О мертвых или хорошо, или ничего. Максима известная. Еще с VI до н. э. Правда, эллины не предусмотрели, как быть, коль скоро мертвые хватают живых. Тащат их в преисподнюю исторического небытия. Об этом невольно подумалось, когда недавно узнал результаты весьма своеобразного социологического исследования, которое проводилось в России. Главным образом потому, что все это с небольшой долей погрешности можно спроецировать и на Украину. Так вот, был задан вопрос о наиболее любезных сердцам респондентов политиках нашей страны ХХ века, при которых им хотелось бы жить и сегодня. Первые места заняли, вопреки всем предположениям, Андропов и Брежнев. Первый, оказывается, ассоциировался в сознании опрашиваемых с порядком. Второй - со стабильностью. При этом было напрочь упущено из виду, что тот «андроповский порядок» в нормальном, цивилизованном обществе называется беззаконием. «Брежневская стабильность», ставшая предтечей развала страны, была нами же названа застоем.
С нескрываемым восторгом называют нынешних сотрудников спецслужб чекистами. Уж не потому ли, что во многих их служебных кабинетах, особенно лубянского подчинения, и по сей день красуются портреты и бюстики «железного Феликса». А совсем недавно птенцы лубянского гнезда, ведомые новым российским премьером, торжественным шествием с возложением роскошных венков у кремлевской стены отметили 85-летие Юрия Андропова. О чем незамедлительно уведомили весь мир не только российские, но и зарубежные телеканалы. Тем самым явив всему миру, что мы так и не выдержали испытания свободой и правдой. Бездумное краснознаменное прошлое оказалось милей сердцам многих людей. Так, может быть, нелишне вспомнить слова великого Бернарда Шоу, что «демократия - это гарантия того, что вами будут управлять не лучше, чем вы того заслуживаете».
Амнезия - потеря памяти - у одного человека - трагедия. У народа - катастрофа. Позабыть в одночасье незаживную боль потерь в Афганистане, «психушки» и тысячи репрессированных диссидентов, полуголодный застой и вакханалию номенклатурных привилегий, наконец, всеохватывающую ложь и циничное лицемерие кремлевской геронтократии. И все это напрочь вычеркнуть из памяти? Уж не сродни ли это массовому помешательству. Нет, кровь и страдания забвению не подлежат. Простить или преступить их невозможно. Преступно.
Каждый вправе делать свой выбор. Вольному воля. Увы, но для множества людей жизнь в рабстве, пусть и цивилизованном, оказалась куда как предпочтительней, комфортней свободы. Ведь свободой надо распоряжаться самому. А в рабстве ни о чем думать не надо. Пайка хлеба от хозяйских щедрот обеспечена.
С таким феноменом в нашей истории мы уже сталкивались. В 1961 году. Тогда множество крепостных тоже не возжелали свободы, воли. Свобода страшила их своей непривычностью, непредсказуемостью. Ответственностью за свою собственную судьбу. Трудно, страшно, особенно, если непривычно. Так не потому ли закоренелые преступники, проведшие большую часть своей жизни в «зоне», обретя волю, никак не могут адаптироваться к нормальной жизни? И, не успев обрести свободу, тут же пускаются во все тяжкие, идут на любое правонарушение, дабы вновь, как можно скорее, вдохнуть полной грудью привычный воздух «зоны». Оказаться в ней. Такой привычной. Такой комфортной.
Вот и приходишь невольно к парадоксальному выводу, что исторически утвердившийся в сознании определенной категории людей генетический код крепостнического рабства подарил своеобразное психическое заболевание, которое с полным на то основанием можно назвать «синдромом зоны». Где торжествует «социальная справедливость» по-большевистски: если мне плохо, то и соседу должно быть не лучше.
И невдомек этим людям, что недоброй памяти советское государство, навсегда, надеюсь, почившее в бозе, подарившее миру казарменный социализм, о котором столь сладостно ностальгируют особи вчерашнего дня, просуществовавшие в нем почти всю свою жизнь, родилось как бастион для диктатуры пролетариата. Как результат патологической потребности люмпенов от коммунизма в неограниченной власти над людьми. Власти, ради которой приносились в жертву народом миллионы жизней. И функции воспитания «синдрома зоны», подавления личности, непрестанного насилия были изначально главными составляющими. Оружием же «революционного насилия, а точнее, непрекращающегося «красного террора», был беспрецедентно громадный репрессивный аппарат. Рожденный с первых же дней провозглашения всевластия кучки заговорщиков. Превративший всю страну в сплошной гигантский «архипелаг ГУЛАГ».
