Тринадцатого декабря прошлого года прошла 41-я годовщина со дня смерти «трубача эпохи», «витязя молодой украинской поэзии», «черкасского поэта, чьи приезды в Киев становились литературными событиями», «одного из когорты молодых писателей-шестидесятников, противопоставивших себя приспособленчеству старшего поколения литераторов», «патриота, на творчество которого функционеры пытались бросить тень», и вдобавок — «остряка, чьи шутки становились легендами»... Так его называют сейчас.
А 8 января года нынешнего Васылю Андреевичу Симоненко исполнилось бы 70. И не дожил он даже до своего тридцатилетия. Его не стало в 28 лет.
Зато живут стихи. На страницах школьных учебников, в преимущественно посмертных поэтических сборниках, в сказках и скандально известном дневнике и просто в горячих сердцах. Вспомните, это он, Симоненко:
…Першим був не Господь і не геній,
Першим був простий чоловік…
***
…Ти знаєш, що ти — Людина?..
***
…Можна все на світі
вибирати, сину...
Привожу именно эти строки потому, что на момент нашего знакомства с Симоненко они уже были напечатаны. Только я их еще не читала. Хотя тоже писала (пыталась) стихи, работала в редакции, вечерами училась на факультете журналистики.
Токи между сердцами — так бывает?
Откровенно говоря, вначале наше знакомство было для меня отнюдь не желательным. Скорее даже лишним.
Я зашла в соседнюю редакцию молодежного журнала «Зміна», надеясь, что редактор литературного отдела Мыкола Сом меня выручит: для публикации в журнале, где работала я, срочно был необходим хороший рассказ. Рассчитывала на то, что приветливый и доброжелательный Мыкола сразу снимет трубку, позвонит кому-нибудь из своих постоянных авторов (конечно же, не ниже члена Союза писателей), представит меня как сотрудницу популярного женского журнала, тогда единственного подобного издания в Украине. Мы, шутя, твердили: «Лучшего украинского женского журнала, ведь, собственно, другого нет» — «Радянської жінки». Естественно, представит, не сообщая, что я там всего лишь регистратор писем, да и то без году неделя.
А Мыкола выслушал меня и, весело улыбаясь, кивнул на своего собеседника:
— Так вот же — Васыль Симоненко!
Честно говоря, это имя ни о чем мне не говорило. Глянула на парня: высокий и худой, черноволосый и скуластый, с насмешливыми карими глазами (тогда я еще не имела возможности сравнить Васыля с его же сказочным героем-двойником веселым дядькой Лоскотоном, который, как и сам Васыль, «мав... удачу добру й щиру, ще й лукавинку в очах»). Словом, не обрадовалась. А в подтверждение своих сомнений услышала:
— Вот вы меня не оценили, а я сразу почувствовал токи между нашими сердцами.
Только этого не хватало!
Чтобы как можно скорее закончить неудачный разговор, на листочке из блокнота небрежно черкнула свой рабочий адрес:
— Сюда пришлите. Срочно.
Васыль притворно вытянулся и расправил плечи:
— Есть! Будет сделано. До свидания, — его глаза смеялись.
Мыкола помахал рукой:
— До завтра.
Наверное, оба обрадовались, что так быстро отделались от чудаковатой — ну, ни капли кокетства! — деловой девушки с ее «заявочками»: а подать сюда рассказ, да еще и красивый, и короткий, и как можно быстрее...
А началось все так...
…Нам назначили нового главного редактора, Нинель Антоновну Приходько. На первой же пятиминутке она сказала:
— Я до сих пор руководила тележурналистами. Поэтому к вам вначале буду только присматриваться. А вы?.. Хотелось бы услышать предложения по поводу изменений в журнале, чтобы он стал еще лучше.
Более опытные коллеги мудро промолчали. А я восторженно подхватила:
— Так прежде всего — рассказы. Такие неинтересные. И одна сплошная тоска. Хотя и под фанфары.
