Имя Фритьофа Нансена гремело в мире еще тогда, когда о Владимире Ульянове не слыхал никто, кроме малочисленной секты единомышленников и жандармерии. Отважный путешественник и ученый, он был (в отличие, кстати, от Амундсена) не только «срывателем призов», как «достигатель» каких-то неизведанных точек; во время своих путешествий он вел, о чем не так часто вспоминают, большую научную работу. Нансен первым пересек на лыжах Гренландию, руководил отчаянно смелым экспериментом, вморозив в лед судно «Фрам» и дрейфуя со льдами по Арктике. В 1920—21 гг. он становится верховным комиссаром Лиги Наций по делам военнопленных, и именно за эту работу, а не за научные достижения, получает Нобелевскую премию мира. «Нансеновские паспорта» помогли тысячам обездоленных беженцев из разных стран получить жизненосную возможность считаться «гражданами Европы». Авторитет ученого и общественного деятеля был настолько высок, что когда стал вакантным норвежский трон, Нансену было предложено стать королем Норвегии, от чего он, как и положено ученому, скромно отказался.
Одна из страниц биографии Нансена непосредственно связана с нашей историей, с нашей трагедией, с судьбой украинского народа; и мы должны, обязаны знать об этом и благодарно помнить.
Речь идет о борьбе с голодом 1921 года, которую Нансен возглавил, с голодомором, который в энциклопедиях почему-то упорно называют «голодом в Поволжье», хотя беда охватила всю причерноморскую Украину с Крымом — вплоть до Кавказа.
Дочка Нансена, Лив, вспоминает: «Еще в 1919 году отец предвидел, что Россию поразит страшный голод...» И в 1921 г., без малого 80 лет назад, его предвидение сбылось с математической точностью. Семь лет войны — мировой и гражданской — разрушили коммуникации, перекрыв пути поездам с продовольствием из более благополучных районов.17 миллионов человек и 2 миллиона лошадей были заняты на фронтах и изъяты из сельского хозяйства. Блокада страны Советов западными державами отрезала подвоз извне. А тут еще и засуха!
Богатейшие поля-житницы превратились в пустыни. Пространства, которые пострадали от неурожая, были вдвое больше Франции, а их население составляло 42 миллиона человек, из них 18 миллионов — детей. Надвигалась зима, а с ней — полная катастрофа.
Именно в этот момент Нансен получил телеграмму от Международного Красного Креста с просьбой возглавить организацию всеевропейской помощи голодающим. И ученый сразу согласился. Приехав в Москву, он заключил с советским правительством официальный договор, по которому брался доставить закупленный Лигой Наций хлеб, добыть кредит в 5 млн. фунтов стерлингов на неотложную помощь и еще 5 — на восстановление пострадавших регионов. Советская сторона гарантировала доставку грузов и расходование средств по назначению. (Она же внесла в договор пункт о том, что Нансен лично отвечает за каждого сотрудника, который должен был воздерживаться от политической деятельности и не имел права без разрешения выезжать из России).
Нансен носился по миру, как горьковский буревестник, «выбивая» и собирая деньги, зерно, хоть какую-нибудь помощь. Основал — частично на свои собственные средства — две сельскохозяйственные станции в Украине и в Поволжье, создал организации «Европейская помощь студентам» и «Нансеновская помощь труженикам интеллектуальной работы», открыл много детдомов для осиротевших из-за голодовки. Только железнодорожники Харькова получили 600 нансеновских посылок. А тем временем в Москве разворачивались довольно странные и достойные изучения события...
В столице РСФСР жизнь была тоже не сытая: суп из картофельной шелухи, жаркое из дохлой лошади, пшено на колесной смазке, сельдь, копченная в самоварной трубе, хлеб с наиценнейшим и наипитательнейшим добавлением — победой вот обычное «меню» москвичей и петроградцев. Ели — и радовались, ибо из районов беды доходили известия о людоедстве, не в виде отдельных случаев, а как достаточно распространенном явлении.
29 июня 1921 г. М.Горький внес на рассмотрение Политбюро ЦК ВКП(б) предложение о создании Всероссийского комитета помощи голодающим. Такой комитет, Пом-гол, был создан, разместился он на улице Собачья площадка (!). От цека его возглавил Л.Каменев, членами стали выдающиеся деятели культуры и науки: режиссер К.Станиславский, писатель Б.Зайцев, экономист А.Чаянов, А.Толстая, дочка великого Льва, президент Академии наук А.Карпинский, академики Н.Марр, С.Ольденбург, А.Ферсман. Активно работала известная до революции политическая деятельница Е.Кускова и несколько бывших министров Временного правительства. Исключительно только высокий моральный авторитет комитетчиков позволил получить поддержку общественности и зарубежных организаций: как вспоминал член Помгола, писатель М.Осоргин, нескольких дней было достаточно, чтобы в голодные губернии отправились поезда с картофелем, тонны ржи, возы овощей.