Так что, если уж и говорить о юбилеях, которые нынешним «чекистам» из вечно вчерашних со товарищи следовало бы особо отметить, то не мешало бы им заглянуть в свои коммунистические святцы. Тогда бы не обошли своим вниманием еще одной даты - 29 октября. Тоже юбилейного дня. Именно в тот день исполнилось ровно 70 лет со дня издания циркуляра ОГПУ о создании по всей стране постоянно действующих «троек». Наделенных правом вынесения любых приговоров так называемым «врагам народа». В том числе и смертных. Что они, кстати, главным образом и делали. Остается лишь добавить, что их решения - судебными приговорами это не назвать - являлись окончательными. Обжалованию не подлежали.
За правовую основу работы «троек» были приняты принципы «святой инквизиции». Ведь и она непримиримо преследовала еретиков. Людей свободомыслящих, отвергающих господствующие догматы. Позаимствовав у инквизиции основополагающий постулат «презумпции виновности», они пошли значительно дальше. Не только исключили по-иезуитски участие в процессе адвоката и прокурора, но и самого обвиняемого. Допросы с пытками, свидетельства доносчиков и полнейшую бездоказательность обвинения - все это было положено в основу приговоров. Более того, в отличие от инквизиции с ее индивидуальным подходом к каждому еретику, они дело поставили на поток.
Кстати заметить, чекисты всегда были горазды до юбилеев. И отмечали их с размахом. Так, скажем, произошло и в преддверии 20-летия октябрьского переворота. В августе 1937 года они ознаменовали приближение праздника приказом о создании еще семи концлагерей с контрольными цифрами: начальная - по 5000 заключенных в каждом и конечная - по 15000 в каждом. Особо оговорив, чтобы заключенных использовали на самых тяжелых работах вне зависимости от трудоспособности. Чем больше мор - тем больше можно будет пропустить через жернова «социалистической законности». А затем последовал еще один эпохальный приказ. На сей раз уже о строительстве новых тюремных корпусов. Эти «стройки коммунизма» были отнесены к первоочередной категории.
«Романтический террор» перешел в стадию жесточайшей бюрократической регламентации. Никакой отсебятины. Недаром же сам Ленин говаривал, что «социализм - это учет». Справедливости ради надо отметить, что принцип массовости террора, апробированный с первых же дней революции, (если уж быть точным, то контрреволюции), как непременное условие марксизма-ленинизма, соблюдался неукоснительно. Так, скажем, украинскому НКВД на 1937 год Москвой в приказном порядке был установлен лимит на 28000 арестованных. Из них планировалось провести по первой категории - расстрельной - 8000 человек. Но ведь партия всегда призывала планы перевыполнять. Шли сталинские пятилетки. И каждое перевыполнение сопутствовало очередным наградам. Естественно, украинские чекисты рвались в ряды передовиков. Дважды нарком внутренних дел Украины И.Леплевский обращался с просьбами в Москву об увеличении лимита. В конечном итоге там вняли его настоятельным хлопотам. И установили на тот год показатели, плановые показатели: по 1-й, расстрельной категории-26150 человек, по 2-й, концлагерной категории - 37600 человек. Скорректированные планы доблестным трудом чекистов были выполнены со значительным перевыполнением.
Кстати заметить, осуждение по 2-й категории отнюдь не означало безусловное сохранение жизни. Приговор могли пересмотреть и в концлагере. Ведь шквал непрекращающихся репрессий, который был отличительной чертой системы на протяжении всего её существования, являлся порождением непроходящего страха, который буквально пронизывал режим казарменного социализма. И свой страх они топили в крови, чужой крови. Это нашло свое наиболее яркое выражение в дни, предшествующие 20-летию Октября. Тогда «особая тройка» Ленинградского УНКВД в течение трех дней октября вынесла смертный приговор 1116 заключенным знаменитых Соловецких лагерей. И чекист капитан М.Матвеев собственноручно из револьвера расстрелял за пять дней 1111 заключенных. 5 человек умерло до казни...
Место расстрела - Сандормох. Соловки. Запомним это название. Именно тогда здесь убили гордость украинской культуры. Лесь Курбас и Мыкола Кулиш, Мыкола Зеров и Мирослав Ирчан-Бабак, Валериан Подмогильный и Марко Вороный, Олекса Слесаренко и Григорий Эпик, Павел Филипович и Валериан Полищук, Михайло Яловой и Матвей Яворский... Расстрелянное Возрождение... Расстрелянные иллюзии...
