Мемориальная доска памяти выдающегося физика ХХ столетия Льва Шубникова, создателя школы криогенной физики в нашей стране и одного из основателей Украинского физико-технического института, установлена на доме номер 14 по улице Чайковского в Харькове, где жил ученый. Инициаторов увековечения памяти Шубникова — Северо-Восточный научный центр НАН и МОН Украины и Национальный научный центр «Харьковский физико-технический институт» поддержали ученые и власти города.
Мистер Икс криогенной физики
Если высокий научный статус нобелевского лауреата Льва Ландау известен даже неспециалистам, то имя физика Льва Шубникова, его друга и соратника по физико-техническому институту, явно не на слуху. Долгие годы оно было предано столь основательному забвению, что и поныне этому ученому не отведено подобающее место в истории науки.
По словам специалистов в области криогенной физики, Шубникову и его сотрудникам принадлежат несколько результатов, которые могли бы претендовать на получение Нобелевской премии. Это открытие эффекта Шубникова—де Хааза, идеального диамагнетизма сверхпроводников первого рода (эффект Мейсснера), антиферромагнетизма и сверхпроводимости второго рода. Его пионерские научные работы заложили фундамент и на долгие годы обозначили пути развития важнейших направлений современной физики твердого тела, физики и техники низких температур.
Тем не менее при столь выдающихся научных достижениях имя ученого, которое могло бы принести славу государству, в котором он жил и работал, было надолго вычеркнуто из официальной истории. Что ж, отношения власти и ученых в нашей стране полны драматизма, хотя были в жизни Шубникова и светлые, и трагические страницы.
Первая пятилетка в СССР (1928—1932 гг.) выполнялись под знаком импорта передовых технологий и оборудования из развитых стран. XV съезд партии провозгласил своим курсом «широчайшее использование европейского и американского научного и научно-технического опыта». Это был период больших экономических трудностей для страны, пережившей революцию и гражданскую войну, но в то же время и активного развития науки. Страна завязывала международные научные связи, отправляла в командировки молодых ученых в европейские научные центры, приглашала на работу зарубежных специалистов, привлекала иностранные инвестиции.
Начало научной деятельности Льва Шубникова пришлось именно на эти годы. Он родился в начале прошлого века в Петербурге. В 1918 году поступил в вуз, параллельно работая лаборантом в Физико-техническом институте. «Жизнь была трудная, — вспоминала жена Шубникова, физик Ольга Трапезникова. — После лекций Лев Васильевич составлял список присутствующих, лектор подписывал, и всем выдавалось по тоненькому кусочку хлеба с повидлом». В то же время царила удивительная атмосфера творческой свободы и жажды знаний. Одной учебы студентам казалось мало, и они по собственной инициативе организовали физический кружок, где делали доклады на особо увлекательные темы.
После окончания вуза талантливого студента было решено послать в командировку в Голландию, в Лейден, один из крупнейших европейских центров физики с прекрасной экспериментальной базой и давними научными традициями.
Лев толстый и Лев тонкий
Счастливые четыре года работы в криогенной лаборатории, повседневное общение с выдающимися физиками. Здесь молодому ученому посчастливилось слушать выступления Эйнштейна, Планка, Паули, Борна, Шредингера, Дирака и других знаменитостей. В Лейдене Шубников вырос в первоклассного экспериментатора в области низкотемпературных исследований, с запасом глубоких знаний, научных целей и задач. Более того, здесь он стал соавтором крупного открытия — первого квантового осцилляционного эффекта, который получил название эффект Шубникова—де Хааза.
Возвратившись на родину, Шубников не остался в Ленинграде, он уехал в Харьков, в новый Украинский физико-технический институт, директором которого стал знакомый ему Иван Обреимов. На генеалогическом древе науки УФТИ представляется экзотическим побегом, привитым директором Ленинградской физико-технической лаборатории Абрамом Йоффе. Институт был создан по его предложению. Здесь причудливо смешались дерзкие гены молодых ленинградских и харьковских физиков и основательность зарубежных ученых — они составили основное ядро УФТИ в первые годы его существования. Лев Шубников возглавил криогенную лабораторию института, единственную в то время в СССР, а Лев Ландау стал руководителем теоретиков. «Лев толстый» и «Лев тонкий», как их называли в институте.
