Недавно первый космонавт независимой Украины Леонид Каденюк отпраздновал свой очередной день рождения. Дата не круглая, поэтому Герой Украины отметил его скромно. Леонид Константинович вообще не любит привлекать внимание к своей персоне. Он — человек дела. Как народный депутат борется за права военнослужащих, «строит» уже вторую сельскую школу на Буковине, отстаивает космическую идею для Украины. И придерживается жизненного принципа: «Ни при каких обстоятельствах не терять чувство оптимизма». Даже, если они весьма печальны.
— Леонид Константинович, ровно год назад случилась катастрофа с вашей родной «Колумбией». Представляю, что вы пережили после трагедии.
— Да, при входе в атмосферу взорвался тот самый корабль, на котором я летал. Погибли мои друзья Калпана Чавла и Крис Хасбенд. Крис Хасбенд входил в группу психологической поддержки наших семей. Перед полетом один из специалистов спросил у меня: «Кого бы вы хотели выбрать, чтобы эти люди успокаивали вашу семью, если вы погибнете?» Я выбрал астронавта Хайди Стефанишин — американку украинского происхождения, а Криса предложили сами американцы. И вот он сам погиб. А с Калпаной Чавлой мы вместе и готовились к полету, и летали. С другими членами экипажа она побывала и в Украине. Коллеги гостили в Киеве, Днепропетровске, Черновцах, моем родном селе Клишковцы. Калпане очень понравилась наша столица.
В полете, кроме научных экспериментов, у каждого члена экипажа были определенные обязанности. Меня, Калпану Чавлу и японца Такао Дои научили работать со скафандрами. С Такао Дои мы снимали их со всех после выхода на орбиту, а с Калпаной экипировали коллег перед спуском с орбиты.
— Как вы переносили невесомость?
— Первые двое суток ощущал, что кровь прилила к голове. Такое было чувство, как будто стоишь вверх ногами. А потом возникло ощущение, что когда-то я уже был в состоянии невесомости. Возможно, люди прилетели на Землю из космоса и где-то в человеческой памяти это состояние «записано». Мы даже играли в космосе в футбол. Обжили «Колумбию», как родной дом.
— Вы полетели в космос в 46 лет — возраст, в котором многие уже обзаводятся кучей болячек. Скажите, как вам удалось пройти все медкомиссии?
— Если следишь за своим здоровьем, поддерживаешь спортивную форму, то и в зрелом возрасте чувствуешь себя достаточно хорошо. Я, например, и сейчас три-четыре раза в неделю совершаю десятикилометровые пробежки.
Американская система зачисления претендентов в отряд астронавтов отличается от советской меньшим объемом медицинских исследований. В США они длятся всего неделю. Я же в 1976 году после предварительного «сита» медкомиссии, которая разъезжала по воинским летно-истребительным частям Советского Союза и отобрала 254 человека из нескольких тысяч, проходил первоначальное тестирование два месяца: один — в Звездном городке, другой — в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале (ЦНИАГе). С некоторыми испытаниями я как летчик-истребитель был уже знаком. Например, с барокамерой. А с центрифугой, вестибулярными тестированиями столкнулся впервые. Перегрузки в центрифуге доводили до восьмикратных, а после отбора в отряд космонавтов — до двенадцатикратных. Это было очень тяжело. Некоторые теряли сознание, и с летной работы их «списывали» совсем. В сурдокамере нужно было провести семь суток. Трое из них — режим непрерывного действия, спать совсем нельзя. Уснешь — врачи за стеной включают сирену, световую сигнализацию в мигающем режиме … У одного из нашей девятки начались галлюцинации.
— Если бы знали об этих испытаниях, то, может быть, передумали подавать заявление?
— Не думаю. Летчиком-истребителем я хотел быть с шести лет, а с десяти, после полета Гагарина, решил стать космонавтом. Поэтому занимался спортом: ходил в секцию борьбы, играл в футбол, волейбол. О настоящих мячах мы тогда могли только мечтать, шили их из кирзовых сапог. Играли улица на улицу, потом — село на село. Сейчас, к сожалению, дети меньше увлекаются спортом.
— А ваш сын-студент занимается?
— Да. Ходит в спортивный зал. И если переест сладкого, маминой выпечки, например, потом сознательно сидит на диете. Считаю, что в школе нужно давать элементарные знания по медицине, учить правильно питаться.
— Поделитесь своими секретами питания.
— Избегаю тех продуктов, где много холестерина, калорий. Люблю молочные продукты, особенно кислые. Молоко дома пьем только обезжиренное. Привычный для нас картофель в тибетской медицине считается вредным. В нем есть вещество, которое оседает на стенках сосудов, сужая их.
— Ваш первый командир эскадрильи в Черниговском авиационном училище вспоминал, что как-то из отпуска курсант Каденюк привез бочонок молодого вина.