И если бы кто-нибудь отважился отметить кровавый юбилей «троек» по местам их деяний, пожалуй, цветов на венки по всей планете не хватило бы. Довелось бы всю страну устлать венками. Ведь в стране шла необъявленная война. Война с народом. Война во имя укрепления диктатуры коммунистической партии, ордена меченосцев. Первооснову же этой войны, её теоретические предпосылки очень точно сформулировал сталинский клеврет Л.Каганович, отвечая на упреки Карла Каутского кремлевской камарилье, что большевики усвоили искусство политической полиции лучше, чем учение Маркса: «Мы не спорим, что действительно научились искусству, как он выразился, политической полиции, что ГПУ у нас работает неплохо, а если бы Каутский попал к нам, то мы предоставили бы ему полную возможность в этом убедиться лично. На этот счет мы не спорим, что Каутский не знает, что ГПУ не только не противоречит, но целиком исходит из учения Маркса, т.к. не кто иной, как Маркс первым выдвинул идею диктатуры пролетариата как идею жесткой диктатуры, что душит всякое сопротивление».
А ведь прав был Каганович. Прав. Именно Маркс и никто другой в предвкушении гипотетической победы его теории и завоевания власти «бродячим призраком» заявлял, что «после прихода к власти нас станут считать чудовищами, на что нам, конечно, наплевать». Вот ведь как....Не ошибся основоположник. Не ошибся.. Не обманулся в своих российских последователях. Не зря же еще один основоположник, Ленин, требовал, чтобы «каждый коммунист был чекистом». Более, уточнял, что «хороший коммунист - хороший чекист». «Железный нарком» Н.Ежов в своем знаменитом письме Сталину и Политбюро с гордостью признавался, что именно «при повседневном руководстве ЦК - НКВД погромил врагов». Главный же украинский «инженер человеческих душ», безусловный марксист-ленинец сталинского разлива, Александр Корнейчук пошел еще дальше. В этом бесконечном конвейере смерти красной инквизиции он узрел нечто большее, значительное - беспредельное человеколюбие. «Беспощадная борьба с врагами народа, - патетически провозглашал он на торжественном заседании в Киеве, посвященном 20-летию ВЧК-ГПУ-НКВД, - является проявлением истинного гуманизма, и мы единодушно приветствуем наших славных чекистов за беспощадность к врагам». Беспощадность к врагам... А в Сандормохах звучали выстрелы...
Остается только добавить, что тот «истинный гуманизм» большевиков унес в тысячи и тысячи могил, чаще всего безымянных, больше людей, чем страна потеряла во всех войнах. Начиная с 1812 года. В десятки, сотни раз больше, чем святая инквизиция спалила на своих аутодафе людей во всем католическом мире за все свои почти 650 лет. С 1184 по 1835 год.
Повторюсь, если святая инквизиция действовала выборочно, индивидуально рассматривая каждого еретика, то красная инквизиция была привержена к массовости. И в расстрельные списки чаще всего попадали совершенно случайные люди. Никак не причастные ни к какому антисоветизму. Был бы человек, а «дело» найдется - таков был девиз красных инквизиторов. Вначале возможные еретики от коммунизма попадали в руки чекистских костоломов. Или «забойщиков», как их называли сами энкаведисты. Те выбивали из невинных людей признания во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях. Потом подключались «писатели», которые и оформляли признательные протоколы допросов. Технология была отработана до мелочей. Как создавались «враги народа», рассказывал сам Н.Ежов: «Я должен сказать, что существовала такая практика: перед тем, как протокол давать на подпись обвиняемому, его вначале просматривал следователь, потом передавал начальству, а важные протоколы доходили даже до наркома. Нарком вносил указания, что нужно записывать так, а не так. Потом протокол давали подписывать обвиняемому».
Справедливости ради следует особо отметить, что здесь речь идет о наиболее резонансных делах. На них, помимо наркомовских правок, как свидетельствуют спецархивы, сохранились и собственноручные сталинские корректуры.
Но на этом дело не заканчивалось. После подписания протокола перед судебным заседанием шел инструктаж заключенного. Естественно, если в том была необходимость и «тройка» не работала по конвейерному методу. К примеру, один из именитых чекистов Л.Заковский инструктаж проводил так: «Самому тебе ничего не доведется выдумывать, - наставлял он очередного «врага народа», - НКВД составит для тебя готовый конспект, а твое дело его изучить, хорошо запомнить все вопросы и ответы, которые может поставить суд». Случались и другие варианты «подготовки». Партийные. Идеологические. Так, старого члена партии
М.Якубовича перед открытым судебным процессом напутствовал его старый знакомец еще по подполью, ставший генеральным прокурором, Н.Крыленко: «Я не сомневаюсь, что вы лично ни в чем не виноваты. Но мы оба выполняем долг перед партией. Я вас считал и считаю коммунистом. Я буду обвинителем на процессе. Вы будете подтверждать данные на следствии показания. Это - наш с вами партийный долг».