Заведующая отделом литературы Антонина Степановна Белашова только негодующе пожала плечами. А новая «шефиня» спокойно предложила мне:
— Вот и достаньте что-то интересное и современное. Для ближайшего номера.
— Я?!!
Ни с одним из писателей я тогда не была лично знакома и не знала, к кому из них можно было бы обратиться. И как? Кто мне даст свой рассказ? Да еще небольшой, на четыре-пять печатных страниц. И чтобы стал «украшением номера»... А вдруг главному редактору он не понравится? Как тогда возвращать?
Но тут Антонина Степановна злорадно хмыкнула: что — легко говорить, трудно делать? И я... согласилась. Вот и пришлось мыкаться по соседним редакциям: «Зміна», «Київська правда», «Хлібороб України» — куда бы еще обратиться?
Вино из роз? Не пробовала
На следующее утро я едва дождалась Сома. Перехватила его в коридоре:
— Коля, кто это был? Ну, тот парень.
— А, Васыль? Мой однокурсник, журналист из Черкасс...
Я даже не пыталась скрыть разочарование.
— ...и поэт.
— Член союза? — уточнила с надеждой.
Мыкола рассмеялся:
— Пока нет. Но увидишь: будет. Его стихи хвалил сам Сосюра.
— Если бы рассказ, — огорченно вздохнула я.
— Так и подборка рассказов недавно была напечатана. В «Литературной Украине». Не читала? Почитай.
Наверстывать упущенное не хватало времени. К тому же нужен был только эксклюзив.
Чтобы поторопить Васыля, прислала ему пустой редакционный бланк-напоминание. Такие трафаретные письма мы отправляли в организации, которые не реагировали на редакционные запросы (по поводу разных, чаще бытовых, жалоб читателей-трудящихся) на протяжении предоставленного законом месячного срока.
Рассказ пришел буквально через пару дней. О сельской красавице и тайно влюбленном в нее садовнике, горбатом Андрее, который вызвался к свадьбе Ольги приготовить вино из роз. А она, умница, ценя не так внешнюю быстро вянущую привлекательность, как внутреннюю — всегда бесценную — человеческую красоту, тонко намекнула парню на свое отношение к нему. И на то, что такое необыкновенное вино было бы очень кстати на другой (их общей?) свадьбе.
Повеяло чем-то теплым и чистым.
В конверте я обнаружила еще и письмо. Ко мне. С тех пор его храню. А теперь пришло ощущение, что принадлежит это письмо — не только мне. Что это — штришок к образу писателя, которого знают и любят все... Вот и во время оранжевой революции Симоненко цитировал Виктор Ющенко...
«Вряд ли я отважился бы»...
(первое письмо Васыля)
«Надежда! Я присылаю Вам свое «Вино из роз» с надеждой, что вы не убьете меня своим презрением, попробовав его. Если бы Вы не напомнили мне о неосмотрительном обещании, вряд ли решился бы запечатать его в конверт и опустить в почтовый ящик, которых, между прочим, в Черкассах не так уж и много.
Рассказ не из тех, от которых теряют сознание. Но, разрази меня гром, я читал и худшие. Уверен, что и Вы не избежали этой горькой участи.
Буду терпеливо ждать вашего приговора. Но при этом напомню, что есть соответствующее указание — проявлять чуткость и внимание к людям. Если будете действовать не в ослепительном сиянии этого указания, я буду рассматривать Ваши действия как пережиток времен культа. Учтите, что я член профсоюза (№ билета не помню), защищающего мои права денно и нощно. Как писал мой друг и поэт В.Диденко:
Радянська Вітчизна —
одна у нас мати,
І всі ми у неї, мов квіт на гіллі.
На этом я исчерпал весь запас провинциального юмора и редакционных чернил, а посему вынужден прекратить этот яркий монолог.
Потому искренне жму Вашу руку и желаю 6.783.421 тонну счастья.
Простите за легкомысленность, но сегодня в Черкассах солнечный день.
Васыль Симоненко».
Из Черкасс письмо ушло 13 декабря 1962-го. Жить Васылю оставалось ровно год.