К моменту организации УФТИ его будущие сотрудники — Лев Шубников, Георгий Латышев, Александр Лейпунский, Ольга Трапезникова, Иван Обреимов, Лев Ландау, Кирилл Синельников и другие — успели поработать в зарубежных научных центрах. В Геттингене, Лейдене, Копенгагене, Кембридже. Они свободно владели иностранными языками, жили с ощущением внутренней свободы и самоценности таланта, жаждали самостоятельной работы. И обладали чувством юмора.
— Рядом с одним из вентилей в криогенной лаборатории была сделана ниша, — вспоминает Ольга Трапезникова. — Я из глины вылепила фигурку — ее назвали святая Криогена, покровительница дьюаров. Святую поставили в нишу, а к вентилю подвесили небольшую вазочку. Перед измерением полагалась туда опустить деньги, иначе эксперимент не удастся. Как только вазочка наполнялась до краев, деньги изымались, на них покупались пирожные и устраивалось чаепитие.
Лев Васильевич вел работы в двух глобальных направлениях. Это, как сейчас бы назвали, физика конденсированных состояний при низких температурах — сверхпроводимость, гелий, низкотемпературный магнетизм, отвердевшие газы, фазовые переходы. И техническая физика — криогенные жидкости и их смеси, способы их разделения и широкий круг соответствующих прикладных задач.
Скоро работы в области технической физики приобрели такой размах, что по инициативе Шубникова в 1935 году в Харькове была создана Опытная станция глубокого охлаждения, которая в то время была уникальным научно-техническим предприятием нового типа. Кстати, она стала предтечей открытия в Харькове в 1960 году Физико-технического института низких температур.
Лев Васильевич сумел сформировать небольшой, но творческий коллектив — всего около 10 научных сотрудников и 25 человек вспомогательного технического состава, — который смог получить результаты мирового класса. Увлечение наукой было столь велико, что сотрудники могли работать и по ночам, и в выходные дни. УФТИ представлял собой в это время интернациональный коллектив удивительного энергетического заряда. Как вспоминает Владимир Шпинель, «…молодой теоретик Евгений Лифшиц в первый день моего приезда в Харьков сказал: «До сих пор был кембриджский период в развитии физики, а теперь настает харьковский».
Враг народа
Прогноз не сбылся. В УФТИ, который долго оставался островком относительной свободы и благополучия в море сталинской деспотии, наступили тяжелые времена. На смену яркому призыву «Время, вперед!» девизом дня стала мрачная «революционная бдительность».
Институту было приказано провести «чистку» сотрудников и ввести режим секретности. Поначалу вольнолюбивые ученые пробовали было шутить по этому поводу. Ольга Трапезникова, например, цепляла выданный ей пропуск к ошейнику собачки по кличке Фотон, с которой ходила на работу. Но очень быстро стало не до шуток. Научные контакты с миром сворачивались. Так, Шубникову, получившему в 1936 году персональное приглашение на международный конгресс в Гаагу, поездку не разрешили. В Харьков перестали пускать европейских ученых, а уже работавших в институте выдворяли из страны или арестовывали. «Врагами народа» становились и отечественные ученые — восемь человек было расстреляно, столько же сослано в лагеря. Побывали в тюрьмах и Обреимов, и Лейпунский, и Ландау.
Шубникова арестовали 6 августа 1937 года, в день приезда из отпуска из Крыма, где он был с Ландау. Ночью в его квартиру пришли с обыском и нашли «компрометирующие» материалы — старые туристические карты Берлина и Лейдена. Сохранилась страшная в своей краткости выписка из протокола решения по делу Шубникова от 28 октября 1937 года, подписанная наркомом внутренних дел СССР генеральным комиссаром госбезопасности Ежовым и прокурором СССР Вышинским.
«Слушали: Материалы на обвиняемых, представленные управлением НКВД УССР по Харьковской области в порядке приказа НКВД СССР за 3 00439 от 25/VII —1937 года.