— Да, его делал отец. И старшего брата успел научить. Когда бываю у Владимира в Черновцах, всегда с удовольствием угощаюсь его вином. Хотя к алкоголю вообще-то отношусь отрицательно, в небольших количествах он даже полезен. Бокал сухого красного вина, рюмка коньяку или хорошей водки... Но не больше.
— А мама чем балует?
— Курицей в сметане, грибами. Мамалыгу ем с удовольствием. И, конечно же, красный борщ. Родители всегда мне посылали орехи, яблоки. Но в училище больше двух орехов мне не доставалось: обычно посылку делили на всю эскадрилью.
— Вот почему так тепло о вас отзываются однокурсники! Рассказывают, что и самолет на постаменте возле входа в училище — ваш, и что в учебе и в небе вы были всегда одним из лучших.
— К труду родители приучили с детства. Мы ко всему относились добросовестно: к работе по хозяйству, к учебе. И среднюю школу с братом Сергеем (мы с ним двойняшки) закончили с серебряными медалями, а Владимир, — с золотой.
— Наверное, все эти качества плюс настойчивость и помогли вам стать первым космонавтом независимой Украины.
— А еще — высокая работоспособность, умение себе в чем-то отказать. Наша группа прошла уникальную инженерную и летную подготовку. Готовили нас и как биологов, и как медиков, астрономов, геологов, экологов… Как командиры космических кораблей «Союз-ТМ» и «Буран» должны были знать их бортовые системы так, как все конструкторы вместе взятые; сдать сотни зачетов и экзаменов. Чтобы управлять кораблем многоразового использования «Буран», стал летчиком-испытателем первого класса. Летал на шести десятках типов и модификаций самолетов различного назначения. Участвовал в испытаниях Су-27, МиГ-293125 27 и других. Это было настолько интересно, насколько и опасно. Из моей девятки в процессе этой работы погиб космонавт Леня Иванов, мой близкий товарищ.
Но были и курьезные случаи. На одной из главных медицинских комиссий мне задали вопрос (это было уже после того, как Украина стала независимой): «А если Президент Кравчук прикажет посадить «Буран» на Крещатике, вы это сделаете?» Я ответил тоже шуткой: «Смотря, чем заплатит: если купонами — подумаю, а если долларами — посажу».
— Кстати, сколько получали за полет советские космонавты?
— 15 тысяч рублей и автомобиль «Волгу». После следующего полета машина уже не полагалась, но некоторые ухитрялись ее получить. Тогда это был большой дефицит. Зарплата была — 700—800 рублей. Сумма для того времени вроде и немалая, но несоизмеримая с затрачиваемыми усилиями, постоянным риском для жизни.
— Так как же все-таки вы стали украинским космонавтом?
— Когда узнал, что Украина подписала с США договор о совместной экспедиции, сразу написал письмо в Украинское космическое агентство, затем поехал в Киев. А летом 1996 уже был в Америке. Я сразу вписался в коллектив. Ведь еще трое из членов экипажа — летчики-испытатели. НАСА сняла квартиру и арендовала для меня машину — олдсмобиль. На права сдал еще дома. Ребята рассказывали, что в Штатах никто пешком не ходит. Потом мне дали автомобиль более дорогого класса, довольно редкой марки. Как-то увидел такой в Киеве, даже сердце екнуло — моя машина!
— Как НАСА обеспечивает своих астронавтов?
— Очень хорошо. Астронавты — люди небедные. У моих коллег по трое-четверо детей. Для них нет проблемы обеспечить их, дать образование. И на подготовку к полету астронавты не тратят столько времени и сил, из них не пытаются сделать разносторонних специалистов.
— Что для вас было самым сложным?
— Пожалуй, английский язык, поскольку овладеть им надо было быстро, а я начал с нуля. В школе, в высшем летном училище, в Московском авиационном институте изучал французский. Когда российский космонавт Анатолий Соловьев, проходивший подготовку в Штатах, узнал, что я должен вести репортажи из космоса по-английски и по-украински, рассмеялся и спросил: «А ты хоть знаешь украинский?». В Звездном мы с ним 20 лет были в одной группе, а украинской речи он из моих уст не слышал. «Толя, — говорю я ему, — лучше бы ты спросил, знаю ли я русский!».
— С технической подготовкой проблемы возникали?
— Нет. «Шаттл» и «Буран» до того похожи, что некоторые бортовые системы совпадают даже в деталях.
— В какую сумму оценила Украина ваш полет в космос?
— В 15 тысяч гривен. А Михаил Воронин подарил мне костюм и смокинг.
— Леонид Константинович, вы бывали в пустынях и за Полярным кругом, в горах и на берегу океана. А где больше всего любите отдыхать?
— На море в Крыму. Также с удовольствием навещаю маму, места, где родился и вырос.