О том, как добывались эти «данные на следствии показания», для самого Крыленко особым секретом не было. Ему предстояло вскоре самому пройти через это.
«Мотай арестованного! Мотай! Не забывай, что ты работаешь в ЧК, а не в уголовном розыске! Мотай! - требовали у своих костоломов чекистские начальники. И те мотали... К слову, и само начальство самого высокого ранга не отказывало себе в удовольствии поприсутствовать на этих мотаниях. На Лубянке такая методика называлась «французской борьбой». Вначале, мол, арестованный все начисто отрицает, затем, «прозрев» под влиянием следователя, «раскалывается», идет на безоговорочное признание вины.
Вот и получалось, если человек после таких «допросов» оставался жив, то подписывал, что угодно. Так, диктор Карагандинского радио, - как было зафиксировано в его расстрельном приговоре «тройки», - сознался, что «заражал скот сибирской язвой через эфир».
Репрессии, обрушившиеся на страну, не ограничивались только собственно «врагами народа». Шла беспощадная «зачистка» их семей. По этому поводу был издан специальный оперативный приказ №00486 за подписью самого наркома Н.Ежова. Санкционированный, конечно же, ЦК ВКП(б) и лично Сталиным. Приказ, не просто узаконивший зловещую аббревиатуру ЧСИР - член семьи изменника родины. Но и все тонкости процедур расправы с ними.
Приказ регламентировал все кары, которые должны обрушиться на головы ЧСИР. Методы их реализации. Аресту подлежали не только жены осужденных, находящиеся с ними в юридическом или фактическом браке, но и на момент ареста в разводе. Если же к моменту ареста были больны или имели на руках больных детей, то «по выздоровлению арестовываются и направляются в лагерь». Не об этом ли «истинном гуманизме» говорил А.Корнейчук? Жены осужденных «врагов народа», имеющие грудных детей, немедленно подвергаются аресту и «без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь». Так же предписано поступать с «женами, имеющими преклонный возраст». Тоже гуманизм?.. Правда, все они «подлежат заключению в лагеря на сроки в зависимости от социальной опасности, не менее 5-8 лет». Верхний предел не установлен...
Остается добавить, что, в соответствии с распоряжением генерального прокурора страны Сафонова, «лицам, имевшим связь с особо опасными государственными преступниками и арестованными по ст.7-35 УК РСФСР как социально-опасный элемент, предъявлять обвинения не требуется. Иными словами, лагерный срок дается просто так. Без обвинений. Вот и вся недолга.
Но ведь и это еще далеко не все. Вспомним, сколько святочных историй довелось людям моего поколения прочитать о неустанных заботах славных чекистов во главе с Ф.Дзержинским о неприкаянных детях. Но не найти ни слова о тех, кто их сделал беспризорными. Вот и на сей раз в том же приказе «счастливое детство» не было обойдено вниманием Лубянки. Впервые в мировой истории был введен в оборот термин «социально опасные дети». Именно так названы были в том приказе дети «врагов народа». И безоговорочному аресту подлежали «социально опасные дети в возрасте до 15 лет». Что же касается других, то - привожу формулировку приказа дословно - «социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагерь или исправительно-трудовые колонии НКВД, или водворяются в детские дома особого режима Наркомпросов республики». Остается лишь добавить, что другим приказом для социально-опасных детей, начиная с 12 лет, в «зависимости от степени опасности», вводился расстрел.
История человечества подобного не ведала. Такого не могли себе позволить ни инквизиция, у которой учились коммунисты, ни гитлеровские нацисты, которые учились у коммунистов. Так было. И эти кровавые страницы в нашей жизни не перечеркнуть, не выбелить. История не знает сослагательного наклонения. Её невозможно уничтожить, предать забвению. Ведь забвения, как правило, жаждут или трусы, или негодяи. Можно ли позабыть таких тиранов, как Нерон или Тамерлан, Сталин или Гитлер? Нет. Их будут помнить. Помнить, пока жив человек. Чтобы впредь кошмары, порожденные ими, не повторились никогда. Так как же быть с мертвыми? Что, только хорошо или ничего? Нет, только правду.