Постановили: Шубникова Льва Васильевича расстрелять.»
Сооруженный в 1928 году ведомственный жилой дом по улице Чайковского возле здания УФТИ, где жил весь цвет украинской физики, дом, где гостили у своих коллег будущие нобелевские лауреаты: Бор, Кокрофт, Капица, Семенов, Гейзенберг, Дирак, супруги Жолио-Кюри, опустел. Счастливый период УФТИ закончился. После ареста Шубников лишился права на все публикации. Отныне все статьи, выполненные под его руководством и при его участии, публиковались без его фамилии. Она не звучала и на научных конференциях. Государство вычеркнуло его не только из жизни, но и из истории науки на долгих двадцать лет.
Л.Шубников был реабилитирован посмертно 11 июня 1957 года.
Идеи не умирают
Известно высказывание российского физика Виталия Гинзбурга в связи с присуждением ему в 2003 году Нобелевской премии по физике. На вопрос: «Что вы можете сказать о работе Алексея Абрикосова?» российский ученый ответил: «Это безусловно хорошая работа. Но надо прямо сказать, что Абрикосов развил идеи замечательного физика Льва Шубникова, который в 30-е годы в Харькове поставил очень интересные опыты».
— Нам удалось связаться с лауреатом Нобелевской премии Виталием Лазаревичем Гинзбургом и задать ему несколько вопросов.
— Какие именно идеи Шубникова вы имели в виду?
— Лев Шубников с сотрудниками получил в Харькове важные результаты, касающиеся сверхпроводящих сплавов, которые ведут себя существенно не так, как чистые сверхпроводники. Я говорил об этом в моей нобелевской лекции. По сути дела, он впервые довольно детально исследовал так называемые сверхпроводники II рода. Я узнал о его работах, во всяком случае, не позже 1943 года, когда начал заниматься сверхпроводимостью. Используется даже термин «шубниковская фаза» для исследовавшихся Шубниковым сплавов. Однако понимания ситуации тогда не было.
— Сейчас в средствах массовой информации много пишут об «утечке мозгов» и о мрачных перспективах развития науки на постсоветском пространстве, в том числе в России и в Украине. Есть ли, на ваш взгляд, основания для таких заключений?
— Известные основания имеются, но в общем все эти утверждения представлялись и представляются мне сильно преувеличенными. В России еще очень много высококвалифицированных и работоспособных ученых. Конечно, могу уверенно судить об этом только в отношении физики и астрономии. Но трудно сомневаться в том, что это относится и к математике и, вероятно, к некоторым другим наукам.
Но для достойного и благополучного развития науки необходимы не только достаточно ясные условия, так сказать, материального характера — деньги и еще раз деньги. Имеющиеся скромные средства необходимо тратить экономно и рационально, выбирая наиболее эффективные пути, в этом состоит задача РАН. Не меньшую роль, как я убежден, играют рациональная и продуманная организация работы и, можно сказать, моральный фактор — преданность делу, заинтересованность в нем.
— Где же выход из кризиса?
— Думаю, выход из кризиса тесно связан с тем, как много граждан вместо вопроса, что они от страны, от государства получают, будут задаваться вопросом, а что они стране дают. Конечно, это известная постановка вопроса, но она для нас сейчас особенно актуальна. Какие слои населения окажутся в этом отношении впереди? Не могу с уверенностью ответить на этот вопрос. Однако хотелось бы, чтобы такое почетное место занимали научные работники и преподаватели, для чего имеются реальные предпосылки.
***
Историческая память, пусть и медленно, возвращается обществу, страдавшему социальной амнезией. В конце 60-х появилась первая публикация о вкладе Шубникова в науку. В 1990 году вышла книга «Л.В.Шубников. Избранные труды и воспоминания» («Наукова думка»). В 2001 году постановлением президиума НАН Украины в честь 100-летнего юбилея ученого была учреждена именная премия им. Льва Шубникова. И вот сейчас — мемориальная доска на улице, где он жил и работал с 1930 по 1937 год, последние и самые продуктивные годы своей жизни.