршу, Барнард сразу же отправился в гости и к этой девушке, ибо «нельзя оставлять посыльного без чаевых».
Его первая жена развелась с ним после 21 года совместной жизни, так и не смирившись с его похождениями и развлечениями. Она до сих пор ненавидит своего бывшего мужа и в прошлом году в одном из интервью заявила, что вообще не знает человека по фамилии Барнард. Для нее он не существует...
Надежды Барнарда обрести поддержку в лице второй супруги, Барбары Зольнер (ей было 19, когда они поженились), тоже не оправдались: прожив с нею 12 лет в браке, в котором родились двое детей (Фредерик - адвокат и Кристиан-младший - супермодель), он опять развелся. Впрочем, как утверждает хирург, он никогда сам не разводился с женами - те разводились с ним.
«Я ни о чем не жалею», - гордо заявляет Барнард, который сейчас заканчивает писать триллер под названием «Донор», где речь, как уже догадался проницательный читатель, идет о пересадке сердца. Он сожалеет только о том, что когда-то за 4 миллиона долларов согласился поддержать «Глисель», препарат, изгнанный с американского рынка в 1987 году. Есть и другая причина для сожалений: Барнард никогда не выступал против апартеида, во всяком случае публично. «Я предпочитал не высовывать нос, - говорит он, - хотя всегда отрицательно относился к политике тогдашнего правительства. Наверное, молчание с моей стороны было эгоизмом».