«Ну, зачем нам неполноценные?»
В принципе, рассказ моей начальнице понравился:
— Теплый. Высоконравственный. И хорошо читается. Вот только ущербность героя совсем лишняя. Пусть бы автор это подправил.
Если бы я тогда читала писательскую прессу! По крайней мере, сейчас не пришлось бы краснеть. Ведь буквально за два месяца до нашего знакомства с Симоненко в статье, опубликованной в той самой «Литературной Украине», Васыль писал: «Вряд ли можно воспринимать всерьез... призывы отвернуться от трагического и создавать так называемое «жизнерадостное». Бездушные идиллические радости, скорее, синоним идиотизма, нежели оптимизма».
В святом незнании я попросила автора «подредактировать» рассказ. Представляю его реакцию. И Васыль пожалел меня, неразумную. Просто вошел в положение и, не поучая, выручил. Добавив к рассказу письмо, где подсмеивался не надо мной, а... над самим собой.
«Стану безработным или киевлянином»
(второе письмо Васыля)
«Здравствуйте, Надежда!
Надеюсь, что Ваша зачетка уже распухла от автографов вежливых экзаменаторов, а Вы сами приступили к выполнению служебных обязанностей. Возвращаю Вам новеллу. Она искалечена не больше, чем мой Андрей.
Мы реорганизовываемся, то есть нашу прогрессивную редакцию разгоняют за глупость. Скоро стану безработным или киевлянином. Отвечайте по адресу: Шевченко, 337, кв. 129, Симоненко В.А. в Черкассах.
Лаконичные ответы на Ваши вопросы:
1) Что говорит мне фамилия Шлапак?
Когда-то я устроил ему (декану факультета журналистики университета, а со временем Полиграфического института, где как раз училась я. — Н.Р.)... обструкцию на защите практики. За этот подвиг меня хотели перевести с 5-го на 4-й курс.
2) Рассказ может пойти в 4-й номер. Это неплохо. Правда же?
Ага.
3) Теперь на очереди стихи. Пришлете?
Нет. Занесу сам.
У нас идет снег. Белый, словно грусть. Не хотел бы умереть под такие морозы — боюсь, что поклонники отморозят уши.
! Viva Куба и Надежда Довгаленко (моя девичья фамилия — Н. Р.)!
Васыль Симоненко.
P. S. Не верю, чтобы мужчина влюбился в горбатую девушку. Разве что идиот в глазах обывателя. Мужчины, как правило, никчемные и самоуверенные эгоисты. Женщина по своему естеству больше способна на самопожертвование. Если мужчина и влюбится в женщину с физическим недостатком, то все время будет требовать от нее благодарности и хвастать перед знакомыми своим «великодушием». Как будто для любви можно найти иную благодарность, кроме взаимности.
Если Вы читали «Прекрасную свинарку» Марти Ларни, то знаете, что в течение последних трех тысяч лет у женщин развивался мозг, а у мужчин — седалища. Нынче этот процесс приобрел особую интенсивность, особенно в селах, где все делается теми руками, которые должны ласкать детей.
Простите, если что не так.
Васыль».
На конверте — две даты: 26.01.63 (Черкассы) и 28.01.63 (Киев). Истекал его последний год.
* * *
Тем временем редакция нашего журнала перебралась с Крещатика, 10 на проспект Победы, 50. Именно там, в коридорах комбината «Радянська Україна», я случайно столкнулась с Васылем — он, кажется, как раз устраивался в «Робітничу газету» собкором по Черкасской области. Мы оба спешили, на ходу пообщались — ведь теперь будем видеться часто. Ошиблись. Скоро Васыль заболел. Оказалось, смертельно.
Говорят, что хоронили его в холодный зимний день. Искрился свежий снег. В глазах родных, коллег и немногочисленных друзей покойного, преимущественно писателей-шестидесятников, приехавших со всей Украины, застыла неподдельная грусть. И, наверное, у всех мерзли уши. И души.