И вдруг, через какой-нибудь месяц, членов комитета (за исключением ячейки коммунистов) арестовали. Помгол переехал на Лубянку.
Что же случилось?
Письма В.Ленина свидетельствуют, что комитет, презрительно называемый им «Кукиш» (по фамилиям Кусковой и экс-министра Кишкина), был обречен еще до своего официального утверждения. В активности членов комитета мнительный Ленин видел угрозу контрреволюции; его страхи разделяли другие партии. «Милая моя Семашка!...> — (это — наркомпроду Ник.Семашко-Шамису. — В.С.) Не ревнуйте к Кусковой...>. От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов от тех, кто ей (и эдаким) сочувствует. Больше ни-че-го. Не трудно, ей-ей, это сделать». (Полн. собр. соч. Т.44. С.24.) Черт возьми, какой хулиганский цинизм в деле, от которого зависела жизнь миллионов! И какое равнодушие к этому делу!
Фритьоф Нансен тогда как раз вел переговоры с советским правительством о поставке продовольствия, при условии установления надзора за распределением — с этим условием Ленин согласился. Но великий норвежец решил назначить своими представителями членов Помгола. Ленин был возмущен этим «наглейшим предложением» Нансена. Когда Ильичу насплетничали, что бывший министр Прокопович на заседании комитета позволил себе сказать что-то лишнее, мгновенно последовал ленинский приказ: «Прокоповича сегодня же арестовать по обвинению в противоправительственной речи ...> и продержать месяца три, пока обследуем это собрание тщательно. Остальных членов «Кукиша» тотчас же, сегодня же, выслать из Москвы, разместив по одному в уездных городах по возможности без железных дорог, под надзор. Ей-ей, ждать еще — ошибка будет громадная. Пока Нансен не уехал, дело будет сделано; Нансену поставлен будет ясный «ультиматум». Игре (с огнем) будет положен конец. Напечатаем завтра же пять строк короткого, сухого «правительственного сообщения» (глядите, сам иронизирует — кавычками! — В.С.): распущен за нежелание работать. Газетам дадим директиву: завтра же начать на сотни ладов высмеивать «Кукишей». Баричи, белогвардейцы хотели прокатиться за границу, не хотели ехать на места. Калинин поехал, а кадетам «не вместно». Изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение двух месяцев». (Полн. собр. соч. Т.53. С. 141—142.)
Приказ «вождя» был выполнен. Впоследствии члены Помгола составили костяк группы интеллигенции, высланной советской властью на пароходе в Германию. Решение это продиктовал тоже Ленин: «Надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)...» (Там же. Т.45. С. 189.) И сам же назвал «кандидатов на высылку».
Легионы исследователей изучали ленинское идейное наследие, обсасывая каждое словечко, как леденец, читая справа налево и снизу вверх. Неужели они не замечали жуткой сути: для циничного параноика Ленина самая мизерная, призрачная, воображаемая опасность узурпированной им подручными власти перевешивала на чаше весов жизни миллионов тех самых рабочих и крестьян, которым эта власть якобы принадлежала? «Пусть погибнет весь мир, только бы торжествовала справедливость», — заявлял Робеспьер. Ленин пошел дальше: пусть погибнут к черту все трудящиеся, только бы существовала Власть, только бы выжила моя идея. А ведь, собственно, именно эта «идея» по сути обрекла российских и украинских крестьян на вымирание, на сдыхание, подобающее зверю, а не человеку.
И как же раздражал Ленина Нансен, который бескорыстно и самоотверженно боролся за выживание не своих соотечественников — граждан чужой страны. Не ради славы или власти, а по велению великого сердца. Пример Нансена наглядно девальвировал бредовые, бесчеловечные по истинной, а не декларированной сути, ленинские «идеи», был «самому человечному из людей» словно кость в горле. Какая же примитивная, рефлекторная психология!
***
В 1922 году во многих местах урожай был приличный. В Поволжье голод прекратился. Нансену вручили приветственный (и прощальный) адрес от Советов «с глубокой благодарностью». Но Нансен был хмур и встревожен — голодала Украина...