Начало в «ЗН»
от 19 октября с.г.
Большинству желавших уехать людей в Украине приходилось ждать ответа на свои заявления по нескольку месяцев, а то и полгода. Каневского же на 12-й день вызвали к начальнику киевского ОВИРа, в кабинете у которого находился еще и замминистра внутренних дел Украины. И было сказано жестко, тоном, не допускающим возражений: никуда ты не поедешь. Мотивация была смешной - недостаточная степень родства; все прекрасно знали, что израильские вызовы, по которым уезжало большинство тогдашних эмигрантов, в основной своей массе липовые.
- Я не мальчик, знал, что меня будут травить, но до конца размаха кагэбэшной кампании против меня предполагать не мог. Уже через неделю увидел за собой слежку. Группами за мной ходили, под домом сидели. То, что телефон прослушивали и в доме была подслушивающая аппаратура, - однозначно. Это продолжалось два года. Все это время я не выходил на улицу один, потому что тогда было модно устраивать с людьми, подобными мне, разные провокации, чтобы потом был повод засадить их в тюрьму или психушку. Слава Богу, пронесло. Но через два года от меня отстали, видя, что ни с какими организациями я не связан, жаловаться никуда не хожу, писем не пишу, никто мной не руководит.
Был готов Каневский и к вакууму, который вокруг него возникнет. Он сам предупредил многих друзей и знакомых, чтобы с ним активно не общались.
А домой к нему один Валерий Лобановский приходил. Конечно, он был в силе, бояться ему особо было нечего, но сама мысль прийти к Каневскому требовала мужества.
Несколько лет после отказа Каневский не работал, а потом вместе с братом поехал в Черниговскую область. Был там простым строителем, а строили они дворцы культуры. Потом строил кооператив в Москве. С футбольными знакомыми вообще не общался - не хотелось создавать людям лишние неприятности.
- Начинал я рабочим, стало быть, знал, что это за хлеб. Футбол, хоть я им с детства и занимался, казался радостью, развлечением, а реальное будущее представлялось иным. Когда я был маленьким, мою мать однажды после войны вытолкнули из трамвая. В нем была страшная давка, и она упала настолько неудачно, что серьезно повредила себе ноги и больше никогда не смогла работать. А детей в семье было трое. Словом, родителям надо было помогать, и когда мне еще не было 16, пошел на завод «Арсенал» гравером. А потом на другом заводе был слесарем - и так до тех пор, пока в один прекрасный день ко мне не пришла открытка с предписанием явиться в киевское «Динамо»...
Уехать Каневскому удалось уже в разгар перестройки, в
88-м. С 79-го документов на выезд он больше не подавал, зная, что бесполезно, - а тут появилась информация, что всех выпускают. Написал заявление и спустя четыре месяца оно было удовлетворено. И 15 ноября 88-го с женой отправился по традиционному тогда маршруту: Вена - Рим -Нью-Йорк.
- Первое время тяжело было. Но работа быстро подвернулась, и даже по специальности - как у меня, так и у жены. Она в Союзе работала косметологом и здесь сразу пошла на курсы и получила диплом с правом работать по этой специальности. И ей удалось попасть в очень престижный салон в Манхэттене.
А что до меня, то уже через неделю после приезда я узнал, что в Нью-Йорке русские эмигранты открывают детскую спортивную школу под названием «Спартакус». Они тоже были наслышаны о моем приезде и сразу попросили открыть отделение футбола. Проработал я там месяцев восемь, а потом открыл собственную школу.
Школа Каневского выжила и существует по сей день. Занимаются в ней 45 детей, три команды по 15 человек - было бы больше, да вот маловато в Бруклине нормальных футбольных полей. У каждой команды по две тренировки в неделю, в выходные - игра. В школе только ребята из русскоязычных семей - тут причина в том, что Виктору Израилевичу так всерьез и не дался английский.
- Это самая большая ошибка, которую я совершил в Америке. В первый год я занимался делами дочки, а не языком, а потом появился круг общения - чисто русскоязычный, ведь живу я в Бруклине, где выходцев из Союза - тьма-тьмущая, да и сразу несколько программ телевидения - русские. Прямой необходимости в английском как бы нет. Вот я и не стал, в отличие от жены, серьезно заниматься языком, а сложись по-другому, как знать, не работал бы я сейчас в «Нью-Йорк/Нью-Джерси Метростарс», команде MLS? Когда Лига организовывалась, я присутствовал на всех заседаниях оргкомитета, меня знали. Но дальше дело не пошло. Учитывая еще заработки жены, семья не бедствует. Но, конечно, если бы я знал как следует английский, мои возможности в материальном плане были бы совершенно другими.
- Виктор Израилевич, вы чувствуете себя в Америке счастливым человеком?
- Счастье - слишком многогранное понятие, чтобы я ответил однозначно. Знаете, несмотря на все пережитое, первые два года меня тяжкая ностальгия мучила. По ночам не спал, а если засыпал, то снился мне Киев. Каждый раз. Я скрывал это, никому, даже домашним, не говорил - но это было. В 91-м летал домой - пригласили на 30-летие первого нашего чемпионства. Встретили превосходно, но ностальгия почему-то пропала. Привык, наверное, уже к Штатам. Доволен ли я жизнью? Да, доволен. Потому что рядом со мной - два красавца-внука, дочь, жена, зять, которым здесь хорошо. И живем все - дружнее не придумаешь. А что еще в моем возрасте надо?..